Музею искусства Санкт-Петербурга ХХ – ХХI веков (МИСП) исполнилось 10 лет. В честь этого события открылась большая выставка «Человек — жизнь — Вселенная. Контраст сопоставлений» (6+). Бессменным директором музея является искусствовед Марина ДЖИГАРХАНЯН, с которой мы говорили о том, как все начиналось и каким ей видится ближайшее будущее.
ФОТО АВТОРА
— МИСП 10 лет, но ведь его история началась гораздо раньше?
— Идея создать такой музей родилась еще в 1991 году. Эта миссия была возложена на Центральный выставочный зал «Манеж», в котором для этого был создан отдел современного искусства и началось формирование коллекции. К 2000‑м годам вопрос о создании музея приобрел конкретный характер. На уровне администрации города была поставлена задача поиска здания для размещения в нем музея. Хотя варианты находились и серьезно рассматривались на разных уровнях, к сожалению, на тот момент не хватило политической воли для реализации столь привлекательной для Петербурга идеи. Место нашлось в 2015 году на набережной канала Грибоедова, 103, куда коллекция и переехала. Был учрежден музей, и первая выставка состоялась в ноябре того же 2015 года. Вот этот 10‑летний юбилей мы и отмечаем сегодня.
— В девяностые годы была идея — спасти и сохранить?
— Отобрать самое характерное, современное с точки зрения динамики художественного процесса и сохранить для истории — да, такая задача стояла перед нами. Но спасти — это громко сказано. Посягательств на творчество современных художников в то время не было, а именно они в ту пору вызывали особый интерес у собирателей, в том числе зарубежных. Вывозилось за пределы страны, конечно, много. Но сама эпоха демонстрировала такую творческую активность и художественную продуктивность, что хватало в принципе всем.
Статья по теме:
В начале 2000‑х еще не было большой востребованности и на произведения ленинградских художников 1920 – 1940‑х годов. Мне повезло — я имела счастье познакомиться с семьями художников и благодаря этим знакомствам смогла поспособствовать приобретению в коллекцию ряда работ того времени за вполне приемлемые суммы. И вот тут уместно говорить о спасении. Они попали в музейную коллекцию, а не разошлись по частным собраниям, значит, будут сохранены для будущего.
— Какие художники и группы стали исходной точкой для формирования музейной коллекции? Почему именно они?
— В первую очередь в коллекцию приобретались работы художников, заявивших о себе в 1980 – 1990‑е. Они были на виду, воспринимались в те годы как носители современных идей, нового художественного языка, новой образной системы. А задача музея как раз и состояла в представлении искусства нового времени, творчества мастеров молодого поколения.
Первой работой коллекции стало живописное полотно Вячеслава Афоничева «Одиссей». Не знаю, почему выбор пал именно на это произведение как фундамент «для строительства» будущей коллекции — работа приобреталась моим предшественником. Но сейчас это живописное полотно воспринимается как символ эпохи 1990‑х, своеобразная метафора времени. В коллекцию отбирались работы как неформалов (Евгения Орлова, Геннадия Устюгова, Боба Кошелохова, Александра Подобеда и других), художников шуваловско-озерковской группы, митьков, так и официально признанных мастеров, то есть тех, кто представлял Союз художников, но в своем творчестве демонстрировал существенные признаки новой идентичности. В этот круг попали Петр Конников, Феликс Волосенков, Вячеслав Михайлов, Рашид Доминов, Владимир Загоров и многие другие.
— Какое время создания произведений вы выбрали как начальную точку для музейной коллекции? Революцию 1917 года? Создание Союза художников СССР в 1932‑м? Оттепельный 1956‑й?
— Мы не выбирали исходной точки. Просто, формируя коллекцию, я понимала, что нужно трезво оценивать ситуацию, желания соотносить с музейными возможностями. Рассчитывать, что в наши руки попадут произведения русского авангарда, не приходилось. Поэтому в своих поисках я сосредоточилась прежде всего на времени 1920 – 1940‑х годов, на художниках ленинградской школы, на мастерах, когда‑то состоявших в объединении «Круг художников» или на тех, кто был близок этой живописной культуре. В поисках помогали петербургские художники старшего поколения, знавшие лично этих мастеров или членов их семей. Много художников погибли от голода в годы блокады, а их наследие, при отсутствии родственников, сохранялось коллегами по творческому цеху и далее оставалось в их семьях. Приходилось убеждать владельцев этих работ, разъяснять, почему передача этих произведений в коллекцию музея является серьезным поступком исторической значимости. Где‑то это удавалось, где‑то запрашивали большие деньги, которыми музей не располагал. И все же удач было больше. И в настоящее время в коллекции музея сосредоточился интересный и разнообразный с художественной точки зрения материал (живопись, графика, скульптура), характеризующий изобразительную эстетику первой половины ХХ века. Это Владимир Лапшин, Лидия Тимошенко, Александр Русаков, Владимир и Григорий Гринберги, Пелагея Шурига, Иван Петровский и целый ряд других авторов.
— Можно ли говорить, что начало собирания коллекции совпало с тем временем, когда исчезло деление искусства на официальное и андеграунд?
— Да, по большому счету такое деление исчезло. Но дело в том, что маятник в 1990‑е резко качнулся в другую сторону. Для художников, некогда составивших блок нонконформистского движения, настало время реванша. Им импонировало время, общая атмосфера эйфории от наконец‑то наступившей свободы. Нонконформисты вышли на арт-сцену решительно и эффектно — дерзко и порой эпатажно внедряли свои принципы понимания искусства, меняя культурный фон и отодвигая мастеров другой художественной эстетики как консерваторов, приверженцев изжившего себя традиционного мышления. Любой жест, любое выражение, а порой и откровенное дурновкусие воспринимались как творческое раскрепощение и новаторство.
Многие очень талантливые и серьезные мастера вдруг оказались за бортом. К ним потеряли всякий интерес. Среди них, например, оказался Виталий Тюленев. Поэтому противостояние подспудно продолжало сохраняться и сохраняется, на мой взгляд, по сию пору. Контринтрига заключается теперь в необходимости соответствовать критериям арт-рынка, чтобы удержаться в мейнстриме. А вне этой системы художнику как творческой личности выжить непросто.
— Сейчас, готовя концепцию постоянной экспозиции в новом пространстве музея на набережной канала Грибоедова, 101, вы будете учитывать контекст создания произведений? Одни художники работали в комфортных мастерских, другие в коммуналках и подвалах. Наверное, это определяло не только сюжеты, но и качество произведений?
— Мы еще не начали серьезно обдумывать концепцию постоянной экспозиции, многое будет зависеть от проекта приспособления под музейные цели здания — памятника архитектуры. Работа над проектом начнется только в следующем году. Но уже сейчас мне представляется, что нужно отходить от принципа привязки к контексту, в котором творилось искусство. И условия — комфорт или его полное отсутствие — не влияют на результат. Шедевр можно создать в коммуналке, на общей кухне, на клеенке, так же, как и бездарную вещь, поделку — в просторной мастерской. Исходя из этих чисто художественных позиций я выстраивала экспозицию выставки «Фрагменты эпох» (6+), которая сейчас открыта в парадных залах в доме по набережной канала Грибоедова, 101. Работы нонконформистов и официально признанных советских мастеров демонстрируются рядом, в одном пространстве. Геннадий Устюгов, Юрий Павлов, Юрий Медведев, Вячеслав Михайлов, Александр Еремин и Владимир Цивин. Несмотря на разность художественных импульсов и стилистик, их работы включены в общий исторический контекст, и ни отторжения, ни вопросов такая развеска не вызывает, потому что каждый из них демонстрирует неповторимую индивидуальность своего творчества. По этому же принципу, кстати, выстроена экспозиция на юбилейной выставке «Человек — жизнь — Вселенная. Контраст сопоставлений». Произведения художников-символистов, известных советских мастеров, нонконформистов, современных авторов выставлены рядом, без всякой артикуляции на определенную историческую атмосферу. Тем самым экспозиция провоцирует не к поиску политической подоплеки, а к размышлениям философского порядка. Какими эстетическими переживаниями был мотивирован творческий опыт того или иного художника?
— Что изменилось в творчестве петербургских художников после 1991 года?
— Изменилось все — прежде всего модус нашего бытия. С одной стороны, мы начали жить в упоении неограниченной свободы, открывшихся творческих возможностей. С другой — внезапно появившийся рынок стал диктовать условия спроса и предложения. Произошла переориентация художественной жизни на коммерческие рельсы. Появились новые герои, «бунтари» от искусства, эпатирующие публику и легко интегрирующиеся в художественный истеблишмент. Профессиональное образование перестало что‑либо значить. Основные культурные смыслы были отменены. Эстетические ценности вытеснились коммерческими критериями. В качестве художественных достижений стали признаваться разного рода вызывающие опыты и эксперименты. Выставка «Лихие 90‑е. Свобода без границ», организованная музеем в 2019 году, была посвящена как раз раскрытию этой турбулентной художественной ситуации, описанию, насколько это было возможно, этой культурной материи.
— Как эти изменения повлияли на формирование музейной коллекции?
— Происходящая путаница, когда порой трудно было отличить смысл от бессмыслицы, затрудняла процесс отбора. К тому же мы все в то время находились в состоянии эйфории от нового художественного миссионерства, от новых форм высказывания, появившихся в атмосфере рухнувших запретов.
Наш музей также не обошел вниманием носителей дерзких идей времени. Мне было интересно ходить по мастерским, знакомиться с разными художниками, отбирать работы. Стремилась отразить в коллекции происходящие креативные процессы, дать объективную картину развития, отстранившись от субъективности оценок.
— Принято говорить, что уровень петербургского искусства снижается. Так ли это на самом деле? В чем причины падения качества?
— Во-первых, искусство не может находиться в состоянии вечного подъема. Движение вверх неминуемо в какой‑то момент останавливается, и начинается период спада активности. Это вполне естественный процесс. Во-вторых, талантливых художественных произведений много не бывает. Это всегда штучный продукт. И тем не менее отвечаю на вопрос: спад, конечно, наблюдается. Один и тот же круг художников циркулирует с одной выставочной площадки на другую. Их произведения становятся похожи. Однако этот процесс имеет повсеместный характер и прослеживается во всем мире. А причин тому много. Глобализация привела к удручающему художественному единообразию. Рынок продвигает произведения, лишенные эстетической ценности, превращая свои выставочные площадки в развлекательные центры.
— Как эти процессы отражаются на пополнении коллекции МИСП?
— Мы в своей собирательской деятельности продолжаем ориентироваться на художественные критерии, пытаясь соблюдать баланс в приобретении и представлении в коллекции как произведений традиционного искусства, так и современных практик.
— Вы стали приобретать меньше, чем в прошлые годы?
— Финансирование, выделяемое городом на приобретение художественных ценностей, было остановлено в 2020 году из‑за пандемии, и такая ситуация продолжалась 5 лет. Мы приобретали произведения в коллекцию на собственные средства. Это были единичные и не систематические закупки. В этом году, слава богу, закупки возобновились и музей приобрел в коллекцию замечательные живописные полотна Виталия Тюленева, много лет хранившиеся в семье наследников с целью передачи именно в музейную коллекцию. Музей приобрел также живописные работы Александра Задорина, Владимира Гусева, Константина Симуна и прекрасные ленинградские пейзажи Владимира Гринберга.
— Какое место занимает МИСП на культурной карте Петербурга? Какое он хотел бы занять?
— У музея своя ниша. Профилем нашей коллекции является сохранение и представление искусства Санкт-Петербурга на протяжении двух столетий — ХХ – ХХI. Именно этот хронологический и художественный контент составляет специфическую особенность деятельности музея. И, как мне кажется, привязка к культурной материи города является привлекательной для туристов и петербуржцев. На нашей площадке можно увидеть то, что происходило и происходит в художественном поле нашего города, понять, чем искусство Петербурга отличается от других регионов, что определяет его художественную образность, эстетику его культурного движения. Конечно, в выставочной работе мы выходим порой за границы этой географии для расширения кругозора знаний друг о друге, но базовым материалом, питающим жизнь и развитие музея, все‑таки является искусство Санкт-Петербурга.
Читайте также:
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 217 (8039) от 20.11.2025 под заголовком «Собрать и сохранить».