Внедрение цифровых продуктов в строительной отрасли в последние годы стало главным двигателем развития стройки. Однако пришло время посмотреть и проанализировать, как работают эти продукты, отвечают ли они поставленным задачам и формируют ли ту самую цифровую среду, о которой говорилось в самом начале цифровизации? Об этом мы беседуем с «цифровым» заместителем министра строительства и ЖКХ РФ Константином Михайликом:
- Константин Александрович, цифровизация в строительстве развивается весьма бурно, но как можно оценить РЕАЛЬНУЮ ситуацию в этой области на всех этапах инвестиционно-строительного цикла?
- Оценка реальной ситуации – это всегда очень тяжелый вопрос. Недавно мы совместно с одной отраслевой компанией провели исследование по оценке того, какое есть российское программное обеспечение и как оно работает, и в этом исследовании четко написано, что в целом цифровая трансформация реально начала набирать обороты. Если говорить о нашей отрасли, то, как вы помните, у нас сначала была цифровая трансформация, потом появилась платформизация, потом искусственный интеллект. И каждый этап развивался в классическом соответствии с кривыми Гартнера: сначала восторг, хайп, рост – потом выходим на плато. Но если многие отрасли прошли эти этапы постепенно и последовательно, вместе с развитием технологий, то стройка попала в ситуацию, когда все меню из цифровых продуктов уже было – выбирай, не хочу! И мы, как дети, попавшие в большой магазин игрушек, у которых разбегаются глаза, начали хвататься за все и сразу. Благодаря этому сегодня мы точно движемся вперед по пути цифровизации, но очень трудно оценить, насколько конкретно в целом стройка оцифровалась.
Если говорить об этих процессах со стороны государства, то там есть четкие позиции: государство в первую очередь отвечает за регионы, а регионы уже смотрят, что делает реальный бизнес. У нас есть четкое понимание, что по довольно простым метрикам в 2022 году цифровая зрелось стройки составляла 45%. Сейчас она составляет 75%. То есть условно мы каждый год добавляли по 10% - это немало. И если три года тому назад мы занимались тем, что после ухода иностранных вендоров закрывали белые пятна и старались локально развивать какие-то направления, то сегодня у нас уже сложилась общая система знаний. То есть у нас есть понимание, что такое цифровая вертикаль управления, понимание, что мы должны двигаться к дата-центричности информационной модели и как именно это делать.
Сегодня мы четко понимаем, что должны говорить не о принятых решениях, которые выглядят как оцифровка бумажного документа, загоняемого в цифровую среду и выгружаемого снова в бумажный формат, когда вместо того, чтобы делать цифровую среду, мы делаем оцифрованную среду, а это разные вещи. Сегодня нам необходимо сформировать базу, которая позволит, в том числе прийти к искусственному интеллекту (ИИ). Мой любимый пример здесь – ГИСОГД регионов, которую мы сумели внедрить, но она во всех регионах разная. При этом документ в ГИСОГД может оцифровываться разными способами, с разной глубиной и разными технологическими решениями. Свести их все вместе невозможно. А так как ИИ строиться на базе больших структурированных данных, то здесь он просто неприменим.
Положительная динамика есть, но мы остаемся заложниками определенного наследства и эффекта маленького ребенка в большом магазине, которому хочется все. Если бы это была отрасль, полностью управляемая государством, где есть только 2-3 крупных игрока, тогда было бы легче работать. А мы, имея большой частный бизнес и такое историческое наследие, иногда не можем двигаться вперед так быстро, как хотелось бы.
При этом у нас отрасль, где все друг друга очень хорошо слышат и есть сильное внутреннее желание игроков работать вместе. Может быть, потому что на стройплощадке нужно работать сообща, – и эта культура приносится и сюда. Национальные объединения – НОСТРОЙ, НОПРИЗ, НОТИМ – это потрясающий инструмент для взаимодействия. У регионов работают стройные системы от УКСов до застройщиков и подрядных организаций, они все друг друга отлично понимают. Поэтому получается брать хорошие решения, в том числе и коммерческие, такие как цифровизация исполнительной документации, проектного управления - и тиражировать их дальше. Наша заслуга в том, что мы пытаемся создать единые правила игры и стандартизировать процессы.
- А регионы успевают за «передовиками производства»?
- Не просто успевают! Мне очень нравится, что регионы у нас становятся драйверами цифровых процессов. Я сейчас не говорю о Москве, тут все на высшем уровне. Но, например, в Московской области создан уникальный цифровой Центр содействия строительству, где в одном месте 40 человек владеют всей информацией по 50 тыс. кв. км территории, и любой строительный проект они не просто контролируют, а создают инструменты для проактивной помощи. То есть застройщик передает им права, и Центр начинает самостоятельно оформлять документы, запускает процедуры согласования, получения справок и разрешений. И все это совершенно бесплатно, чтобы облегчить застройщикам процессы инвестиционно-строительного цикла, в том числе сдачу объектов. Они оцифровали и соединили все слои данных, обеспечили инвентаризацию объектов всех участников, например, инженерных сетей, и это позволяет очень быстро согласовывать все процедуры, в том числе по прокладке коммуникаций, что всегда было очень сложно и долго. То есть в Московской области сделали единую цифровую среду, в ней работают все, и если один участник меняет документацию, все эти изменения видят и тут же пересогласовывают.
Еще один пример - Нижний Новгород, где система ГИСОГД первая, которая поменяла правила игры, и теперь работает в логике дата-центричности. То есть они не делают архив оцифрованных бумажных документов, а создают документ сразу внутри цифровой системы. Из цифрового документа в любой момент можно получить выписку, но с цифровым документом работают все. И больше нет проблемы, что кто-то неправильно ввел документ, неправильно оформил, загрузил или отсканировал – документ создается в одной среде, по одним правилам, по одной базе данных. То есть у нас все больше и больше регионов воспринимают цифровую историю как свою личную и создают решения, которые нам проще подхватывать и тиражировать. Вспомните ИСУП: когда мы только ее создавали, в ней хранились единицы документов, а сейчас в ней 100 тысяч документов крутятся ежемесячно, и это только самое начало формирования этого инструмента. И если бы этого понимания не было, мы бы шли намного медленнее. Так что за счет эволюционного подхода, который заключается в том, что от этапа изыскательских работ до этапа эксплуатации объекта информационная модель является носителем знаний, мы сформировали правила игры и сейчас остается последовательно на каждом этапе эти правила расшифровывать.
- Это все победы и свершения. А есть ли трудности и барьеры?
- У нас с точки зрения формирования информационной модели пока недостаточно развивается блок, который касается финансов и инвестиций. Я считаю, что для прозрачности контроля бюджетных средств будущей стройки моделирование сценарных рисков, конечно, нужно делать в единой модели. Здесь очень большой рывок делают коллеги во главе с замминистра строительства и ЖКХ РФ Сергеем Музыченко, развивая тему ТЭО (технико-экономического обоснования) проекта. Я думаю, что когда правила формирования ТЭО появятся, мы тоже начнем их оцифровывать.
Барьеры те же самые, что и везде – качество данных, безопасность этих данных, баланс между безопасностью и открытостью, отсутствие необходимой технологической инфраструктуры. И, конечно, инвестиционная привлекательность развития цифровизации, потому что очень много инициатив по цифровизации из-за внутренних финансовых приоритетов в компаниях просто сворачиваются, как, например, у одной девелоперской компании, которая закрывает программу для комплексной автоматизации стройки. Я считаю, что это была гениальная история создания с нуля сильнейшей системы, которая продавалась и была основой цифровой трансформации для многих игроков рынка – и она закрылась, потому что экономика не тянет. Когда бизнес находится на пике, он начинает инвестировать в будущее, а как только основной бизнес начинает проседать, уже не до технических нововведений.
Это те минусы, которые мы сейчас видим. Но, как известно, самая темная ночь перед рассветом, и я уверен, что мы из этой ситуации выйдем только сильнее и системнее. Более того, мое искреннее убеждение, что заниматься пересмотром бизнес-процессов нужно тогда, когда ты не можешь развивать бизнес. Потому что заниматься этим, когда бизнес активно растет, неразумно, можно остановить рост. А когда бизнес не может расти по причине внешних факторов, могу сказать по своему опыту, нужно садиться и пересматривать все процессы, отношения внутри системы, связи – на это теперь есть время и оно не влияет на основной бизнес. А любой пересмотр бизнес-процессов всегда сопряжен с цифрой, поэтому коллеги все равно к этому вернутся.
- А есть ли какие-то очевидные сложности на пути цифровизации, над чем работаете многие годы, а с места не сдвигается? Как, например, разработка стандартов системы ЕСИМ?
- Стандарты системы ЕСИМ – это основополагающие документы системного характера. И здесь проблема не в медленной работе коллег из смежных отраслей, а в самих стандартах ЕСИМ, в том, что все участники рынка воспринимают эти стандарты максимально лично и предъявляют очень много критики и требований.
Поэтому я бы не сказал, что это вопрос времени, и в первом полугодии 2026 года мы все равно шесть стандартов ЕСИМ выпустим. Вопрос в другом – я считаю, что у нас есть очень большие вызовы в связке информационной модели и сметного нормирования. Требования к цифровой информационной модели (ЦИМ) – тоже большой вопрос, потому что опираться сейчас на объективно отсутствующие правила игры очень сложно. Приказ готов, представлен на публичное обсуждение, ждем замечаний и предложений. И второе – это ПНСТ, которые тоже выйдут в 1-2 квартале следующего года. Они как раз и распишут связку между ведомостью объемов работ (ВОР) и ЦИМ.
Здесь же вопрос в другом – в желании реально работать. У нас месяца четыре назад был любопытный эксперимент – мы написали открытое письмо всем участникам ТК 505: коллеги, кто готов включиться в разработку стандартов? Пришлите название стандартов, ресурсы, которые вы туда вложите, мы это утверждаем и работаем дальше. Ведь все же говорят, что стандарты неправильные и нехорошие. И я попросил члена ТК 505, который был особо сильно озабочен качеством стандартов, сесть и вручную править действующие стандарты, подписывая, какое должно быть альтернативное решение. Коллега сказал, что у него ни времени, ни сил на это нет, и пусть разработчики исправляют, а он посмотрит. А ответы по новым стандартам были от тех же самых участников из смежных отраслей. Никто из тех, кто критиковал, к этой работе не подключился.
- Очевидно, что любая модернизация ПО, любая цифровизация стоит денег. Есть ли понимание того, во что компании обходятся требования по цифровизации, которые государство спускает на нее сверху, и которой она вынуждена заниматься?
- Вопрос сформулирован потрясающе! Давайте начнем отвечать на него по частям. Первое: «государство спускает требования». В моей картине мира государство определяет правила цифровизации в том случае, если это не происходит в самой компании. Я не верю, что современная компания может существовать без цифровизации. Это абсолютно нереально с точки зрения доступа к конечному клиенту – мы видим на примере крупных девелоперов, насколько растет эффективность любого продажника при использовании цифровых инструментов.
С точки зрения того, сколько денег стоит цифровизация – здесь тоже очень разные цифры, все зависит от масштаба задач и амбициозности того, кто этим начинает заниматься. Задача государства – сделать минимальный уровень требований, а конкретно посчитать и сказать, сколько это будет стоить в зависимости от региона, от размера компании – очень трудно, цифры очень разнятся. А вот эффекты от цифровизации понятны – коллеги из Москвы, например, говорят, что при строительстве любого объекта в рамках программы реновации при переходе на цифровое управление документацией выигрывали 6 млн рублей на каждом доме. А внедрение ПО в целом стоит 2,5 миллиона на все лицензии. Есть смысл? Конечно!
Если мы говорим о переходе на управление и эксплуатацию объектов через цифру, там расчет показывает, что стоимость внедрения цифры составляет 0,2% от стоимости объекта. Хорошая новость состоит в том, что коллеги из Главгосэкспретизы в рамках методики по определению сметной стоимости охотно консультируют, как правильно все оформлять, а самое главное, есть возможность учитывать все затраты на цифровизацию в сметной стоимости объекта. Если же говорить об окупаемости цифровизации на этапе эксплуатации, приведу в пример новый кампус Нижегородского университета, где концессионер внедрял цифровую эксплуатацию объекта, которая раньше в проекте нигде напрямую не прописывалась. Кампус из 18 общежитий заработал, и за 2 месяца у них получаются колоссальные цифры экономии – начиная от энергоресурсов (тепло, электричество) и заканчивая сокращением числа диспетчеров, операторов, ремонтных бригад и всего остального.
- В одном из своих выступлений вы заявили, что у российских строителей нет вариантов – они обязаны будут перейти на российский софт. Насколько вы уверены, что российский стройкомплекс РЕАЛЬНО перейдет на российский софт? Или будут отчитываться картинками, а сами работать в Ревите, как работали?
- У меня эта дискуссия уже возникала на одном из круглых столов в НОПРИЗе, причем довольно жесткая. Но я искренне считаю, что у нас технологически все решения не хуже зарубежных и лучше адаптированы к российским реалиям. Я также абсолютно искренне считаю, что если ты работаешь с госсредствами, ты однозначно обязан использовать российское ПО. Причина очень простая. Если кто-то уже забыл, могу освежить в памяти историю про BIM 360, когда зарубежные коллеги просто в один день отключили все облачное хранилище, и в этом кабинете представители очень крупного девелопера рвали на себе волосы и спрашивали, чем я могу им помочь, может быть, как-то через МИД можно вытащить данные и проектную документацию. Тогда эти документы как-то вытащили, но сегодня у нас это не получилось бы. Мы хотим повторения?
Второй момент: я сейчас активно призываю всех думать о кибербезопасности, потому что, чем более цифровыми строительные площадки мы делаем, тем больше у нас шанс, что через 3-5 лет кто-то додумается до того, чтобы перехватить управление подъемными кранами, строительной техникой, инженерными системами – и требовать за это что угодно: деньги, биткойны и т.д. Я уж не говорю о том, что проектная документация, выполняемая в цифровом виде, может подвергнуться внешним изменениям, и вы вместо поперечной балки получите продольную.
Российское ПО снимает хотя бы эту часть рисков - рисков хранения документации вовне, риска профессиональных закладок в чужом ПО. Да, прозрачность нужна, но она должна быть управляемой. Для разработчика – это возможность управления системой. Если разработчик не в России, это инструмент воздействия на систему кем угодно. Поэтому я искренне считаю, что мы не можем сейчас идти на компромиссы.
А для того, чтобы компании не отчитывались картинками, создана рабочая группа, сформирована дорожная карта, в рабочую группу входят не только разработчики, но и коллеги от регионов, Главгосэкспертиза, НОПРИЗ, НОСТРОЙ. Итогом будет жесткий контроль через технологию того, что выдают проектировщики. Самый худший вариант, который у коллег останется – это все запроектировать в Ревите и потом перенести в Ренгу. Но я не понимаю, зачем это нужно делать. Я не вижу сейчас проблем с тем, чтобы начать работать в российском ПО. Требования к проектированию на российском ПО не вступают в силу немедленно, скорее всего, это будет начало 2027 года. Почти полтора года у всех есть. За это время можно кого угодно переобучить, какие угодно докупить лицензии и спокойно с этим работать.
- Однако результаты опроса, который проводил «Коммерсант», показывают, что 78% опрошенных называют российское ПО сырым, неотработанным, и в нем есть серьезные лакуны. Вопрос ведь не в том, чтобы сказать, что у нас все хорошо, а в том, чтобы честно сказать, где и чего не хватает, какие эти программы сырые. Получится?
- Передо мной долгое время вставал вопрос - когда мне предъявляли такие цифры, у меня было много эмоций и аргументов, но не было фактов. И в этом году благодаря коллегам из Петербурга у меня появился очень весомый ответ на вопрос: можно ли полностью эффективно запроектировать дом на базе российского ПО, от архитектурных решений до конструктива, все это провести через экспертизу, построить и сдать дом. Теперь я твердо говорю: да, можно, и коллеги из «СЭТТЛ Групп» в прошлом году это сделали.
Более того, у них сейчас примерно 16% их объектов полностью проектируются в Ренге. Они пошли по очень простому пути: взяли один из своих проектных институтов и начали туда переводить проектировщиков, умеющих работать в российском ПО. И сейчас этот институт работает только на российском ПО. Но постепенно они переводят на российское ПО остальные институты. Под них разработчик доработал все необходимые плагины и справочники. Поэтому я теперь могу уверенно сказать, что на российском ПО можно проектировать всю жилищную сферу.
Второй пример – это Нанософт, я в нем еще 10 лет назад проектировал все линейные объекты, потому что он уже тогда был полностью адаптирован к российской специфике и нашим требования. И в принципе, сегодня Ренга, Model Studio и другие продукты могут замещать иностранный софт.
- А цена?
- Только цифры: Ревит берет 3000 евро за годовую лицензию, у Ренги стоимость годовой лицензии 117 000 рублей, а постоянная лицензия – 225 000. То есть постоянная лицензия Ренги дешевле, чем годовая Ревита. И такую же картину мы видим и по остальным продуктам. Но самое главное – наши разработчики готовы идти навстречу потребителям, особенно небольшим. Когда мы в нашей рабочей группе отрабатывали дорожную карту по переходу на российское ПО – а в этой рабочей группе у нас все ведущие вендопры – АСКОН, Ренга, Нанософт, СиСофт – я им озвучил проблему, с которой ко мне постоянно обращаются региональные власти: им нужно проектировать и строить небольшие и недорогие объекты, например, фельдшерско-акушерские пункты, у которых стоимость несколько миллионов рублей, но при этом мы требуем с заказчика формирование информационной модели с затратами на ПО. И мы с коллегами буквально в ходе заседания выработали решение для небольших социальных объектов, для набора мелких объектов, для объектов, которые строятся больше года, по стоимости годовой лицензии на ПО. Мне не пришлось их даже убеждать в значимости социальных объектов – просто сели, посчитали экономику, поняли, насколько можно снизить цену лицензии, сделать ее общей для нескольких объектов и полностью исключить повторный заход для долгостроя. С Аутодеском об этом никогда не договоришься – там культура другая, для них это бизнес. А для наших вендоров это школа, куда будут ходить их собственные дети.
- Получится ли в этой рабочей группе услышать и учесть интересы пользователей, которые часто жалуются, что разработчики ПО их не слышат?
- Я искренне с этим тезисом не соглашусь. Чем мне нравятся именно наши разработчики – они, конечно, не будут менять архитектурное ядро софта, но доработка функциональности ПО идет в постоянном режиме, с полной самоотдачей и полной обратной связью. Мне кажется, что претензии к вендорам носят не системный, а скорее, пиарный характер. Никто из тех, кто сегодня кричит, что его не слышат, не готов сесть и написать реальное техническое задание на изменение софта, описать, зачем это нужно, сформировать заказ на эти изменения – и только тогда вендор вам это поменяет. Есть заказчик – коллеги садятся и перерабатывают ПО. Это экономика. Нужно доказать не только на словах, но и на деле, что ты готов с этим переработанным ПО работать. А когда ты просто критикуешь, то, скорее всего, ты просто не хочешь уходить из привычной системы, и нужно накидать критики, чтобы остановить процесс.
- Вернемся к тому, что с 2027 года российское ПО, скорее всего, будет обязательно для тех компаний, которые работают на госзаказе. А не может ли бизнес в этой ситуации просто не пойти на госзаказ?
- Я смею надеяться, что этого не произойдет, потому что госзаказ в отличие от коммерческого заказа отличается высочайшей степенью надежности. Для любого коммерсанта госзаказ – это тот самый базис, на котором он строит свой бизнес при условии, что он умеет с ним работать. Понимаю, что кому-то тяжело входить, кому-то не нравится работать с госзаказом, но для тех, кто с ним работает, это базис существования. Я не скрою, что в моей картине мира российское ПО хотелось бы распространить на весь российский рынок. Может быть, это неправильно, я хочу, чтобы для коммерческого сектора оно было не обязательным, а комфортным и технологически соответствующим ожиданиям, чтобы люди захотели его покупать. Сегодня это уже есть, но пока не хватает веры людей. Будем ее помогать формировать. А для госзаказа российское ПО, конечно, должно быть обязательным.
- Но в таком решении я вижу угрозу монополизации рынка ПО российскими вендорами и, как следствие, – рост цен на софт. И второе - наши шустрые хакеры прекрасно взламывают иностранные программы – где гарантии, что не появится российский пиратский софт?
- Это уже вендоры должны разработать инструменты для защиты своих коммерческих интересов. Я уверен, что коллеги такие инструменты придумают. Со стороны государства могу точно сказать, что если будут понятные, прозрачные инструменты качества софта, то это может быть основанием для того, чтобы использование пиратского софта ограничить. Тем более, что формировать в пиратском софте решения, которые потом подписываются большим количеством подписей, – это нереально. Вендоры вполне могут заложить при использовании пиратской версии появление на проектной документации какого-либо знака, который будет считываться Главгосэкспетизой, за чем последует отказ в приеме документов, потому что использовать пиратские программные продукты запрещено. Это технология.
Если говорить о ценах на российский софт, то я точно не опасаюсь, что они пойдут вверх. Дело в том, что российские вендоры – это конкретные люди, мы их всех знаем, они живут здесь. И с каждым днем я все больше убеждаюсь, что они также, как и все мы, хотят жить комфортно и хорошо именно в этой стране. И они готовы работать, чтобы это так и происходило. Они свою миссию видят в создании лучшего софта для проектирования инженерных сетей или линейных объектов – и они это делают. У них нет задачи обязательно заработать миллиард долларов, поднимая цены. Это другая культура ведения бизнеса. Я абсолютно уверен, что бесконтрольного, необоснованного увеличения цен не будет. Кроме того, все понимают, что если цены пойдут вверх, потребитель сократит приобретение софта и пойдет ломать ПО.
- Константин Александрович, цифра в стройке развивается настолько стремительно, что задачи меняются постоянно. Мы с вами три года назад разговаривали про ГИСОГД, два года назад – про ИСУП, год назад – про искусственный интеллект в стройке. И я очень хорошо помню, как вы азартно хотели все это сделать, запустить, чтобы работало. Сделали! Работает! От чего теперь у вас драйв и что хочется сделать?
- Сегодня драйв в том, чтобы сделать пересборку всех систем. У нас реально есть очень много качественных инструментов, и хочется их пересобрать так, чтобы они стали источником для технологического рывка. Я не верю, что искусственный интеллект заменит человека, но я уверен в том, что ИИ может существенно сократить простейшие трудозатраты. Но сегодня все наши потрясающие инструменты, которые мы сделали с огромным трудом, не готовы к дата-центричному процессу.
Поэтому сейчас происходят две параллельные истории. Первая – это пересборка решений для регионов. То есть мы теперь понимаем, как все должно работать, и регионы это понимают, и пересоберем решения по коммунальной инфраструктуре, по управлению городским хозяйством и строительством. В следующем году опробуем это на пилотных проектах, а потом распространим на все регионы. И вот эти обновленные продукты уже станут платформой для искусственного интеллекта. Это безумно интересная история.
Вторая задача – это, конечно, довести до идеала работу с информационными моделями, сделать так, чтобы информационные модели не на словах, а на деле стали полезными каждой компании. И если мы упакуем сметное нормирование в информационную модель, будет колоссальный прогресс. Просто этот объем работ требует не только технологической составляющей, но и пересборки нормативной базы, изменений той самой культуры, принципиальных подходов, ответственных лиц. Это трудно, но это реальный драйв.
Ну, и история с российским программным обеспечением – мне искренне хочется довести ее до конца. Мне очень нравится, как работает рабочая группа, как она взялась за дело, нравится настрой вендоров – чувствуется, что всем это очень интересно.
- Мы с вами делаем не первое интервью, и я вас всегда спрашивала, нравится ли вам то, что сейчас происходит на цифровой ниве строительства, и чем вы сейчас занимаетесь. Задам этот вопрос и сейчас – нравится? Не устали от постоянной гонки?
- Если бы не нравилось, меня бы здесь не было. Я работаю в своей должности уже больше 4 лет, и если бы мне было неинтересно, я бы точно этим не занимался!
Лариса Поршнева
Фото: Росконгресс