С появлением ИИ-систем человечество преодолело очередной технологический рубеж, ставший прорывом в том числе и в военной сфере. Потенциальные возможности, предоставляемые искусственным интеллектом (ИИ) вполне сравнимы с теми, которые имеют страны, обладающие ядерным оружием. Тем не менее на текущий момент ИИ-системы пока не представляют угрозы, аналогичной ядерному апокалипсису.
В отличие от многих технологий, перешедших с поля боя в повседневную жизнь, путь ИИ был скорее обратным. Хотя современный бум ИИ во многом обусловлен инвестициями и исследованиями коммерческого сектора, военные структуры быстро оценили его потенциал. Его высокая адаптивность и способность к быстрому анализу больших массивов данных в реальном времени не могли не привлечь внимание военных структур.
Сегодня можно выделить несколько ключевых направлений интеграции ИИ в военные системы:
1. Автономные и роботизированные боевые системы. Создание и совершенствование беспилотных летательных аппаратов, наземных роботов, морских дронов и других платформ, способных выполнять задачи от разведки до непосредственного применения силы с высокой степенью автономности, минимизируя непосредственное участие человека.
2. Разведка, наблюдение, рекогносцировка и анализ данных. ИИ адаптируется для обработки мультимодальных данных (спутниковые снимки, разведывательная информация, сообщения СМИ и т.д.). Алгоритмы способны выявлять скрытые закономерности, идентифицировать цели и объекты, а также проводить рекогносцировку местности, предоставляя командованию актуальную оперативную картину.
3. Поддержка принятия решений и планирование операций. На основе комплексного анализа данных ИИ-системы могут прогнозировать развитие ситуации на поле боя, моделируя последствия тех или иных решений.
4. Кибервойна и информационные операции. ИИ применяется для автоматизации как оборонительных (поиск уязвимостей и отражение кибератак), так и наступательных киберопераций. Кроме того, нейросетевые дипфейки используются в информационной войне для оказания влияния на население противника.
В настоящей статье представлен сравнительный анализ опыта внедрения технологий искусственного интеллекта в вооруженных силах Израиля, США и Китая. Выбор стран обоснован следующими факторами: Израиль ввиду непрекращающихся военных действий на Ближнем Востоке имеет практический опыт оперативного внедрения и применения ИИ на поле боя собственными вооруженными силами; США сохраняет доминирующие позиции в IT-сфере во многом благодаря технологическим компаниям из Кремниевой долины (что подтверждается первым местом США в рейтинге GlobalAIIndex, оценивающим страны на основе ключевых показателей, таких как уровень исследований и разработок, состояние инфраструктуры, количество специалистов, инвестиции, государственная стратегия и коммерческое внедрение технологий); Китай, по данным Bank of America, в 2025 г. вложивший в развитие ИИ от 84 до 98 млрд долл., не только конкурирует с США на стратегическом уровне, но и представляет собой пример успешной государственно-управляемой модели в этой области.
Израиль: оперативная эффективность в условиях асимметричных угроз
Израиль целенаправленно реализует политику по интеграции ИИ-систем в свои вооруженные силы, стремясь компенсировать диспропорцию между постоянно растущими массивами разведданных и ограниченными человеческими ресурсами для их оперативного анализа. Из приведенного ранее списка ключевых направлений интеграции ИИ в военные системы Израиль сосредоточился на разработке ИИ-систем по принятию решений и планирования операций. Сама логика развития израильских военных технологий на основе ИИ говорит о том, что основная цель Израиля в этом направлении — качественное повышение эффективности командного цикла принятия решений. Методы анализа, используемые до «эпохи ИИ», больше не справляются с потоком данных, что создает риски замедления реакции на критически важную информацию. Таким образом, Израиль использует ИИ, чтобы сократить время между получением данных, идентификацией цели и нанесением поражающего удара.
Ключевую роль в процессе разработки и внедрения ИИ-систем в вооруженные силы Израиля играет созданное в 1952 г. подразделение 8200, входящее в Управление военной разведки Армии обороны Израиля. Оно не участвует в боевых действиях на земле, преимущественно занимаясь ведением кибервойны.
Общая координация усилий в сфере высоких технологий (включая ИИ) исторически находилась в ведении Национального управления кибербезопасности Израиля. При этом разработки ведутся в тесном сотрудничестве с израильскими институтами (например, Технионом, Тель-Авивским университетом, Институтом Вейцмана), коммерческими компаниями и, как стало известно благодаря расследованию израильских изданий +972 Magazine и LocalCall, израильскими инженерами, призванными в армию после атаки 7 октября, ранее работавшими в Google и Microsoft.
Согласно данным, обнародованным израильским журналистом Ювалем Абрахамом, Израиль на постоянной основе использует как минимум три системы на основе ИИ: TheGospel/Habsora (Евангелие), Lavander (Лаванда) и Where"s Daddy? (Где папа?). Все они были разработаны подразделением 8200.
«Евангелие» автоматически выявляет и ранжирует цели для атаки. Главным образом это военные объекты и инфраструктура. Как и все другие системы, она обучалось на базах данных, десятилетиями собираемых израильской разведкой. «Евангелие» способно оперативно анализировать многолетние массивы необработанных данных (спутниковые снимки, данные БПЛА, перехват связи, данные киберразведки, тепловизорные изображения и т.д.).
По словам бывшего начальника Генштаба ЦАХАЛ Авива Кохави, «Евангелие» позволило радикально увеличить количество целей: если до его внедрения ЦАХАЛ выявлял около 50 целей в год, то после, во время операции «Страж стен» (май 2021 г.), «Евангелие» генерировало до 100 целей в день, при задействовании подразделения численностью около 100 человек.
«Лаванда» стала следующей ступенью в эволюции «Евангелия». Она была создана с целью нахождения лиц, подозреваемых в принадлежности к ХАМАС. Система на основе перехваченных сигналов, в том числе полученных благодаря Pegasus и похожим ПО, и «косвенных разведпризнаков» (нахождение в одной группе в WhatsApp с уже известными боевиками, частая смена места жительства или номера телефона, повторение других паттернов поведения, присущих членам ХАМАС) присваивает подозреваемому рейтинг от 1 до 100, отражающий степень вероятности его принадлежности к ХАМАС, а также отмечает место его нахождения. Согласно расследованию +972 Magazine и LocalCall в первые недели после атаки 7 октября 2023 г. система включила в число потенциальных целей до 37 тыс. палестинцев, проживающих в Газе.
Использование «Лаванды» израильской армией сопровождается обвинениями в военных преступлениях. Экспертное сообщество указывает на высокий риск ошибки при выборе цели на ликвидацию в условиях перманентно меняющейся обстановки на поле боя и необходимости быстро принимать решения. В частности, утверждается, что в начале войны цель на уничтожение утверждалась после поверхностной проверки операторами. На выбор и оценку каждой цели отводилось около 20 секунд, этого хватало только на то, чтобы убедиться, что найденная цель — мужчина, так как среди боевого крыла ХАМАС женщин нет. Такой подход, допускающий более 10% погрешности, резко увеличил количество неизбирательных ударов, что повлекло сопутствующие жертвы среди женщин и детей.
Система «Где папа?» тесно интегрирована с «Лавандой». Она создана для отслеживания в реальном времени геолокацию цели, ранее идентифицированной «Лавандой». «Где папа?» вычисляет, когда цель возвращается домой, и определяет временное «окно» для нанесения удара. Журналисты подтверждают нередкие случаи, когда удары наносились по жилым домам, что влекло смерти не только боевиков, но и всех членов их семей.
Кардинальные сдвиги в использовании ИИ-систем в боевых действиях произошли в ходе операции «Железные мечи». Политическим решением стало признание целью на ликвидацию любого члена военного крыла ХАМАС, независимо от его положения в иерархии. Количество целей кратно увеличилось, что сделало невозможным их качественную перепроверку оператором-человеком.
Разработки подразделения 8200 представляют собой одни из самых передовых, но и вместе с тем самых спорных с правовой и этической точек зрения военных программ в мире. Международное гуманитарное право строится на основе принципов различия, пропорциональности и предосторожности при ведении военных действий. Системы, похожие на «Лаванда» и «Где папа?», которые идентифицируют комбатантов через алгоритмы с вероятностью ошибки в более чем 10%, отмечая местонахождение их в жилых домах, очевидно нарушают все эти принципы, добавляя аргументов в пользу правозащитников, осуждающих израильские методы ведения войны. Отказ Израиля подписать Гаагскую декларацию REAIM 2023 года об ответственном использовании ИИ в военной сфере стал наглядным сигналом о том, что Израиль не будет брать на себя ограничения в этой сфере, хотя это идет вразрез с мнением международного сообщества и морально-этическими нормами.
Вместе с тем использование ИИ-систем в операциях высокой интенсивности, таких как в Газе, вполне соответствует собственной военной стратегии Израиля – Доктрине Дахия, которая предполагает применение массированной, непропорциональной силы, разрушение гражданской инфраструктуры с целью деморализации противника. В русле Доктрины Дахия ЦАХАЛ планирует к 2028 году интегрировать ИИ в половину своих военных систем, включая дальнейшую автоматизацию разведки и управления огнем.
США: государственно-частный симбиоз и глобальное лидерство
Впервые Минобороны США опубликовало стратегию, регулирующую использование ИИ в военных целях, в 2018 г. В документе указывалось, что ИИ-технология является ключевой для «ведения и победы в будущих войнах». На данный момент документом, определяющим национальную стратегию США в области развития ИИ, является Указ Президента США № 14101 «Устранение препятствий на пути к американскому лидерству в области искусственного интеллекта» от 23 января 2025 г. В дальнейшем, его реализация была конкретизирована в плане действий «Победа в гонке ИИ: план действий США в области ИИ», опубликованном Белым домом 23 июля 2025 г. В нем подчеркивается необходимость преодоления бюрократии, увеличения инвестиций и укрепления сотрудничества между государственным и частным секторами. Эти документы обеспечили государственную поддержку стремительно развивающимся ИИ-технологиям в США, в том числе и тем коммерческим разработкам, которые могут быть использованы на поле боевых действий.
Наиболее амбициозной государственно-частной инициативой стал проект Stargate, анонсированный в январе 2025 г. президентом США Дональдом Трампом. Проект объединяет OpenAI, SoftBank, Oracle и инвестиционную фирму MGX для создания на территории США к 2029 году сеть передовых дата-центров обработки данных и тренировки ИИ.
Основным бенефициаром государственных инвестиций в сферу ИИ остается военное ведомство. Так, около 75% государственных расходов США на проекты, связанные с ИИ, с 2013 по 2023 гг. пришлись на Пентагон. Координация усилий США в области военного ИИ приходится на несколько ключевых структур:
1. Управление перспективных исследований проектов Министерства обороны (DARPA). Созданное в 1958 г. в ответ на запуск СССР первого искусственного спутника Земли, сейчас стало ключевым ведомством Пентагона, отвечающим за разработку и внедрение новых технологий в вооруженных силы США.
2. Подразделение оборонных инноваций (DIU). Базируется в Кремниевой долине, отвечая за контакты Пентагона с IT-стартапами. DIU привлекает частный сектор в проекты оборонных инноваций, и, по сути, служит «мостом» между Пентагоном и динамично развивающимся ИИ сектором.
3. Национальные лаборатории. Научные центры, такие как Ливерморская национальная лаборатория им. Э. Лоуренса (Lawrence Livermore National Laboratory, LLNL) или Лос-Аламосская лаборатория (Los Alamos National Laboratory, LANL), известные тем, что в середине прошлого века разрабатывали ядерное оружие, а сегодня они также активно вовлечены в разработку ИИ-систем, в том числе двойного назначения. Часть таких разработок осуществляется в тесном контакте с IT-стартапами.
Многие передовые американские военные ИИ-системы имеют гражданские корни. Устоявшейся практикой стала разработка гражданского прототипа на первом этапе, а затем его адаптация под военные нужды — на втором. Например, гарнитура MicrosoftHoloLens (включая HoloLens 2 и сопутствующие облачные сервисы Azure) изначально разрабатывались как коммерческий AR-продукт для обучения, удаленной помощи и работы с 3D-моделями, а потом технические наработки и облачная инфраструктура стали основой для развития программы Integrated Visual Augmentation System — системы дополненной реальности для армии США.
Свидетельством укрепления сотрудничества частного сектора с Пентагоном стало принятие четырех руководителей крупных технологических компаний на службу в резерв сухопутных сил США. В июне 2025 г. приняли присягу и стали подполковниками: Шьям Санкар (Palantir), Эндрю Босворт (Meta, признана экстремистской и запрещена на территории России), Кевин Вейл (OpenAI), Боб МакГрю (ThinkingMachinesLab и OpenAI). Топ-менеджеры возглавили новое военное подразделение Detachment 201 («Отряд 201»).
Предполагается, что руководители ведущих компаний в IT-сфере будут заниматься привлечением людей с технологическим опытом к работе на благо национальной безопасности США. IT-резервисты будут служить 120 часов в год, иметь гибкий график и освобождение от военной подготовки.
Все эти события стали свидетельством смены парадигмы в отношениях между государством и технологическим сектором. Еще десять лет назад IT-компании избегали работы над технологиями, которые могут быть использованы в военных целях. Теперь же, например, Google и OpenAI отменяют внутренние протоколы о запрете использования своих ИИ-разработок при производстве оружия, открыв путь к более тесному сотрудничеству с оборонно-промышленным сектором.
Этот стратегический разворот нашел свое практическое применение в горячих точках. Украинский конфликт стал полигоном для тестирования американских военных ИИ-систем. С самого начала СВО на Украину начали приезжать руководители IT-стартапов из Кремниевой долины. Одним из первых стал генеральный директор PalantirTechnologies Алекс Карп. Эта компания создала платформу MetaConstellation, моделирующую всеобъемлющее цифровое поле боя. Она интегрирует и анализирует данные со спутников, включая Starlink, Maxar, Airbus, ICEYE, Capella и NOAA и пр., сокращая обнаружение концентрации войск, техники или артиллерийских позиций до 2–3 минут.
Среди других американских стартапов, проявивших себя на Украине, выделяют PrimerAI и ClearviewAI. PrimerAI, которые специализируется на обработке естественного языка и машинного перевода. Разработки PrimerAI позволяют преодолеть языковый барьер, расшифровывать, очищать от шумов и переводить перехваченную тактическую радиосвязь. ClearviewAI создал систему биометрической идентификации по изображению с заявленной точностью распознавания в 99%. База данных ClearviewAI насчитывает более 40 млрд изображений лиц (за время СВО она была увеличена на 400%), собранных из открытых источников — профили в социальных сетях Facebook, Instagram (принадлежат компании Meta, которая признана экстремистской и запрещена на территории России), ВКонтакте. Группа PrivacyInternational заявляет, что ВСУ используют эту систему для идентификации погибших и пленных российских военнослужащих.
Общее руководство по работе с американскими ИИ-стартапами, готовыми предоставлять свои системы для ВСУ, осуществляет министр цифровой трансформации Украины Михаил Федоров. Он открыто говорит о тестировании иностранных технологий на Украине с акцентом на проверку инноваций на поле боя в условиях реального времени. «Мы готовы помочь компаниям из стран-партнеров в разработке, тестировании и доработке технологий, которые действительно работают на поле боя. Это шанс получить опыт, который просто невозможно смоделировать в лаборатории», — подчеркнул украинский министр.
Начало СВО совпало с глобальным подъемом ИИ-индустрии, и многие американские ИИ-стартапы на безвозмездной основе предлагают свои разработки украинской армии не только ради практической апробации, но и, вероятно, чтобы создать репутацию компании, чьи разработки применялись в военных действиях.
Пентагон также активно инвестирует в автономные системы и агентские ИИ-процессы, сосредотачивая фокус на системах, способных выполнять задачи с минимальным вмешательством человека. Особое внимание привлекают следующие направления:
Автономные дроны. С 2023 года идет реализация программы Replicator, предполагающей развертывание тысяч автономных дронов к 2026 году. Для реализации этой программы Пентагон заключил контракты с ShieldAI (в 167 млн долл.) и Anduril на совершенствование алгоритмов роевого управления.
Коллаборативные боевые самолеты. ВВС США планомерно внедряет боевые ведомые дроны, действующие совместно с пилотируемыми истребителями F-35.
Усилия, которые прилагают США по внедрению ИИ в вооруженные силы, обусловлены необходимость опередить Китай, который на всех уровнях рассматривается Соединенными штатами как главный конкурент. Комиссия национальной безопасности США по ИИ, основанная в 2021 г., прогнозирует, что в течение десяти лет Китай может стать лидером в области ИИ.
Эти опасения обосновываются тем, что Китай инвестирует в проекты, связанные с военным ИИ больше, чем США. Точные цифры военных расходов Китая на ИИ засекречены, однако исследование американского Центра безопасности и новых технологий (CSET), анализируя открытые контракты НОАК, оценило минимальный уровень китайских закупок систем с элементами ИИ в 1,6 млрд долл. ежегодно. Реальные вложения могут быть значительно выше.
Китай: государственно-управляемая интеграция и тотальная интеллектуализация
Китай, признавая высокий трансформационный потенциал ИИ, делает ставку на создание интеллектуализированных вооруженных сил. Его подход также опирается на политику военно-гражданской интеграции, однако государственный контроль за развитием военных ИИ-систем несравнимо жестче, чем в США. В Китае развитие военного ИИ напрямую контролируется государством через политику военно-гражданской интеграции, обязывающую частные компании сотрудничать с армией, и централизованное пятилетнее планирование. Так, 14-й пятилетний план, реализуемый с 2021 по 2025 гг., прямо предписывает НОАК «ускорить комплексное развитие механизации, информатизации и интеллектуализации» ИИ-систем. В то время, как в США частные компании вроде Google сохраняют значительную автономию и могут оспаривать военные контракты под давлением общества, китайские компании законодательно подчинены партийным директивам. Кроме того, Закон КНР о безопасности данных предоставляет государству прямой доступ к данным компаний, тогда как в США подобная практика ограничена судебным и общественным контролем.
Разработки ИИ-систем двойного назначения начались примерно с 1980-х гг., когда был запущен План 863, включавший широкий круг проектов по интеллектуальной робототехнике. Сегодня этим занимается Национальная программа ключевых исследований и разработок, которая финансирует проекты в области машинного обучения. Реализация военной ИИ-стратегии Китая обеспечивается за счет тесной координации военных и гражданских структур, среди которых:
1. Академия военных наук НОАК.
2. Государственные оборонные корпорации. Например, Nornico (Северная Корпорация Промышленности Китая) проектирует автономные системы, в частности, IntelligentPrecisionStrikeSystem (комплекс для регулирования роя дронов и моделирования поля боя), а ChinaElectronicsTechnologyGroupCorporationучаствует в разработке ИИ-систем для РЭБ, связи, перехвата и обработки сигналов.
3. Частные технологические компании, привлеченные в рамках вектора военно-гражданской интеграции. Baidu производит технологии автономного вождения и облачных вычислений. iFLYTEK специализируется на распознавании речи и обработке естественного языка. Продукты используются НОАК для автоматизации прослушивания и перехвата коммуникаций. PIESATпродает геопространственные данные, полученные благодаря распознаванию объектов через ИИ, которые используются для картографирования местоположения в режиме реального времени, а также предоставляет услуги спутникового мониторинга и анализа данных для наблюдения и разведки.
НОАК внедряет ИИ в широком спектре военного применения:
1. Автономные и беспилотные системы.
Китай разрабатывает высокоавтономные ударные БПЛА («Темный меч», «Звездная тень», «Острый меч») с возможностью автономного полета, идентификации целей и применения оружия. Ведутся работы по технологии роев БПЛА.
Кроме летательных автономных систем Китай работает над наземными и морскими дронами. Один из первых функционирующих наземных роботов был показан на учениях в Камбодже еще в 2021 г. «Собаки-роботы» продемонстрировали возможность нести и применять автономное стрелковое оружие. Среди морских систем, выделяются беспилотные катера, такие как Jinghai, для автономного патрулирования водного пространства и беспилотные корветы D3000 с функциями надводного боя.
2. Управление, связь, разведка и проведение киберопераций.
Силы стратегической поддержки НОАК используют ИИ для киберзащиты, включая распознавание образов для защиты от атак и обнаружения сетевых вторжений. Кроме того, идет активная работа по созданию ИИ-систем для сбора данных с различных источников и ускорения принятия решений. Основной целью декларируется создание «всепогодной многомерной сети ситуационной осведомленности».
Стоит отметить, что параллельно с Китаем США проектируют похожую сеть, объединяющую различные платформы и домены, в рамках концепции «совместного ведомственного командования и управления» (JADC2).
3. Моделирование и учения.
Китай проектирует цифровых двойников и интеллектуальных симуляторов для обучения и тренировок. Так, в мае 2024 г. в журнале CommonControl & Simulation была представлена ИИ-система «Виртуальный командир», имитирующая стиль принятия решений командиров НОАК в компьютерных симуляциях боя. В процессе она демонстрирует способности не только оперативно анализировать ситуацию, но и генерировать варианты действий, оценивая их эффективность.
При активном развитии ИИ, Китай отстаивает ответственное и регулируемое использование военного ИИ. В 2021 г. Китай выступил в ООН с документом «О регулировании военного применения искусственного интеллекта», а в 2023 г. выдвинул глобальную Инициативу по управлению искусственным интеллектом, которую публично не поддержали США и Израиль, но одобрили многие страны глобального Юга. В этих документах Китай предлагает следующие положения, сочетающие технологическое развитие и этические нормы: сохранение контроля за человеком, соблюдение международного гуманитарного права при разработке и применении ИИ в военной сфере, недопущение гонки вооружений в сфере ИИ.
Сравнительный анализ
Проведенный анализ позволяет выделить три направления милитаризации ИИ. Израиль избрал узконаправленную модель, ориентированную на решение конкретных задач ценой пренебрежения нормами международного права. США реализуют модель открытых инноваций, опираясь на мощь частного сектора. Китай остается приверженцем социалистической рыночной экономики, где государство направляет усилия всех секторов на внедрение высоких технологий в вооруженные силы, при этом разрабатывая национальные стандарты.
Опыт Израиля, США и Китая демонстрирует, что внедрение ИИ-систем в вооруженные силы сопряжено с масштабными трудностями. В ходе сравнительного анализа были выявлены следующие проблемы, с которыми повсеместно сталкиваются разработчики ИИ:
1. Недостаток и/или недоступность релевантных данных. Основная сложность состоит в отсутствии достаточного количества данных, непосредственно относящихся к военным операциям. Многие критически важные для обучения ИИ-систем данные либо не собираются в цифровом виде (например, записываются на бумагу), либо засекречены.
Кроме того, остро стоит вопрос разобщенности данных, когда обмен информацией между разными родами войск крайне затруднен. Это создает «информационные острова», препятствуя созданию единой обучающей базы.
2. Уязвимость молодых ИИ-систем. Многие эксперты признают существующие ИИ-системы как высокоуязвимые для целенаправленных кибератак и саботажа. Злоумышленники могут манипулировать данными и алгоритмами на этапе обучения системы. В частности, «отравить» обучающие данные, внося скрытые искажения, что приводит к систематическим ошибкам в работе системы, корень которых будет крыться в самом алгоритме. Дополнительную сложность создает большой объем данных, защиту которых сложно обеспечить. Эксперты отмечают проблему невозможности гарантированно обнаружить факт проникновения противника в собственные сети.
3. Ограничения сети. Современное поле боя генерирует колоссальное количество информации: изображения, видео с дронов и т.д. Существующие каналы связи не всегда способны обеспечить их передачу в реальном времени. Даже при достаточной пропускной способности, задержки в передаче данных снижают оперативность реагирования.
Особую трудность создают специфики сред: воздушной и водной. Так, создание надежной сети для роя БПЛА, требующей постоянного обмена информацией между множеством «узлов» сложнее, чем управление одиночными беспилотниками по каналу «точка-точка». Еще более ограничена связь под водой из-за поглощения сигнала. Кроме того, как БПЛА, так и подводные автономные аппараты часто зависят от наземных или воздушных ретрансляторов, которые уязвимы для ракетных атак.
4. Сложности тестирования и оценки. Для установления доверия к ИИ-системам, тем более военного назначения, необходимо всестороннее тестирование, что подтверждало бы их боевую эффективность. При этом, очевидно, что протестировать автономные системы вооружения во всех вероятных сценариях реальной войны принципиально невозможно. Подобное моделирование требует временных и финансовых ресурсов, и все равно не может быть исчерпывающим. Сам процесс испытания автономных систем, особенно в условиях, приближенных к боевым, может нести риски для безопасности.
В целом, несмотря на существенные различия в стратегических подходах, опыт Израиля, США и Китая по внедрению ИИ в вооруженные силы выявляет ряд универсальных технологических и операционных направлений, которые носят глобальный характер и определяют общие тенденции развития военной отрасли.
Во-первых, ориентация на создание интегрированных систем поддержки принятия решений. Разработки Израиля «Евангелие» и «Лаванда», американские программы типа MetaConstellation от Palantir и китайские проекты создания «всепогодной многомерной сети ситуационной осведомленности» демонстрируют общую парадигму перехода от человека-аналитика к человеку-оператору, следящему за алгоритмами.
Во-вторых, развитие автономных и роевых систем ведения боя. Эта тенденция отражает глобальный поиск демографических ограничений через делегирование тактических функций автономным системам.
В-третьих, появление развитых форм военно-гражданской интеграции. Так, США создали институциональные «мосты» (DIU, «Отряд 201»), которые привлекают гражданские стартапы, Китай директивно интегрирует частные компании в оборонные программы, а Израиль использует резерв разработчиков из технологических гигантов. Методы разные, но суть остается одной: ни одна страна не может развивать военный ИИ в изоляции от гражданско-технического сектора, что создает новые схемы партнерства между частными IT-компаниями и армией.
Все три направления задают следующие векторы развития современной военно-технической политики: тотальная цифровизация разведки, делегирование функций ИИ-системам при сохранении контроля за человеком и институциональное сопряжение военных ведомств с IT-сектором. Опыт Израиля, США и Китая показывает, что будущее военного превосходства определяется способностью оперативно внедрять эту триаду взаимосвязанных изменений, а не просто концентрироваться на отдельных прорывных технологиях.
Библиография
Аль-Сахель С., Смирнов А. Технологии искусственного интеллекта в палестино-израильском конфликте // Международная жизнь. URL: https://interaffairs.ru/news/show/43910?ysclid=mf40auuxx8983458641
Изюмов Д.Б., Кондратюк Е.Л. Анализ различий в подходах США и Китая к применению искусственного интеллекта в системах вооружения // Инноватика и экспертиза. 2022. Вып. 2 (34). С. 228–239.
Пашенцев Е.Н., Козюлин В.Б. Искусственный интеллект и геополитика: доклад / ДА МИД России. М., 2024. 72 с.
Помозова Н.Б., Литвак Н.В. Военный искусственный интеллект в США и КНР: сотрудничать нельзя воевать // Полис. Политические исследования. 2025. № 3. С. 7–24. DOI: 10.17976/jpps/2025.03.02.
Селянин Я.В. Приоритеты госфинансирования и перспективы развития отрасли искусственного интеллекта в США. Анализ и прогноз // Журнал ИМЭМО РАН. 2021. № 3. С. 65–93. DOI: 10.20542/afij-2021-3-65-93.
Цешковская Ю.В. Стартапы на поле боя: как частный сектор открывает эру «алгоритмических войн» // РСМД. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/startapy-na-pole-boya-kak-chastnyy-sektor-otkryvaet-eru-algoritmicheskikh-voyn/#1
Чугунов В., Доронин А. Боевое применение ИИ-систем Израилем в секторе Газа: этические проблемы // РСМД. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/columns/cybercolumn/boevoe-primenenie-ii-sistem-izrailem-v-sektore-gaza-eticheskie-problemy/#2
Шейкин А.Г. Правовое регулирование искусственного интеллекта в Китайской Народной Республике: состояние, перспективы, сравнительный анализ законопроектных предложений (часть 1) // Пролог: журнал о праве. 2025. № 1. С. 38–54.
Ak G. “Crime of the Century”: Israel’s State Terrorism and International Law Violations in Gaza Strip // Journal of Humanity, Peace and Justice. 2024. Vol. 1, No. 1. P. 65–95.
Amoroso D., Tamburrini G. Autonomous Weapons Systems and Meaningful Human Control: Ethical and Legal Issues // Current Robotics Reports. 2020. Vol. 1. P. 187–194.
Fedasiuk R., Melot J., Murphy B. Harnessed Lightning: How the Chinese Military is Adopting Artificial Intelligence / Center for Security and Emerging Technology. 72 p.
Fravel M.T. China’s New Military Strategy: “Winning Informationized Local Wars” // China Brief. 2015. Vol. 15, No. 13. P. 3–7.
Outline of the People"s Republic of China 14th Five-Year Plan for National Economic and Social Development and Long-Range Objectives for 2035 = 中华人民共和国国民经济和社会发展第十四个五年规划和 2035 年远景目标纲要. URL: http://www.gov.cn/xinwen/2021-03/13/content_5592681.htm
Summary of the 2018 Department of Defence Artificial Intelligence Strategy: тех. отч. / United States DoD. 2019. 17 p.