В сентябре прошлого года в Европейском университете открылся Центр исследований Евразии. Поговорили с его руководителем — Игорем Ходачеком — о том, что удалось сделать чуть больше, чем за год, для чего вообще создавался центр и какие образовательные инициативы он уже реализует (а заодно — планирует реализовывать в ближайшем будущем).
— Для чего центр изначально создавался? Почему именно Евразия?
— Центр появился в рамках сотрудничества с Восточно-Китайским педагогическим университетом (ВКПУ) в Шанхае. Это сильный университет и по меркам Китая — участник трех поколений программ академического превосходства, и за его пределами — университет входит в топ-300 институциональных рейтингов и в топ-100 предметных по педагогике, географии, биологии и химии. Мы решили создать совместную институцию, чтобы обмениваться студентами и реализовывать вместе научные проекты.
В рамках стратегии ЕУ открытие Центра исследований Евразии стало шагом к возрождению международных программ.
Почему Евразия? Следуя выбранной при основании Европейского университета миссии и ориентируясь на сотрудничество с европейскими и американскими университетами, в Европейском традиционно почти не смотрели в сторону восточных стран, изучали Россию через оптику глобальной социогуманитарной науки, которая укоренена в теоретических моделях в основном западных ученых. События последних лет — смещение центра экономической активности в Азию и формирование многополярного мира — отчетливо показывают важность теоретического плюрализма, который дает возможность взглянуть на социальные, политические и экономические процессы непредвзято, гибко подбирая исследовательскую оптику. При этом для Европейского стала важной задача выйти за пределы нашего традиционного поля — попробовать охватить наиболее динамично развивающиеся регионы мира — Восточный Китай, Турцию и Центральную Азию.
Eurasia — это вообще очень сложно определяемое понятие. Для некоторых бывших советологических центров Eurasia означает Центральную Азию, и иногда они, чтобы избежать путаницы, говорят Russia and Central Asia. А для китайских центров Eurasia — это все постсоветское пространство, включая Беларусь и Южный Кавказ, или, как нам привычнее говорить, — Закавказье.
В рамках нашего центра мы занимаемся не евразийской идеологией, а именно исследованием Евразии, ну а как определять Евразию — помимо чисто географического понятия «континент Евразия» — еще предстоит выяснить.
Понимая тщетность попыток объять необъятное, мы делаем акцент на отдельных процессах континентального масштаба.
Так, нам прежде всего интересны интеграционные процессы и инициативы связанности, которые преобразуют Евразию в экономически единое пространство, но сохраняют при этом цивилизационное разнообразие. Это строительство инфраструктуры транспортных коридоров в рамках китайской инициативы Пояс и Путь, развитие Евразийского экономического союза и то, какие локальные эффекты эти процессы вызывают в евразийских городах, становящихся узлами новых артерий, по которым движутся товары, данные, энергетические ресурсы, а также люди в поисках наилучшего применения своим талантам и навыкам.
— А какие исследовательские методы вы планируете развивать, изучая процессы связанности?
— Мы хотим сделать опору на вычислительные методы и работу с пространственными данными, условно на то, на чем сегодня создаются такие дисциплины, как вычислительное регионоведение или вычислительная география. Я закончил магистратуру и аспирантуру по географии, но защитился по экономической специальности, и у меня есть нереализованная амбиция вернуться к географическим исследованиям… Для нашего центра физическая география, конечно, не актуальна, да и не в этой субдисциплине сегодня происходит самое интересное в методологическом плане. Наиболее динамично сегодня меняется география человека, изучающая взаимодействия людей и пространства на основе данных, которые человек оставляет в рамках повседневной жизни — когда он перемещается по городу или путешествует между городами, потребляет или создает цифровой контент в социальных сетях. Почти все эти данные имеют пространственную привязку и могут быть проанализированы достаточно несложными алгоритмами, которые можно не только применять в исследованиях, но и объяснять студентам. Соответственно мы можем по-новому посмотреть на пространственные закономерности, о которых раньше не знали.
И если посмотреть на то, как и где в мире сегодня развивается вычислительная география человека, то 8 из топ-10 центров — китайские. Оно и понятно: в Китае мы можем увидеть стремительную урбанизацию, плановое создание городов-миллионников на бывших сельскохозяйственных землях, развитие высокоскоростных поездов, создание с нуля портов мирового значения — все эти задачи требуют географической экспертизы, основанной на данных. Последние 5-7 лет в Китае мы видим вал публикаций об исследованиях на стыке урбанистики, географии и вычислительных наук.
— В свою очередь какой экспертизой можем поделиться с партнерами мы?
— Китай инвестирует очень много в науку и нащупал вот эту перспективную область, связанную с с городами и городскими исследованиями, но постановка новых творческих задач, выявление пространственных закономерностей, в общем, все то, что требует глубоких междисциплинарных оснований, сильной философской подготовки, фундаментальной теоретической подготовки в области социальных, гуманитарных наук — это то, что мы как раз могли бы дать китайским партнерам. В этих вопросах Европейский сильнее многих российских вузов и может конкурировать с западными университетами, которые расширяют присутствие на китайском образовательном рынке и уже давно и плодотворно сотрудничают с китайскими географами.
В этом смысле мы заинтересовали ВКПУ как независимый центр компетенций, как университет, который открыт к новым исследовательским проектам и партнерствам.
— Вы уже реализуете что-то из проектов или пока все в разработке?
— У нас был большой проект, с которого мы начали деятельность центра, — проект, связанный с деловой культурой Китая. Это исследование мы делали по заказу компании ИЛИМ в 2024 году. Там мы проработали широкий спектр вопросов: от географии, экономики, социально-экономического развития до вопросов деловой этики, особенностей коммуникации, того, как вести переговоры, чтобы добиваться взаимопонимания с китайскими партнерами.
Мы создали сильную российско-китайскую команду в рамках проекта, и кого-то из нее уже пригласили работать или учиться в центр. Так, к нам в качестве аспиранта присоединился бывший студент ВКПУ. Кстати, благодаря партнерству с Центром исследования России ВКПУ мы смогли провести серию интервью с представителями бизнеса, органов власти, с партийными деятелями и академическими экспертами, а все, кто знает, что такое провести официально интервью с чиновником в Китае, подтвердят, насколько это непростая задача.
Благодаря партнерству с ВКПУ у нас получились ценные результаты, на основе которых мы разработали программу ДПО. То есть итог исследования мы теперь транслируем в образовательные программы.
— Кстати, да. На странице центра указано, что он предполагает исследовательские проекты и образовательные. Давайте поговорим про образовательные.
— В этом году мы впервые реализуем аспирантскую программу, на которую уже провели набор. Это англоязычная аспирантура по научной специальности «Международные отношения», которая фокусируется на Евразии как регионе специализации центра. Мы не ожидали такого высокого конкурса — восемь человек подали заявления на два места! Мы взяли двух самых сильных.
Собственно про первого аспиранта я уже упоминал, а вторая — аспирантка — уже реализовала себя в городском консалтинге, и, накопив практический опыт, решила его осмыслить в рамках диссертации. Тематика, с которой она к нам пришла, связана с конкуренцией глобальных городов Азии за таланты. В рамках паспорта специальности нашей аспирантуры эта проблема описывается как миграция высококвалифицированной рабочей силы.
— А еще ведь у вас в планах магистратура?
— Магистратура откроется в следующем году. По направлению, что у нас лицензировано и аккредитовано, будем открывать ориентированную на международный рынок англоязычную программу “Eurasian Connectivity: data-driven regional studies”. Там предполагается достаточно гибкая модель — специализация на энергетике, процессах урбанизации или технологическом развитии Евразии, а также два трека, ориентированные на разные типы данных.
Первый трек — вычислительный — в партнерстве со Школой вычислительных социальных наук Европейского университета. Второй трек связан с качественными данными, там фактически мы будем заниматься изучением тех эффектов на земле, которые создают большие интеграционные проекты: буквально — как, например, меняется городская жизнь или какие новые пространственные конфигурации отношений выстраиваются из-за развития континентального масштаба инфраструктур. Вычислительный трек в свою очередь будет фокусироваться на работе с теми данными, которые на макроуровне могут охватить изменения, связанные с масштабными проектами межгосударственного партнерства.
Программа будет полностью англоязычная, и по договоренности с ВКПУ для пятерых студентов будет открыта возможность обучения в Шанхае в течение семестра или двух-трех месяцев в рамках работы над дипломом. Набор будет открыт в 2026 году, но уже сейчас мы общаемся с будущими абитуриентами, интерес к программе высокий.
— Знаю еще, что была Летняя школа в августе. Расскажите немного о ней.
— Летняя школа обсуждалась еще на самой первой встрече между ректорами ЕУ и ВКПУ. К нам приехали четыре студента из Китая, один присоединился здесь (они приехали собственно по направлению ВКПУ). Также один студент из Казахстана, один из Италии и пять человек из Армении.
Программа Летней школы — это фактически выставка достижений Европейского в области исследований России. Мы рассказывали, как с разных сторон мы изучаем Россию в контексте Евразии. Это и история, и вопросы международных отношений, и вопросы, связанные с реформами госуправления в России.
— Предполагается ли, что партнеры в Китае также будут приглашать студентов из Европейского?
— Да, они уже пригласили наших студентов участвовать в их Летней школе, а точнее — в Летних курсах. У них такие курсы проводятся уже несколько лет и называются Школа ШОС, то есть Школа Шанхайской организации сотрудничества. Там обычно довольно смешанная повестка. Не только лекционная часть, но и различные творческие активности, к примеру, мастер-классы по гончарному делу. Студенты изучают культуру, народные ремесла... При этом все страны ШОС, представители которой приезжают на школу, должны на ней обсуждаться.
— Восточно-Китайский педагогический университет, получается, наш основной партнер? А есть ли еще какие-то партнеры у центра?
— Пока нет. Мы ведем диалоги с несколькими организациями. К примеру, мы договорились о возможности обмена и стажировок с Ереванским государственным университетом, также мы находимся в диалоге с Центром изучения Азии Сеульского национального университета в Корее, еще с одним университетом в Турции. Конечно, мы хотим сотрудничать с казахстанскими университетами. Плюс мы подавали заявку на РНФ с индийским университетом, который специализируется на транспортных маршрутах и транспортных моделях, но пока у нас нет с ним официальных взаимоотношений.
Будем смотреть в сторону расширения, не обязательно за счет других стран. В Китае есть и другие университеты, с которыми нам интересно было бы сотрудничать.
Да и в самом ВКПУ основной диалог у нас идет с Центром исследования России, но там есть Центр мировой географии, есть Центр изучения современных городов. С ними мы тоже планируем выстраивать совместные проекты, и уже наметили несколько идей для исследований.
— А если структурно про сам центр. Изначально, когда он создавался, вы на какие-то другие примеры смотрели? В Америке, в Европе? Есть вообще такие центры в России?
— Здесь сложно сказать... В области востоковедения или китаеведения в России традиционно сильные исследовательские центры в Москве, на Дальнем Востоке и в Сибири, есть Восточный факультет СПбГУ, есть Институт востоковедения и африканистики, который открыла питерская Вышка.
Но то направление, о котором мы говорим, вычислительная географии в приложении к исследованиям Евразии, новое. Пока похожие вещи делает только московская Вышка в рамках Факультета географии и геоинформационных технологий. Они даже открыли магистерскую программу по пространственным данным и прикладной геоаналитике. Но она очень специализированная, а мы хотим сделать программу более гибкую, ориентированную на разных студентов, по крайней мере на первом этапе. Есть в питерской Вышке магистерская программа по исследованию Евразии по направлению «Политология», то есть там фокус на социально-политические процессы, но как будто у нашей магистратуры нет прямых конкурентов.
По поводу географии вообще довольно интересная история. Дело в том, что география традиционно занималась описанием и выделением регионов и была в какой-то степени интегрирована с военными науками. Но уже начиная с 20-х годов XX века географы начинают говорить о том, что недостаточно просто выделять регионы и классифицировать их, нужно применять более серьезный вычислительный аппарат, и с 30-х годов до середины 60-70-х география наблюдала то, что мы называем количественной революцией. После 70-х за пределами СССР был этап разочарования в количественных методах, уход в сторону постмодернистской философии и левой идеологии, и собственно в этот момент география спустилась на уровень городов — она стала изучать эмоции, чувства привязанности, маркетинг городов, все, что связано с личными впечатлениями людей от нахождения в пространстве. Переход от пространства к месту был одной из основных тем географии.
А сейчас, в эпоху развития больших данных и методов исследования, география переживает вторую количественную революцию, и мы в каком-то смысле можем доделать то, что не было доделано в 70-е.
— Если бы у вас как у руководителя центра был неограниченный бюджет, вы бы его вложили в какой проект?
— Я бы нанял профессора и двух постдоков, а также отобрал бы трех-четырех аспирантов, которые смогли бы создать лучшую в России школу вычислительной географии.
— И какими конкретно проектами занималась бы школа вычислительной географии?
— Нам интересно все, что касается развития глобальных городов на восточном побережье Китая. Как, например, они проводят проекты реновации, как с помощью информационных технологий и социальных сетей организуется процесс согласования проектов реконструкции исторической застройки. Это одно направление.
Далее это создание цифровых двойников или создание виртуальных моделей транспортных коридоров, формирование баз данных, на основе которых можно строить исследования — не только для публикации в журналах, но также прикладные проекты для российского или международного бизнеса — данные должны работать на практические задачи, связанные с торговлей, инвестициями, социально-экономическим развитием.
Но сегодня для меня, наверное, основной задачей пока является сборка команды, которая будет воспроизводить и развивать методологию, когда мы можем работать с разными типами данных и выявлять и описывать новые пространственные закономерности и делиться полученным знанием с нашими студентами и аспирантами.
Беседовала Светлана Абросимова