Американский искусствовед Эрик Джиральдо в видео на своем YouTube-канале рассказал, как три советских художника блестяще высмеяли и развенчали образ Гитлера. В частности, они столь скрупулезно воссоздали на полотне последние часы жизни горе-фюрера, что зрители могли полностью прочувствовать атмосферу душного подвала, в котором он умирал, и надвигающегося поражения рейха.
В 1946 году три советских художника вошли в бункер, где Гитлер провел последние часы. Они прошли по разрушенным коридорам, увидели перевернутую мебель, беспорядок и пустые бутылки — все, что осталось после падения. Годы спустя, не потеряв ни одной детали, запечатлевшейся в их памяти, они написали картину, которая изменила все.
ИноСМИ теперь в MAX! Подписывайтесь на главное международное >>>
Картина, показывающая Гитлера побежденным, — не как трагического лидера, а как человека, которого игнорируют свои же подчиненные, дрожащего в дверном проеме, в то время как приближенные пьют, спят или просто отводят взгляд. Картина мгновенно возымела успех и получила Сталинскую премию. Ее репродукции распространились по всему СССР. Это не просто искусство. Это месть. Способ ясно дать понять, что Советы не просто победили врага. Они высмеяли врага в самый его жалкий момент.
Картина "Конец", написанная между 1947 и 1948 годами творческим коллективом Кукрыниксы, идеально служит своей цели. Сцена изображает не сражение. Она показывает нечто гораздо более символичное. Гитлер в окружении побежденных офицеров, игнорируемый, сломленный, в свои последние часы. Это представление идеально соответствовало посылу, который советская власть хотела донести до народа. Фашизм был не просто побежден, он был дискредитирован, унижен, низведен до гротескной тени того, чем он когда-то являлся. Картина была выставлена на официальной выставке, посвященной 30-й годовщине Красной Армии, а ее создатели получили Сталинскую премию первой степени в 1949 году. "Конец" функционировал как еще один винтик в пропагандистской машине, образ, призванный укрепить единственную идею: советский режим не просто одержал победу, он полностью раздавил своего самого страшного врага.
Кукрыниксы — это не один художник, а трое. Михаил Куприянов, Порфирий Крылов и Николай Соколов, три советских иллюстратора, которые начали свою карьеру с создания политических карикатур для журналов вроде "Крокодила" и постепенно стали визуальной основой целой эпохи. С 1930-х годов их прямой и сатирический стиль мгновенно стал узнаваемым по всему Советскому Союзу. Они высмеивали Муссолини, Гитлера и любых врагов Советов. Делая это не слишком тонко. Их рисунки были смелыми визуальными атаками, нарисованными так, чтобы любой мог понять посыл с первого взгляда. Во время Второй мировой войны их роль стала еще более важной. Они участвовали в создании "Окон ТАСС", серии гигантских плакатов, которые вывешивались в витринах магазинов и на стенах по всей стране. Они были похожи на крупномасштабные политические мемы, но в буквальном смысле в военное время.
Поэтому, когда война закончилась и Советский Союз захотел укрепить нарратив о тотальной победе, вопрос, кого следует позвать для этого дела, не стоял. На этот раз, однако, это была не карикатура, а масляная живопись. Большая, детализированная и тщательно скомпонованная. Сцена, которая должна была изобразить падение Гитлера как символ безоговорочного краха фашизма. Самое увлекательное — то, как им удалось написать эту сцену с таким высоким уровнем детализации, ведь "Конец" ощущается почти как кинематографическая реконструкция бункера.
Спустя всего несколько дней после окончания войны трое художников отправились в Берлин и вошли в тот самый бункер, где Гитлер провел свои последние часы. Они ходили по коридорам, видели разрушенные комнаты, делали заметки и впитывали атмосферу. Там не было тел, были лишь следы. Останки былого. Вернувшись в Москву, они воссоздали все в своей студии. Стены, мебель, даже освещение. Они построили нечто вроде театральной декорации бункера, деталь за деталью, чтобы написать полотно с точностью.
Поскольку никто не хотел позировать в роли Гитлера, ведь кто бы согласился, они сами по очереди становились натурщиками. Один надевал пальто, другой приклеивал усы, третий плюхался в кресло. Они сами исполняли каждую роль, как в спектакле, параллельно собирая материал для холста.
Техника, которую они использовали, — масло на холсте, написанное в стиле соцреализма, что подразумевало ясные, узнаваемые образы с прямым посылом, без абстракций. Но действительно впечатляет, что, несмотря на их прошлое в сфере карикатуры, художники достигли постановки, кажущейся почти театральной, полной атмосферы, напряжения и тщательно выверенных деталей.
Если вы внимательно посмотрите на заднюю стену, там висят картины. И это не просто художественный прием. В бункере действительно были картины, как видно на этой фотографии. Но здесь они висят криво, перекошено, как будто никому уже не было дела до поддержания порядка в этом месте.
Когда мы снова смотрим на полную сцену, видно, что доминирует ощущение беспорядка. На столе стоят открытые бутылки. Один офицер спит, другой погружен в мысли. Кажется, никто не обращает внимания на происходящее вокруг. Один из них, похоже, даже собрал чемодан, готовясь к бегству.
Посреди всего этого хаоса стоит Гитлер, не в центре, а в дверном проеме, застывший, как будто не уверен, войти ему или остаться снаружи. Никто не смотрит на него. Никто не встает. Он один, во всех смыслах этого слова. Его взгляд поднят, устремлен на что-то, чего мы не видим. Он смотрит на потолок? В небо? На доносящийся снаружи шум? Возможно, это просто выражение лица человека, который слышит приближение конца. А на заднем плане, почти скрытая в тенях, едва видимая фигура. Вероятно, это Геббельс. Прямого подтверждения нет, но в этом был бы смысл. Он был одним из немногих, кто оставался в бункере до самого конца. Он ни с кем не взаимодействует. Он кажется отстраненным, как будто он больше не является частью происходящего.
Сцена не является грандиозной или героической. Здесь нет речей, нет финальных жестов. Что мы видим — это полное отсутствие лидерства. Пространство, где каждый потерян в собственном крахе. И эта деталь, тот факт, что даже Гитлера не замечают, говорит обо всем. Это не картина о смерти. Это образ, где иерархия больше не имеет значения, застывший момент, где все, что осталось, — это распад.