Сергей Чернавин
Я хорошо помню этого высокого, сухопарого «препода», с белоснежной седой шевелюрой, решительной походкой с легкостью рвущего спрессованную духоту тесноватых коридоров нашего родного десятого корпуса… Конец 80-х годов. Мордовский университет. Филфак. Опасливо поглядывая в безукоризненно прямую спину пронесшегося мимо профессора, мы, первокурсники-«филолухи», зависшие на изготовке перед сдачей своих первых в жизни зачетов, шептались меж собой: «Это — Цыганкин. Мордву валить на экзамене пошел. Говорят, ну и лютует…»
Безусый фронтовик
Если б только знали мы, тогда совсем еще желторотые «студиозусы», что значит в понимании авторитетного лингвиста, финно-угроведа, доктора филологических наук, профессора, заслуженного деятеля науки Российской Федерации Дмитрия Васильевича Цыганкина «лютовать»…
Димка родился 22 октября 1925 года девятым в семье жителей села Мокшалей (сейчас это Чамзинский район Мордовии). В детстве и думать не думал об «ученой профессии»: наравне с остальными «припахивался» обычными крестьянскими заботами. Даже среднюю школу не успел окончить. 17-летний добровольцем ушел на фронт.
«В начале 1943 года ученикам 9–10-х классов стали приходить повестки из военкомата о призыве в Красную Армию, — вспоминал в 2020-м о том времени фронтовик. — Я ее получил 14 января. Всю свою жизнь помню плач родителей. Почти каждый день кто-то из жителей села получал известие о гибели родных на фронте. Моя старшая сестра получила похоронку про мужа, через некоторое время — другая сестра, а потом и двоюродный брат пропал без вести… Мне в мешок собрали сухари, шерстяные носки, варежки и лапти, в которые мать незаметно положила бумажку с молитвой. Отец повез меня в Чамзинский военкомат, но оказалось, что мы опоздали — призывников уже отправили в Рузаевку. Меня на время отпустили обратно, а через месяц снова проводы и плач родителей…»
После экспресс-курсов командиров артиллерийской инструментальной разведки, где зеленых мальчишек обучали определять координаты расположения вражеских огневых точек по звуковым волнам, возникающим при стрельбе из пушек и гаубиц, младший сержант воевал на Западном и 3-м Белорусском фронтах. Участвовал в освобождении Орши, Минска, Борисова, Витебска. Победу Дмитрий встретил под Кенигсбергом.
Однако армейская служба тогда для сержанта Цыганкина не закончилась. Еще почти три года он с однополчанами отлавливал в лесах Белоруссии остатки бандеровцев. Но спустя годы в беседах с многочисленными учениками фронтовику прежде всего вспоминались не рискованные рейды по обезвреживанию банд националистов. Больше было памятно, как с сослуживцами они косили сочную траву на лугах, сушили и скирдовали сено. Стягивая с натруженной спины просоленную насквозь гимнастерку, он, наверное, думал о родном Мокшалее, видел родные лица отца Василия Потаповича и мамы Марфы Варфоломеевны, вспоминая отчий дом.
Потом командир отделения вычислителей, старший сержант Цыганкин еще два года будет проходить армейскую службу в Германии. Весной 1949-го его, всегда отличавшегося завидной выправкой, командировали под Берлин. Несколько недель с четырех утра до десяти он с другими военнослужащими оттачивал четкость строевого марша — готовились к открытию памятника Воину-освободителю в Трептов-парке. Однако в последний момент перед началом торжества американцы категорически воспротивились парадному прохождению вооруженных советских солдат по берлинским улицам.
…Из всех многочисленных наград, среди которых — орден Отечественной войны II степени и орден Славы III степени, самой дорогой для себя заслуженный деятель науки России и Мордовии всегда считал медаль «За отвагу», полученную в далеком 1945 году.
…Наверное, он мог бы без особого труда сделать военную карьеру. Кстати, в городе Галле при их гарнизоне действовала русскоязычная школа, где Цыганкин сумел-таки наконец получить среднее образование. И, как не раз признавался сам Дмитрий Васильевич, именно там, на чужбине, он понял, насколько важен для любого человека язык! Не просто средство общения между людьми, а один из основных источников сохранения национальной самобытности любого народа, нации. «Язык — прежде всего фундамент для осознания окружающей действительности и осознания себя самого в этом мире», — не раз будет подчеркивать профессор мысль, ставшую для него — ученого-лингвиста — жизненным ориентиром.
К народной речи
Демобилизовали его лишь летом 1950-го. Домой, в Мокшалей, Дмитрий возвратился с… аккордеоном! Единственным трофеем как память о Германии. Очень уж ему понравился инструмент. Хотя игру на нем так никогда и не освоил…
В том же году Цыганкин поступил на историко-филологический факультет Мордовского пединститута им. А. И. Полежаева — единственного на тот момент высшего учебного заведения в МАССР. Учеба 25-летнему фронтовику давалась на удивление легко. По всему чувствовалось — парень занялся своим делом. Вспоминая те времена в разговорах со мной, бывший декан филфака, литературовед Валентина Митрофановна Забавина рассказывала, как совсем еще юной, будучи начинающим преподавателем, волновалась, заходя в аудиторию, — читать лекцию этим матерым «первокурсникам». И с какой нежностью эти заметно превосходящие ее и по возрасту, и по жизненному опыту мужики опекали ее, с какой жадностью учились!
По получении диплома Цыганкина направили в аспирантуру при Институте языкознания Академии наук СССР (сектор финно-угорских языков). Но, защитив кандидатскую диссертацию, Дмитрий Васильевич вернулся к родным пенатам. Несколько лет преподавал на кафедре мордовских языков МГУ им. Н. П. Огарева. Здесь, пожалуй, стоит сказать, что уже докторскую диссертацию по теме «Морфология имен существительных (словоизменение и словообразование) в эрзянских диалектах» Цыганкин блестяще защитил в Тартуском университете, в Эстонии.
А когда в 1962 году указом Минпросвещения РСФСР в Саранске был создан МГПИ им. М. Е. Евсевьева, Д. В. Цыганкин, став там проректором, принял самое деятельное участие в организации нового института. Здесь в полной мере проявился его организаторский талант администратора. «В то время в Ленинграде ликвидировали один из учебных институтов, в фондах которого находилась огромная библиотека. И ее решили передать в Саранск, — вспоминает нынешний декан филфака МГУ имени Н. П. Огарева, ученик лингвиста, доцент Иван Рябов. — Дмитрий Васильевич был командирован в город на Неве и отлично провел операцию по благополучной доставке нескольких сотен тысяч томов (!!!) в Мордовию. Не только организовал качественную упаковку всего этого объема литературы и транспортировку груза на вокзал. Он сумел выбить так называемый пульмановский вагон (а не какую-нибудь теплушку!) для сохранности книг при перевозке по железной дороге. Эти тома и сегодня составляют основу книжного богатства евсевьевцев!»
Будучи проректором по учебной и научной работе, Цыганкин в «педе» курировал непростые вопросы строительства. Благодаря именно его настойчивости в начале 1960-х были сданы в эксплуатацию главный учебный корпус нынешнего университета педагогов и общежитие для сельских студентов. И свои депутатские полномочия в Саранском горсовете он прежде всего старался направить на совершенствование образования в школах мордовской столицы.
Причем наряду со всем этим администраторством Дмитрий Васильевич никогда не прекращал научно-исследовательской работы. Заведовал кафедрой мордовских языков. Ездил со студентами по деревням и селам (организацией этой работы он активно занимался, и вернувшись в МГУ им. Н. П. Огарева в начале 80-х годов) — на диалектные практики, собирая крупицы народной лексики. Анализировал добытый материал, публиковал статьи, монографии, вузовские и школьные учебники, пособия и программы по различным разделам грамматики мордовских языков. Отмечу, что сегодня Д. В. Цыганкин по праву считается основателем научной школы сравнительного изучения мордовских языков в контексте языков мира, является автором более 300 научных и учебно-методических работ, в том числе 5 монографий, 8 учебников и учебных пособий для вузов и школ, а также словарей. Самые известные книги, вышедшие из-под его пера, — «Память, запечатленная в слове», «Лингвистический атлас мокшанских и эрзянских говоров», «Мордовские языки глазами ученого-лингвиста», «От Суры… до Мокши»…
«Главным его, что называется, материальным наследием стала объемная картотека, где отражен весь результат языковедческой работы Дмитрия Васильевича и его учеников, — рассказывает Иван Рябов. — В свое время он сумел забрать из паспортных структур МВД списанные там специальные металлические шкафы, в которых системно разместил все свои материалы. Когда уже в 2010-х годах мы из нашего родного десятого корпуса переместились на пятый этаж нового главного здания университета, этот металлолом забирать не стали. Для многих тысяч формуляров была изготовлена современная мебель. Письменное наследие Д. В. Цыганкина специалистами факультета было оцифровано. И теперь весь этот объемный материал лег в основу мокшанского и эрзянского словарей на интернет-платформе Яндекс.Переводчик. Таким образом, благодаря трудам Дмитрия Васильевича любой человек в мире может для себя сделать квалифицированный перевод с этих основных мордовских языков!»
«У нас на кафедре всегда в отдельном помещении хранились палатки и прочий туристический инвентарь, — вспоминает свою студенческую юность Иван Николаевич, рассказывая о летних буднях университетского филфака. — И регулярно, из года в год, сразу после завершения летней сессии, студенты выезжали в районы — собирать диалектизмы. С местным руководством обговаривались условия нашей дислокации, палаточный лагерь разворачивали рядом с выбранным селом, организовывали быт и проводили там, взаимодействуя с местным населением, не одну неделю. Причем Дмитрий Васильевич, сколько бы ему ни было лет, всегда находился вместе с ними! У него была отдельная — ярко-красная — палатка. И он непосредственно контролировал весь процесс практической работы.
Бывало, протрешь глаза спросонья, голову из палатки на улицу высунешь — посмотреть, как там погода, а он уже (раннее, раннее утро!) возвращается с часовой пробежки по округе и купания в здешней речке. Бодр и полон сил. И так было всегда!»
«Должен сказать, профессор был требовательным. Всегда в приоритете ставил конкретный результат. Никакой фамильярности в отношениях ни со студентами, ни с аспирантами не терпел. Я помню свою кандидатскую защиту, — вспоминает доцент Рябов. — Очень волновался перед началом. А он, будучи моим руководителем, вместо слов напутствия вдруг заявил: «У тебя сегодня галстук явно не подходящей расцветки…» Я, естественно, стал переживать из-за этого. И отвлекся от основной стрессовой ситуации. Выступил хорошо, уверенно. Диссертацию комиссия утвердила. А уже когда все закончилось, Дмитрий Васильевич, поздравляя меня, опять отметил, что с галстуком я все-таки оплошал. И, сняв, подарил мне свой! Его я храню как одну из самых дорогих своих реликвий…»
«…Отец для меня останется в памяти очень подвижным, — вспоминает дочь профессора Ирина Калиновская. — Угнаться за ним в пешем движении не было никакой возможности. Он и внуков своих — троих мальчишек — приучал к такой же скорости. Они за ним на прогулках поспевали только бегом. Знаете, я его не могу представить едущим на каком-нибудь общественном транспорте. Он даже когда работал в пединституте на юго-западе Саранска, туда и обратно ходил только пешком! Очень любил энергию движения! А еще был очень хозяйственным. Все в его руках кипело и спорилось! В электрике дома что-то починить, в сантехнике, по столярному делу — только сам. С мамой, супругой своей Людмилой Евгеньевной, они очень любили хозяйствовать на своих шести сотках в саранском пригороде. Участок у них всегда выглядел образцово! Сам занимался автомобилем. Сначала это был «Москвич», потом «Волга». А так как был человеком очень коммуникабельным, так в гаражах вокруг него всегда толпились люди, помогали с ремонтом. В те годы, сами наверняка помните, с качественным сервисом было трудно.
Но главным для него была, конечно, работа! Писал всегда только ночами. Говорил, что мысли именно в ночной тишине особо хорошо складываются. Бывало, проснешься далеко за полночь, а у него в комнате — свет. Значит, папу отвлекать нельзя!
В быту был совершенно неприхотлив. Хотя очень ценил мамино умение готовить (обедал он только дома, не признавая никакой другой кухни, кроме как Людмилы Евгеньевны) и ее способность создавать уют. Но отличался порой педантичной аккуратностью. Свои рубашки и брюки, например, гладил только сам, не доверяя никому это ответственное дело (смеется — С. Ч.). И обладал (непонятно откуда взявшимся у крестьянского мальчишки из глухомани!) каким-то врожденным вкусом. Внешне выглядел всегда безупречно! А еще постоянно старался сохранять непререкаемый оптимизм. Даже в последние годы (Дмитрий Васильевич скончался в 2023 году на 99-м году жизни — С. Ч.) до последнего проявлял живой интерес ко всему происходящему вокруг и всегда мне говорил: «Ира, все обязательно будет хорошо!»
…Более полувека (вплоть до окончательного выхода на пенсию, когда ему было уже далеко за 80!) Дмитрий Васильевич преподавал языковые дисциплины в Мордовском университете. Почти десять из них руководил филологическим факультетом в качестве декана. Но его научные интересы не ограничиваются исключительно филологией. Многие авторитетные историки признают, что Цыганкин обладал широчайшими знаниями по краеведению и истории мордвы. «А как же иначе? Ведь вся жизнь народа самым тесным образом связана с языком», — всегда с уверенностью говорил профессор.
И, осознавая свою правоту, стремился оставаться верен своей точке зрения на те или иные принципиальные вопросы. Не меняя ее в угоду политической конъюнктуре, находя в себе смелость не подчиняться официальным директивам, противоречащим, по его мнению, здравому смыслу.
Талант Учителя
Он никого не заставлял следовать своему примеру — ни собственных детей, ни студентов. Но для тех, кто заражался его интересом к лингвистике, Цыганкин становится настоящим Учителем. Более 25 его аспирантов успешно защитили кандидатские диссертации, двое стали докторами филологических наук. Родные сын и дочь Дмитрия Васильевича — Ирина и Сергей, — увы, не связали свои судьбы с наукой. А вот внук Георгий унаследовал от деда тягу к исследованиям.
В середине 90-х профессор решился освоить компьютер (основным техническим инструментом в работе ученого всегда была пишущая машинка!) и попросил внука-старшеклассника помочь разобраться с техникой. Но то ли наставнического таланта парню не хватило, то ли электронная система оказалась слишком трудной для восприятия Дмитрия Васильевича… «Ему пришлось стать для деда своего рода секретарем. Набирал под диктовку его воспоминания о военной юности, а потом и научные материалы, — вспоминает Ирина Дмитриевна. — Само собой, вникал в их смысл. И знаете, его это настолько увлекло, что Георгий тоже решил пойти в науку! Правда, его изыскания связаны не с филологией, а с отечественной историей — исследует различные аспекты развития заводских усадеб конца XVIII — первой половины XIX в. По теме защитил диссертацию, став кандидатом наук».
…22 октября в Саранске отметили 100-летие со дня рождения Дмитрия Васильевича Цыганкина. На филологическом факультете МГУ им. Н. П. Огарева прошел скромный вечер памяти, а в Центральном государственном архиве Республики Мордовия состоялось открытие небольшой выставки «Жизнь в науке». Людям, все время стремящимся в будущее, свойственно забывать ушедших. Это нормальная особенность психики. Однако, не живя уроками прошлого, мы вряд ли сможем реально оценивать возможности завтрашнего дня… Несмотря на колоссальную занятость, своим детям, внукам и даже правнукам лингвист и патриот Д. В. Цыганкин сумел подарить свое душевное тепло. Памятью о нем в большой семье потомков профессора очень дорожат. И в этом — счастье!
При подготовке статьи использованы материалы из открытых интернет-источников: izvmor.ru, mrsu.ru, 113rus.ru, mordovia-news.ru •
*с эрзянского — умный, знающий