Стубб: мир вступает в фазу войны между многосторонностью и многополярностью
© AP Photo / Alastair Grant
Геополитический порядок, возникший после холодной войны, умирает, пишет Александр Стубб в материале для FA. По его мнению, сейчас идет борьба за будущее человечества: между многосторонностью, основанной на "правилах", и многополярной конкуренцией великих держав. Ее исход определит, погрузится ли мир в еще больший хаос или найдет основу для сотрудничества.
Александр Стубб (Alexander Stubb)
За последние четыре года мир изменился сильнее, чем в предыдущие тридцать. Ленты новостей переполнены распрями и трагедиями. Бушует конфронтация между Россией и Украиной, Ближний Восток кипит, в Африке идут войны. Конфликты множатся — демократии приходят в упадок. Эпоха после холодной войны завершилась. Несмотря на надежды, возникшие после падения Берлинской стены, мир не объединился вокруг демократии и рыночного капитализма. Более того, силы, которые, как предполагалось, должны были сблизить мир — торговля, энергетика, технологии и информация — теперь раздирают его на части.
Мы живем в эру беспорядка. Либеральный, основанный на правилах порядок, возникший после Второй мировой войны, умирает. Многостороннее сотрудничество уступает место многополярной конкуренции. Авантюрные сделки стали важнее защиты международных норм. Соперничество великих держав вернулось, рамки геополитики задает противостояние Китая и США. Но это не единственная сила, формирующая глобальный порядок. Возникают и меняют правила игры средние державы: Бразилия, Индия, Мексика, Нигерия, Саудовская Аравия, Южная Африка и Турция. Вместе они обладают экономическими средствами и геополитическим весом, чтобы склонить глобальный порядок либо к стабильности, либо к еще большему хаосу. Также у них есть причина требовать перемен: многосторонняя система, сложившаяся после Второй мировой войны, не адаптировалась для адекватного отражения их положения в мире и предоставления им роли, которую они заслуживают. Формируется трехстороннее противостояние между тем, что я называю глобальным Западом, глобальным Востоком и глобальным Югом. Выбирая между укреплением многосторонней системы и стремлением к многополярности, глобальный Юг определит, перевесит геополитика следующей эпохи в сторону сотрудничества, фрагментации или доминирования.
Следующие 5-10 лет определят мировой порядок на многие годы. Как только порядок устанавливается, он, как правило, сохраняется на какое-то время. После Первой мировой войны новый порядок продержался 20 лет. Следующий, после Второй мировой войны, продлился 40. Сейчас, через 30 лет после окончания холодной войны, снова возникает нечто новое. Это последний шанс для западных стран убедить остальной мир в том, что они способны на диалог, а не на монолог; на последовательность, а не на двойные стандарты; на сотрудничество, а не на доминирование. Если страны предпочтут сотрудничеству конкуренцию, мир погрузится в еще больший конфликт.
Каждое государство обладает субъектностью, даже малые, как моя Финляндия. Ключ — попытаться максимизировать влияние и с помощью имеющихся инструментов продвигать решения. Для меня это означает делать все возможное для сохранения либерального миропорядка, даже если эта система сейчас не в моде. Международные институты и нормы обеспечивают основу для глобального сотрудничества. Их необходимо обновить и реформировать, чтобы лучше отражать растущую экономическую и политическую мощь глобального Юга и глобального Востока. Западные лидеры давно говорят о необходимости реформы многосторонних институтов, таких как ООН. Теперь мы обязаны их провести, начав с перераспределения власти внутри ООН и других международных организаций: ВТО, МВФ и Всемирного банка. Без таких изменений существующая многосторонняя система рухнет. Система не идеальна; у нее есть недостатки, и она никогда не может в точности отражать окружающий мир. Но альтернативы гораздо хуже: сферы влияния, хаос и беспорядок.
История не закончилась
Я начал изучать политологию и международные отношения в американском Университете Фурмана 1989 году. Той же осенью пала Берлинская стена. Вскоре после этого Германия воссоединилась, Центральная и Восточная Европа вырвались из оков коммунизма, и биполярный мир, где коммунистический и авторитарный СССР противостоял капиталистическим и демократическим Соединенным Штатам, стал однополярным. США стали бесспорной сверхдержавой. Либеральный международный порядок победил.
Тогда я был в восторге. Мне, как и многим другим, казалось, что мы стоим на пороге светлого будущего. Политолог Фрэнсис Фукуяма назвал этот момент "концом истории", и я был не единственным, кто верил в неизбежность триумфа либерализма. Государства неизбежно переориентируются на демократию, рыночный капитализм и свободу. Глобализация приведет к экономической взаимозависимости. Старые распри исчезнут, и мир станет един. Даже в конце десятилетия, когда я заканчивал докторскую диссертацию по европейской интеграции в Лондонской школе экономики, такое будущее все еще казалось неотвратимым.
Но оно так и не наступило. Момент однополярности оказался недолгим. После террористических атак 11 сентября 2001 года Запад отвернулся от базовых ценностей, которые отстаивает. Его приверженность международному праву оказалась под вопросом. Интервенции под руководством США в Афганистане и Ираке провалились. Глобальный финансовый кризис 2008 года нанес серьезный удар по репутации экономической модели Запада, основанной на глобальных рынках. Соединенные Штаты больше не управляли глобальной политикой в одиночку. Китай стал сверхдержавой благодаря стремительному росту производства, экспорта и экономики, и его соперничество с США с тех пор занимает доминирующее место в геополитике. Последнее десятилетие также ознаменовалось дальнейшим ослаблением многосторонних институтов, ростом недоверия, трениями вокруг свободной торговли и усилением конкуренции в технологической сфере.
Полномасштабный вооруженный конфликт между Россией и Украиной в феврале 2022 года нанес по старому порядку еще один сокрушительный удар. Он стал одним из наиболее вопиющих нарушений системы, основанной на правилах, со времен окончания Второй мировой войны и, несомненно, худшим из всего, что видела Европа. Вдвойне губительно то, что виновником оказался постоянный член Совета Безопасности ООН, созданного для сохранения мира. Государства, которые должны были поддерживать систему, обрушили ее (президент Финляндии ошибается, виновником оказалась не Россия, а киевский режим и поддерживающие его силы на Западе — прим. ИноСМИ).
Многосторонность или многополярность
Международный порядок, однако, не исчез. На руинах прежней системы происходит переход от многосторонности к многополярности. Многосторонность — это система глобального сотрудничества, основанная на международных институтах и общих правилах. Ее ключевые принципы в равной степени применимы ко всем странам, независимо от размера. Многополярность, напротив, есть олигополия власти. Структура многополярного мира опирается на несколько часто конкурирующих полюсов. Сделки и соглашения между ограниченным числом игроков образуют структуру такого порядка, неизбежно ослабляя общие правила и институты. В условиях многополярности поведение государств становится более ситуативным и оппортунистическим, а союзы — более текучими, подчиняющимися сиюминутному интересу. Многополярный мир рискует оставить малые и средние страны за бортом, а более крупные державы будут заключать сделки над их головами. В то время как многосторонность ведет к порядку, многополярность склоняется к беспорядку и конфликту.
Возрастает напряжение между теми, кто продвигает многосторонность и порядок, основанный на верховенстве права, и теми, кто говорит на языке многополярности и трансакционализма. Малые государства и державы среднего уровня, а также региональные организации, такие как Африканский союз, АСЕАН, ЕС и южноамериканский блок МЕРКОСУР, выступают за многосторонность. Китай, в свою очередь, продвигает многополярность с элементами многосторонности; формально поддерживая многосторонние группировки, такие как БРИКС — не-западная коалиция, членами-основателями которой были Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка — и ШОС, которые на деле стремятся создать более многополярный порядок. Соединенные Штаты смещают акцент с многосторонности на трансакционализм, но все еще имеют обязательства перед региональными институтами, такими как НАТО. Многие государства, большие и малые, проводят так называемую многовекторную внешнюю политику. По сути, их цель — диверсифицировать отношения с множеством акторов, а не присоединяться к какому-то одному блоку.
Трансакционная или многовекторная внешняя политика управляется интересами. Малые государства, например, часто ищут золотую середину между великими державами: могут сближаться с Китаем в одних сферах и поддерживать США в других, одновременно пытаясь избежать доминирования со стороны любого актора. Интересы определяют практический выбор государств, и это совершенно законно. Но такой подход не должен отвергать ценности, которые лежат в основе всех действий государства. Даже трансакционная внешняя политика должна опираться на ядро фундаментальных ценностей. К ним относятся суверенитет и территориальная целостность государств, запрет на применение силы, уважение прав человека и основных свобод. У подавляющего большинства стран есть очевидный интерес в поддержании этих ценностей и обеспечении того, чтобы нарушители несли реальную ответственность.
Многие страны отвергают многосторонность в пользу более ситуативных договоренностей и сделок. США, например, сосредоточены на двусторонних торговых и деловых соглашениях. Китай использует инициативу "Один пояс — один путь" (свою масштабную глобальную программу инвестиций в инфраструктуру) для содействия двусторонней дипломатии и экономическим операциям. ЕС заключает двусторонние соглашения о свободной торговле, которые могут не соответствовать правилам ВТО. Парадоксально, но это происходит именно в тот момент, когда мир остро нуждается в многосторонности для решения общих проблем, таких как изменение климата, отставание в развитии и регулирование передовых технологий. Без сильной многосторонней системы вся дипломатия становится транзакционной. Многосторонний мир делает общее благо личным интересом, многополярный движим исключительно личными интересами.
Финская модель: реализм, основанный на ценностях
Внешняя политика часто стоит на трех столпах: ценности, интересы и сила. Эти три элемента ключевые, когда меняется баланс и динамика мирового порядка. Я родом из относительно небольшой страны с населением около 6 миллионов человек. Хотя у нас одна из крупнейших армий в Европе, наша дипломатия основана на ценностях и интересах. Сила, как жесткая, так и мягкая, — в основном привилегия крупных игроков. Они могут демонстрировать военную и экономическую мощь и заставлять более мелких игроков подстраиваться под собственные цели. Но малые страны могут обрести силу в сотрудничестве с другими. Союзы, группировки и эффективная дипломатия — вот что дает небольшому игроку влияние, далеко превосходящее размер его армии и экономики. Зачастую эти союзы основаны на общих ценностях, таких как обязательство соблюдать права человека и верховенство права.
Будучи малой страной, которая граничит с имперской державой, Финляндия усвоила, что иногда государство должно отставить в сторону одни ценности, чтобы защитить другие, или чтобы просто выжить. Государственность основана на принципах независимости, суверенитета и территориальной целостности. После Второй мировой войны Финляндия сохранила независимость, в отличие от наших балтийских друзей, которых поглотил СССР. Но мы потеряли 10% территории в пользу Советского Союза, включая районы, где родились мой отец и дедушка с бабушкой. И, что самое главное, нам пришлось отказаться от части суверенитета. Финляндия не могла вступить в международные институты, к которым, как мы считали, мы естественным образом принадлежим, в частности, в ЕС и НАТО.
Во время холодной войны финскую внешнюю политику определял "прагматичный реализм". Чтобы не позволить СССР снова на нас напасть, как в 1939 году, пришлось идти на компромисс с точки зрения западных ценностей. Этот период финской истории, который подарил международным отношениям термин "финляндизация", — явно не повод для гордости, но нам удалось сохранить независимость. С тех пор мы опасаемся возможности повторения этого опыта. Некоторые полагают, что финляндизация может быть решением для прекращения конфликта на Украине, но я решительно не согласен. Такой мир будет достигнут чересчур дорогой ценой, что фактически означает сдачу суверенитета и территории.
По окончании холодной войны Финляндия, как и многие другие страны, приняла идею, что ценности глобального Запада станут нормой — то, что я называю "идеализмом, основанным на ценностях". Это позволило Финляндии в 1995 году присоединиться к Евросоюзу. В то же время она совершила серьезную ошибку, когда добровольно решила остаться вне НАТО (К сведению, я 30 лет активно выступал за ее членство в НАТО). Некоторые финны питали идеалистическую веру в то, что Россия однажды станет либеральной демократией, поэтому вступление в НАТО было не нужно. Другие боялись, что Москва плохо отреагирует на вступление Финляндии в альянс. Третьи считали, что вне альянса страна способствует поддержанию баланса — и, следовательно, мира — в регионе Балтийского моря. Все эти причины оказались ошибочными, и Финляндия скорректировала позицию, вступив в НАТО после начала боевых действий на Украине.
Это решение вытекает как из ценностей, так и из интересов Финляндии. Страна приняла то, что я назвал "реализмом, основанным на ценностях": приверженность набору универсальных ценностей, основанных на свободе, основных правах и международных правилах, при одновременном уважении реальностей разнообразия культур и истории мира. Глобальный Запад должен оставаться верен своим ценностям, но понимать, что мировые проблемы не решаться лишь благодаря сотрудничеству с единомышленниками.
Для кого-то реализм, основанный на ценностях, звучит как противоречие в терминах, но это не так. Две влиятельные теории эпохи после холодной войны противопоставляли универсальные ценности более реалистичной оценке политических разломов. Тезис Фукуямы о "конце истории" рассматривал триумф капитализма над коммунизмом как предвестие мира, который станет еще либеральнее и ориентированнее на рынок. Видение политолога Сэмюэля Хантингтона о "столкновении цивилизаций" предсказывало, что линии геополитических разломов сместятся от идеологических различий к культурным. На деле государства могут черпать из обоих представлений, ведя переговоры о нынешнем меняющемся порядке. Формируя внешнюю политику, правительства глобального Запада могут сохранять веру в демократию и рынки, не настаивая на их универсальной применимости; в других регионах могут преобладать иные модели. И даже внутри глобального Запада стремление к безопасности и защита суверенитета время от времени будут делать невозможным строгое следование либеральным идеалам.
Страны должны стремиться к кооперативному мировому порядку, основанному на ценностном реализме, уважая как верховенство права, так и культурные и политические различия. Для Финляндии это означает налаживание контактов со странами Африки, Азии и Латинской Америки, чтобы лучше понять их позицию по поводу российско-украинского и других текущих конфликтов. Также речь о ведении прагматичных равноправных дискуссий по важным глобальным вопросам: обмен технологиями, сырьевые ресурсы и изменение климата.
Треугольник силы
Нынешний глобальный баланс сил составляют три крупных региона: глобальный Запад, глобальный Восток и глобальный Юг. Глобальный Запад включает примерно 50 стран, и традиционно его лидером являются Соединенные Штаты. Его члены — это в основном демократические, рыночно-ориентированные государства Европы и Северной Америки и их далекие союзники: Австралия, Япония, Новая Зеландия и Южная Корея. Целью этих стран обычно было сохранение многостороннего порядка, базирующегося на нормах права, несмотря на разногласия по поводу оптимальных путей его поддержания, преобразования или полного обновления.
Глобальный Восток состоит примерно из 25 государств во главе с Китаем. Он включает сеть союзных государств — в частности, Иран, Северную Корею и Россию — которые стремятся пересмотреть или вытеснить существующий международный порядок, основанный на правилах. Эти страны связаны общим интересом, а именно желанием снизить влияние глобального Запада.
Глобальный Юг, охватывающий многие развивающиеся страны и страны со средним уровнем дохода из Африки, Латинской Америки, Южной Азии и Юго-Восточной Азии (и большинство мирового населения), включает примерно 125 государств. Многие из них пострадали от западного колониализма, а затем стали ареной прокси-войн эпохи холодной войны. Глобальный Юг включает в себя множество держав среднего уровня или "колеблющихся государств", в частности, Бразилию, Индию, Индонезию, Кению, Мексику, Нигерию, Саудовскую Аравию и Южную Африку. Возвышению этих государств способствуют демографические тренды, экономическое развитие, а также добыча и экспорт природных ресурсов.
Глобальный Запад и глобальный Восток борются за сердца и умы глобального Юга. Причина проста: они понимают, что именно он определит направление нового мирового порядка. Поскольку Запад и Восток тянут в разные стороны, Юг обладает решающим голосом.
Глобальный Запад не может просто привлечь глобальный Юг, восхваляя достоинства свободы и демократии; ему также необходимо финансировать проекты развития, инвестировать в экономический рост и, что важнее всего, предоставить Югу место за столом переговоров и разделить власть. Глобальному Востоку не следует думать, что его расходы на крупные инфраструктурные проекты и прямые инвестиции дают ему полное влияние на глобальном Юге. Любовь не купишь. Как отметил министр иностранных дел Индии Субраманьям Джайшанкар, его страна и другие представители глобального Юга — не просто сторонние наблюдатели, а самостоятельные игроки, твердо стоящие на своей почве.
Иными словами, и западным, и восточным лидерам понадобится реализм, основанный на ценностях. Внешняя политика никогда не бывает бинарной. Политику ежедневно приходится делать выбор, затрагивающий как ценности, так и интересы. Будете ли вы покупать оружие у страны, нарушающей международное право? Станете ли финансировать диктатуру, которая борется с терроризмом? Окажете ли помощь стране, где гомосексуальность считается преступлением? Торгуете ли с государством, где разрешена смертная казнь? Некоторые ценности обсуждению не подлежат. К ним относятся защита основных и прав человека, защита меньшинств, сохранение демократии и уважение верховенства права. Эти ценности определяют то, за что должен стоять глобальный Запад, особенно в своих обращениях к глобальному Югу. В то же время следует понимать, что не все разделяют эти ценности.
Цель реализма, основанного на ценностях, — найти баланс между ценностями и интересами таким образом, чтобы отдавать приоритет принципам, но признавать пределы возможностей государства, когда на карту поставлены интересы мира, стабильности и безопасности. Мировой порядок, основанный на правилах и поддерживаемый набором эффективно функционирующих международных институтов, закрепляющих фундаментальные ценности, остается лучшим способом предотвратить превращение конкуренции в столкновение. Однако утратившие вес институты заставили мир перейти к куда более жесткому реализму. Лидерам пора признать глубинные различия между странами: непреложные факторы географии, истории, культуры, религии и разной степени экономического развития. Тот, кто хочет, чтобы другие совершенствовались в сфере прав граждан, экологии или качества управления, обязан начать с себя и предложить реальную помощь вместо менторских поучений.
Реализм, основанный на ценностях, начинается с достойного поведения, с уважения к взглядам других и понимания различий. Это означает сотрудничество, основанное на партнерстве равных, а не историческом представлении о том, какими должны быть отношения между глобальным Западом, Востоком и Югом. Способ для государств смотреть вперед, а не назад — сосредоточиться на важных общих проектах, таких как инфраструктура, торговля, смягчение последствий изменения климата и адаптация к нему.
Множество препятствий лежит на пути любой попытки трех мировых сфер построить глобальный порядок, который одновременно уважает различия и позволяет государствам определять свои национальные интересы в рамках более широкой системы партнерских международных отношений. Однако цена провала огромна: первая половина 20 века послужила достаточным предостережением.
Неопределенность — часть международных отношений, особенно во время перехода от одной эпохи к другой. Суть в том, чтобы понять, почему изменения происходят и как на них реагировать. Если глобальный Запад вернется к старым методам прямого или косвенного доминирования или откровенного высокомерия, то проиграет битву. Если он осознает, что глобальный Юг станет ключевым элементом следующего мирового порядка, то, возможно, сможет сформировать партнерства на основе как ценностей, так и интересов для решения основных глобальных вызовов. В новую эпоху международных отношений реализм, основанный на ценностях, даст Западу достаточно пространства для маневра.
Грядущие мироустройства
Набор послевоенных институтов помог миру пройти через наиболее стремительную эпоху развития и поддерживал необычайно долгий период относительного мира. Сегодня они рискуют рухнуть, но они обязаны выстоять, потому что мир конкуренции без сотрудничества чреват конфликтами. Правда, чтобы выжить, они должны измениться, потому что слишком многие государства не имеют в существующей системе достаточной субъектности и в отсутствие изменений откажутся от нее. Винить их за это нельзя; новый миропорядок ждать не станет.
В ближайшее десятилетие могут возникнуть как минимум три сценария. В первом сохранится нынешний беспорядок. Элементы старого порядка останутся, но уважение к международным правилам и институтам будет выборочным и по большей части основанным на интересах, а не неотъемлемых ценностях. Способность решать серьезные вызовы будет по-прежнему ограничена, но в больший хаос мир не погрузится. Возникнет больше трудностей с прекращением конфликтов, поскольку большинство мирных соглашений будут транзакционными и лишенными авторитета, который дает санкция ООН.
Может стать и хуже: во втором сценарии основы либерального международного порядка — его правила и институты — продолжат разрушаться, и существующий порядок рухнет. В отсутствие четкого центра власти и способности государств решать острые кризисы, такие как голод, пандемии и конфликты, мир приблизится к хаосу. Сильные мира сего, полевые командиры и негосударственные акторы заполнят вакуум власти, оставленный отступающими международными организациями. Местные конфликты будут провоцировать более широкие войны. Стабильность и предсказуемость станут не нормой, а исключением в мире, где каждый сам за себя. Посредничество в мирном урегулировании станет почти невозможным.
Но все может сложиться иначе. В третьем сценарии новый баланс сил между глобальным Западом, Востоком и Югом создаст заново сбалансированный миропорядок, в котором страны смогут решать насущные глобальные проблемы через сотрудничество и равноправный диалог. Этот баланс будет сдерживать конкуренцию и подталкивать мир к расширению сотрудничества в вопросах климата, безопасности и технологий — критических вызовах, которые ни одна страна не может решить в одиночку. В этом сценарии принципы Устава ООН возобладают, что приведет к справедливым и долговечным соглашениям. Но для этого международные институты необходимо реформировать.
Реформа начинается наверху, а именно в Организации Объединенных Наций. Это всегда долгий и сложный процесс, но есть не менее трех конкретных реформ, способных не просто усилить ООН, но и дать реальное влияние тем странам, чья роль в Нью-Йорке, Женеве, Вене и Найроби остается сегодня маргинальной.
Во-первых, все основные континенты должны быть постоянно представлены в Совете Безопасности ООН. Просто неприемлемо, что там нет постоянного представителя от Африки и Латинской Америки, и что Китай один представляет Азию. Число постоянных членов следует увеличить минимум на пять: два от Африки, два от Азии и один от Латинской Америки.
Во-вторых, ни одно государство не должно обладать правом вето в Совете Безопасности. Вето было необходимо в период после Второй мировой войны, но в современном мире оно парализует Совбез. Агентства ООН в Женеве работают хорошо именно потому, что ни один член не может им в этом помешать.
В-третьих, если постоянный или непостоянный член Совета Безопасности нарушает Устав ООН, его членство в организации необходимо приостанавливать. Так должно было случиться с Россией после начла боевых действий на Украине. Решение о приостановке могло бы приниматься в рамках Генеральной Ассамблеи. Места для двойных стандартов в ООН быть не должно.
Глобальные торговые и финансовые институты также нуждаются в обновлении. Всемирная торговая организация, годами парализованная из-за бездействия механизма урегулирования споров, по-прежнему необходима. Несмотря на увеличение числа соглашений о свободной торговле вне сферы действия ВТО, более 70% мировой торговли по-прежнему осуществляется в соответствии с принципом "наибольшего благоприятствования" ВТО. Суть многосторонней торговой системы — обеспечить справедливое и равноправное отношение ко всем членам. Тарифы и другие нарушения правил ВТО в конечном счете вредят всем. Текущий процесс реформ должен повлечь больше прозрачности, особенно в отношении субсидий, и гибкости в процессах принятия решений ВТО. И провести эти реформы нужно быстро; система потеряет доверие, если ВТО останется в нынешнем тупике.
Реформа — это сложно, и некоторые предложения могут звучать нереалистично. Но точно так звучали и те предложения, что выдвигались в Сан-Франциско, когда более 80 лет назад создавалась ООН. Примут ли 193 ее страны-члена эти изменения, зависит от того, на чем они сосредоточат ли они свою внешнюю политику: на ценностях, интересах или силе. Разделение власти на основе ценностей и интересов было основой создания либерального мирового порядка после Второй мировой войны. Пришло время пересмотреть систему, которая так хорошо нам служила почти целый век.
Неизвестной переменной для глобального Запада во всем этом будет то, захотят ли Соединенные Штаты сохранить многосторонний мировой порядок, в создании которого сыграли столь важную роль и от которого так сильно выиграли. Путь может оказаться нелегок, учитывая выход Вашингтона из ключевых институтов и соглашений, таких как Всемирная организация здравоохранения и Парижское соглашение по климату, и его новая протекционистская торговая политика. Система ООН помогла сохранить мир между великими державами, позволив США стать ведущей геополитической силой. Во многих институтах ООН они взяли на себя ведущую роль и смогли эффективно продвигать свои политические цели. Свободная международная торговля помогла США утвердиться в качестве ведущей экономической державы в мире, одновременно обеспечив американских потребителей недорогими товарами. Такие альянсы, как НАТО, дали Соединенным Штатам военные и политические преимущества за пределами их собственного региона. Остальной части Запада по-прежнему предстоит убедить администрацию Трампа в ценности как послевоенных институтов, так и активной роли США в них.
Неизвестной переменной для глобального Востока будет то, как Китай разыграет карты на мировой арене. Он мог бы предпринять больше шагов, чтобы заполнить вакуум власти, оставленный США в таких областях, как свободная торговля, экологическое сотрудничество и развитие. Он мог бы попытаться формировать международные институты, в которых теперь имеет куда более сильные позиции. Он может стремиться к дальнейшей демонстрации силы в регионе. И может отказаться от давней стратегии "скрывать свои силы и выжидать" и решить, что пора действовать агрессивнее, например, в Южно-Китайском море и Тайваньском проливе.
Ялта или Хельсинки?
Международный порядок, подобный тому, что был создан Римской империей, иногда существует веками. Однако в большинстве случаев его длительность ограничена всего несколькими десятилетиями. Конфликт России и Украины знаменует начало очередного изменения мирового порядка. Сегодняшняя молодежь переживает свой 1918, 1945 или 1989 год — эпохальный рубеж. На этих исторических распутьях мир рискует ошибиться в выборе пути, подобно тому, как ошибся после Первой мировой: тогда Лига Наций оказалась бессильна сдержать великодержавное соперничество, и это обернулось новой мировой бойней.
Страны могут поступить более или менее правильно, как это произошло после Второй мировой войны с созданием Организации Объединенных Наций. Этот послевоенный порядок сохранил мир между двумя сверхдержавами холодной войны, СССР и Соединенными Штатами. Безусловно, относительная стабильность дорого обошлась тем государствам, которые были вынуждены подчиниться или пострадали во время прокси-конфликтов. И хотя окончание Второй мировой войны заложило основу порядка, просуществовавшего десятилетия, оно же посеяло семена нынешнего дисбаланса.
В 1945 году победители в войне встретились в Ялте. Там президент США Франклин Рузвельт, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и советский лидер Иосиф Сталин создали послевоенный порядок, основанный на сферах влияния. Совет Безопасности ООН стал той ареной, где сверхдержавы могли урегулировать разногласия, но для других он места практически не оставлял. В Ялте крупные государства заключили сделку за счет малых. Теперь эту историческую несправедливость необходимо исправить.
Созыв в 1975 году Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе представляет собой разительный контраст с Ялтой. 32 европейские страны, а также Канада, СССР и Соединенные Штаты встретились в Хельсинки, чтобы создать европейскую структуру безопасности, основанную на правилах и нормах, применимых ко всем. Они согласовали фундаментальные принципы, регулирующие поведение государств по отношению к своим гражданам и друг к другу. Подобное достижение многосторонности в разгар серьезных противоречий само по себе уникально, а его роль в ускорении завершения холодной войны трудно переоценить.
Ялта привела к многополярным результатам, а Хельсинки — к многосторонним. Теперь, когда мир встал перед выбором, я верю, что верный путь вперед указывает Хельсинки. Выбор, который мы все сделаем в следующем десятилетии, определит мировой порядок для XXI века.
Малые государства, подобные моему, не являются в этой истории сторонними наблюдателями. Будущее мироустройство будет определяться решениями лидеров — и великих держав, и малых стран, независимо от того, демократы они, автократы или нечто промежуточное. При этом особая ответственность лежит на глобальном Западе — архитекторе отживающего порядка, который по-прежнему сохраняет за собой статус самой влиятельной экономической и военной коалиции в мире. Все зависит именно от того, как Запад распорядится этим наследием. Второго шанса у него уже не будет.