«Мою мать когда-то бросили»: как девочки и женщины в Индии страдают от неравенства

    Фото V. Muthuraman / IndiaPictures / Universal Images Group via Getty Images
    Фото V. Muthuraman / IndiaPictures / Universal Images Group via Getty Images

    В 2015 году японская писательница Юка Исии жила в Индии и стала свидетельницей разрушительного наводнения в городе Ченнаи. Одним из главных впечатлений оказались для нее возникшие повсюду горы мусора и мокрой почвы. В романе «Вековая грязь» Исии превратила их в источник рассказов о странных обычаях и мифах, одиночестве и молчании. С разрешения издательства NoAge мы публикуем отрывок, в котором найденная в грязи монетка с иероглифами рассказывает трагическую историю женщины

    Как во сне, когда сомневаешься в реальности происходящего, я стояла в толпе на мосту, уже позабыв, чего именно жду. Слева от меня вдруг возник молодой человек, и я смотрела на охряную реку Адьяр, выглядывавшую между его силуэтом и экраном мобильного телефона, от которого он не отводил взгляд. Неужели там, где кончается эта бурая вода, действительно океан? Деварадж, не обращая внимания на шум вокруг, продолжал работать: он снова наклонился, запустил руку в вековую грязь и вытащил что-то на тротуар у моих ног. 

    На этот раз находка была значительно меньше. Я подняла ее и стерла грязь. Это оказалась старая, почерневшая монета. Видимо, ее носили как кулон, потому что монета висела на тонкой цепочке. 

    — Это памятная монета с выставки в Осаке, сэнсэй,— раздался совсем рядом чей-то голос. 

    Я удивленно подняла глаза — неподалеку в толпе Деварадж орудовал граблями, но стоял ко мне спиной, да и голос был необычный, производила его не вибрация голосовых связок. Вдруг в моем сердце, заставляя его трепетать, зазвучало послание: «В детстве я довольно долго проводил бо́льшую часть года, разъезжая по разным городам и селам в грузовичке с отцом и медвежонком в клетке. Вообще представления — сезонная работа, но, например, если в Южной Индии в октябре и ноябре сезон дождей, то на севере сухо, поэтому иногда поездки получались весьма долгими. Как правило, выгоднее всего выступать на крупных фестивалях, поскольку на них люди охотнее тратят деньги. Хотя от года к году даты могут меняться, в Южной Индии больше всего заработать удается во время Дивали, индуистского праздника огней в октябре или ноябре, и на Понгал, праздник урожая в январе, а на север мы иногда ездили в марте, на весенний фестиваль Холи. Насколько я помню, в крупных городах мы почти не бывали. Там на выступления собирается много людей, однако большинство из них приходит просто поглазеть, а вот за жилье нужно отдать немаленькую сумму. Поэтому отец предпочитал ездить по провинциальным городишкам и селам, что, разумеется, тоже не гарантировало солидных барышей. До созревания урожая у людей не было денег, поэтому мы не давали представлений, возвращались домой, и отец находил работу у знакомых. Я тоже подрабатывал, выполняя поручения зажиточных соседей — например, присматривал за детьми. Однажды мы провели в отъезде целый год. Тогда обострился конфликт в Кашмире, и в деревне, куда мы приехали с представлением, один богатый фермер попросил отца помочь с хозяйством, поскольку трое сыновей ушли служить и не вернулись, рабочих рук не хватало. Мама в это время работала служанкой у колдуньи в нашей родной деревне. Она никогда не сопровождала отца в поездках. 

    Мои отец и мать родом из одной деревни. Их семьи не одобрили их брак, поэтому, когда отцу было двадцать лет, а матери восемнадцать, они сбежали. Сегодня обстановка не особенно изменилась, но в прошлом было принято жениться исключительно по согласованию с родителями, а влюбленность считалась безнравственной. Не смотря на это, многие решались на побег, навлекая позор на всю свою семью. От их родственников все отворачивались, встречая на улице, с ними прекращали разговаривать и больше не приглашали на важные деревенские собрания или свадьбы. Считается, что для детей естественно подчиняться, а родители, которые не способны добиться послушания, сами приносят всевозможные несчастья. До сих пор нередко доходит до того, что родители или братья и сестры влюбленных, сбежавших из дома, находят и убивают обоих. Это называют «самман хатейя», то есть «убийства чести», и виновные почти никогда не предстают перед судом. Мои родители сбежали потому, что в их деревне все жители считались братьями и сестрами, а браки между ними были запрещены с древних времен. Но это еще не все. Родители отца наотрез отказались одобрить их брак, поскольку мою мать когда-то бросили. 

    Когда мама появилась на свет и стало ясно, что родилась девочка, повитуха выбросила ее из окна. В Индии это не редкость. Например, сейчас здесь запрещено законом определять пол ребенка с помощью УЗИ, иначе многие родители, узнав, что у них дочь, прерывали бы беременность. Впрочем, и это не всегда спасает: новорожденных девочек частенько топят в реке, или выбрасывают в мусорный бак, или травят крысиным ядом, или попросту оставляют умирать от голода в запертой комнате. Сыновья становятся кормильцами семьи, а дочери не только не в состоянии заботиться о родителях, но и должны иметь большое приданое для замужества. Но вернемся к моей истории. Мать моей матери, то есть моя бабушка, измученная тяжелыми родами, задремала, но на рассвете она проснулась и пошла справить нужду. Выглянув из окна, она увидела несколько перезрелых плодов папайи, упавших с дерева, а среди них что-то шевелилось. Она присмотрелась, и в слабом утреннем свете показалось крохотное тельце ребенка, цеплявшегося за папайю. Младенец, будто приняв спелый плод за грудь матери, жадно слизывал сок из трещины на шкурке. Бабушка сжалилась над ребенком, подняла, от несла в дом и уговорила семью его оставить. Три месяца спустя на ноге девочки сделали татуировку. Это местный обычай — многие родители делают татуировки дочерям в надежде, что ребенок вырастет здоровым и в следующей жизни переродится мужчиной. Кто мог знать, что в судьбе матери татуировка сыграет роковую роль? 

    В деревне был один западный врач, но прием у него и лекарства стоили немалых денег, поэтому большинство жителей деревни полагались на народных целителей, которые практиковали народную медицину вперемешку с магическими обрядами. У такого целителя моя мать и работала с малых лет служанкой. Она никогда не училась в школе, однако была сообразительной: мгновенно запоминала лечебные свойства разных трав и умела собирать, измельчать, высушивать и обрабатывать растения для снадобий, поэтому ее высоко ценили. После побега с моим отцом, когда я подрос, мама начала работать у деревенской знахарки. Целительница по имени Хена не отпускала маму от себя ни на минуту— настолько глубокими оказались мамины знания. В деревне Хену за глаза называли ведьмой, поэтому вполне вероятно, что она имела дело с темной магией. С другой стороны, ей доверяли больше других целителей, и с любыми недугами или жизненными невзгодами шли к Хене. Хотя мама никогда не ездила с отцом, она непременно давала ему с собой мешочек с целебными травами, ведь, как гласит индийская пословица, богам помолись, но и про лекарства не забывай. Если у меня начинался жар, мамины снадобья помогали безотказно. 

    Во время осеннего праздника Дивали мы с отцом отправились на север и давали представления недалеко от Дхарамсалы. Перед выступлением я ходил по деревне, играя на дудочке, чтобы привлечь зрителей, и однажды заметил женщину, внимательно осматривавшую дома. Увидев меня, она быстро ушла, а позже гадала жителям деревни под деревом на площади. Вскоре я понял, что эта женщина выдавала себя за гадалку, чтобы разузнать о жизни местных. Ночью в деревню явилось не меньше десятка бандитов, которые в мгновение ока разграбили дома богатых жителей деревни. Побывали они и в гостинице, где мы с отцом остановились. Дав представления в нескольких селах, мы собрали приличную сумму, и,когда главарь банды, угрожая ножом, потребовал отдать ему деньги, отец взмолился: 

    — Пощадите нас! Мы всего лишь бедные странствующие артисты! У меня почти закончился бензин, и,если мы останемся без гроша, наверняка умрем с голоду. Вы уже нашли чем поживиться. Прошу, не трогайте нас! 

    Бандит ничуть не сжалился. Он сказал: 

    — Слышал выражение «Есть только один вор, которого не поймать, и это король»? 

    Отец молчал. 

    — На самом деле — не только король. Домовладельцы, полицейские, военные— в этой стране одни воры, куда ни глянь. И я всем им приплачиваю. Поэтому и меня тоже не поймать. Так зачем мне тебя отпускать? 

    За спиной бандита, у входа, стояла та самая гадалка, которую я видел днем, и тут я заметил, что ребенок у нее на руках болен: он тяжело дышал, а его щеки и лоб были красными. Мне в голову пришла идея, и я завопил во все горло: 

    — Что вам нужнее: деньги или лекарство? 

    Бандит удивленно вскинул брови. 

    — У меня есть лекарство, оно хорошо снимает жар у детей, — объяснил я. — Отдам его вам, если оставите нам деньги. 

    Гадалка, похоже, была женой бандита. Они какое-то время горячо спорили, но вскоре женщина повернулась ко мне и твердо сказала: 

    — Мы возьмем лекарство.

    Я вручил ей мамино снадобье. Ребенку, вероятно, раньше не давали никаких лекарств, поэтому краснота сразу сошла с его личика, он глубоко вздохнул и погрузился в сон. Главарь банды явно обрадовался, посмотрел на меня и сказал с невесе лой улыбкой: 

    — Из-за какого-то зелья, сделанного горе-лекарем, в моей деревне недавно умерли пять человек. Фальшивый врач отправился вслед за ними. 

    Тогда я понял, каких душевных сил ему стоило довериться нам. Уходя, бандит добавил: 

    — Дарю это тебе. Ты спас мое сокровище, а я в благодарность отдаю тебе другую мою драгоценность. Я хранил ее много лет. 

    Он вынул из кармана темную монетку-подвеску с иероглифами, каких я никогда прежде не видел. 

    — Один мужчина ждал автобус на остановке в Дхарамсале и разглядывал карту, положив рюкзак у ног. Монету я нашел в рюкзаке. Из паспорта узнал, что он японец. Наверное, приехал в центр медитаций — там часто предлагают работу иностранцам, любящим Индию и периодически сюда приезжающим. 

    Так или иначе, монета была японской. Из надписей на ней я понимал только EXPOʼ70, другие символы оставались загадкой. Они понравились мне с первого взгляда. Глядя на таинственные знаки, я почему-то чувствовал умиротворение. Я надел цепочку на шею и разглядывал монету каждую свободную минуту. Мне это никогда не надоедало, я мог часами воображать, что значат японские надписи. 

    Известие застало нас за сборами в обратную дорогу. Нам сообщили только одно: мама умерла. Мы тут же помчались домой, не догадываясь, что лучше было бежать как можно дальше от нашей деревни. Сначала нам сказали, что маму арестовали и она умерла на допросе. Как выяснилось позже, арестовали не ее — мама поехала в полицию как сопровождающая, и ей стало плохо в участке. Допрашивали же на самом деле Хену. Муж одной из ее пациенток утвер ждал, что его беременная супруга скончалась по вине целительницы. Они с женой, узнав о беременности, спросили у Хены средство, которое поможет зачать ребенка определенного пола. У них уже была дочь, и еще одну девочку они не хотели. Знахарка дала женщине снадобье и подробные указания: ей следовало просыпаться в пять часов утра и молиться, пить молоко от коровы, которая не более трех месяцев назад отелилась бычком, стараться не смотреть в глаза женщинам и принимать лекарство, искренне желая рождения сына. По словам мужа, его супруга выполняла все предписания, пила снадобье утром и вечером пять дней подряд, а потом внезапно скончалась. 

    Думаю, мой отец о состоянии матери не знал. Помню, незадолго до смерти мама начала быстро уставать и, хлопоча по дому, постоянно делала передышки, чтобы полежать. Однажды мы столкнулись на улице с единственным в округе западным врачом. 

    — Да у тебя желтуха! — воскликнул он, глядя на маму. — Быстро устаешь? Живот вздувается? Зайди ко мне на осмотр в ближайшее время. 

    Мама молча прошла мимо. Вопреки тому, что я слышал от нее и Хены, врач оказался дружелюбным и приятным человеком. Я тогда толком ничего не понял, лишь уловил, что у матери неважное здоровье, а врач пытался ей помочь. Поступив в университет, я познакомился со студентом-медиком, который рассказал мне, что такое «желтуха», — это слово засело у меня в голове со дня встречи с доктором. Так я узнал, что у матери, вероятно, была терминальная стадия гепатита. Когда он перерастает в цирроз, начинается варикозное расширение вен, одна из них может лопнуть и вызвать сильное кровотечение. 

    — Скорее всего, дело в татуировке, — сказал тот студент. — Твоя мама заразилась гепатитом, когда ей делали татуировку. В Индии такое часто случается. 

    Другими словами, мама умерла из-за татуировки, которая должна была принести ей здоровье и долголетие.

    Данные о правообладателе фото и видеоматериалов взяты с сайта «Forbes», подробнее в Условиях использования
    Анализ
    ×