В издательстве «Бомбора» 6 ноября выходит «Автобиография самого преданного футболиста в истории мирового футбола» Игоря Акинфеева. Эта книга предлагает взгляд на футбольное поле не с трибуны, а изнутри — от ворот. Яркие моменты матчей в ощущениях легендарного голкипера российской сборной и ЦСКА. Откровенный разговор о жизни и спортивной карьере. «Москвич Mag» публикует фрагмент, в котором Акинфеев вспоминает игру со сборной Испании на стадионе «Лужники» во время чемпионата мира по футболу, который проходил в России в 2018 году.
Глава 8
НОГА БОГА
Мне интересно быть в эпицентре шторма. Я всегда должен
доказывать, что, совершив ошибку, я лишь поскользнулся,
но не упал. Я сразу поднимаюсь на ноги.
Джанлуиджи Буффон
Перед домашним чемпионатом мира у нас все было плохо. Мы проиграли товарищеские матчи Бразилии, Франции, Австрии, сыграли вничью с турками, хотя те приехали в Москву даже не основным составом, после чего журналисты наперебой начали писать о том, что команды нет, что Черчесов находится скорее в тупике, нежели в поиске, — словом, настроения это никому не добавляло.
В последний день заключительного сбора в Новогорске Артем Дзюба внезапно пришел на пресс-конференцию, чего от него вообще никто не ждал, и выдал пламенную речь, обращаясь ко всем журналистам сразу. Типа можете сколько угодно нас критиковать, но давайте вы будете это делать после чемпионата мира, а в ходе турнира мы очень рассчитываем иметь в вашем лице 12-го игрока, а не врагов, которые жаждут увидеть, как оправдываются самые мрачные их прогнозы.
Но давление не ослабевало, причем не только на тренерский штаб. СМИ продолжали мусолить одни и те же темы. Что российская сборная — самая ужасная за последние сто лет. Что Саудовская Аравия, с которой нам предстояло играть в групповом турнире первый матч, за последние три года не проиграла ни одному сопернику. Что у Египта, где тогда блистал обладатель «Золотой бутсы» английской Премьер-лиги Мохаммед Салах, мы и подавно не выиграем, а что уж в этом плане говорить об уругвайской команде!
И вот этот диссонанс между совершенно поразительным, очень красивым праздником с толпами болельщиков на улицах и невероятным прессингом воспринимался непросто.
По собственным ощущениям я бы не сказал, что дело обстояло совсем уж катастрофическим образом. За полгода до чемпионата мира мы достаточно уверенно сыграли с корейцами — вели 4:0 и пропустили два гола в концовке, сделали ничью с Чили, причем первыми открыли счет; но потом снова возникло ощущение, что команду как проклял кто: вроде сильные игроки, все сбалансированно, неплохо играем, а результата нет.
Скажу честно, первого матча с Саудовской Аравией я ждал с большой опаской. Понимал: это «Лужники» — огромный новый стадион, это 80 тысяч болельщиков, гла́вы государств, высшие чины мирового футбола, грандиозное шоу церемонии открытия. Покажите мне человека, который искренне считает, что на все это можно не обращать внимания? Я что есть силы гнал от себя все ненужные мысли. И только после того, как мы выиграли у саудитов со счетом 5:0, у нас, что называется, поперло, пошел кураж. У Египта мы выиграли в Питере со счетом 3:1 и, возвращаясь в отель со стадиона, видели из окна автобуса, как весь город просто танцует от радости.
Вот так и получилось, что игра с Уругваем уже абсолютно ничего не решала.
После двух первых побед мы мгновенно сплотились, болельщики и журналисты как-то тоже вдруг полюбили сборную, хотя игра с Уругваем в Самаре, где мы проиграли 0:3 и на самом деле вряд ли могли избежать поражения, снова дала журналистам повод для критики. Начались бесконечные рассуждения: а если бы они не проиграли? а на кого мы теперь попадаем — на Португалию или на Испанию? С Португалией-то всяко больше шансов…
Мы уже сидели в самолете из Самары в Москву, и перед самым взлетом пилот объявил, что играть в 1⁄8 финала мы все-таки будем с испанцами. Я сам себе тогда мысленно сказал: «Приплыли… »
В три часа ночи мы прилетели, сразу заехали в Новогорск, сразу легли спать, а наутро от мрачных предчувствий не осталось следа. Все было очень по-рабочему. По-моему, нас даже и не поздравлял никто с тем, что мы впервые за всю российскую футбольную историю вышли из группы.
Черчесов тоже непрестанно повторял, что турнир для нас только начинается. Это как-то воодушевляло, вселяло веру. Я и сам начал думать: ну да, Испания. И что теперь — совсем на поле не выходить, что ли?
То, что мы с достаточно неприятным счетом проиграли Уругваю, на самом деле сыграло в плюс, оказалось очень своевременным. Это мгновенно погасило эйфорию и расставило многие вещи по местам. Типа, ребята, это, конечно, очень здорово, что вы так лихо начали чемпионат, но Египет с Саудовской Аравией — это одна история, а ведущие латиноамериканские команды — совсем другая. Не ваш пока это уровень…
Наверное, как раз поэтому понимание, что играть снова предстоит на 80-тысячной арене в «Лужниках», где наверняка опять будет ажиотаж и толпы болельщиков, уже не вызвало ни у кого мандража. Мы просто продолжали спокойно готовиться. Перед самой игрой была 20-минутная теория: отдельно у игроков, отдельно у вратарей, — и мне запомнилось, что подготовленную нашими операторами нарезку испанских матчей мы сразу начали смотреть с серии пенальти. Не знаю даже, почему именно ее поставил нам Гинтарас Стауче. Словно заранее чувствовал, что эта серия станет для нас ключевым моментом матча.
Все началось красиво. До матча тренеры особо подчеркивали, что фланговые игроки не должны фолить, потому что с испанцами это особенно опасно. Но Юра Жирков нарушил правила; в наши ворота назначают штрафной, и мяч рикошетом от пятки Сергея Игнашевича залетает в ворота.
Первый тайм мы закончили со счетом 1:1. Гол, который Артем Дзюба забил испанцам с пенальти, был просто невероятно ценен. В каких-то менее значимых, проходных матчах бывает вообще неважно, сравнял ты до перерыва счет или нет. А там мы прямо-таки почувствовали, что у многих в голове щелкнуло: «О, эти парни, оказывается, тоже что-то умеют?»
А может быть, нам просто хотелось убедить в этом самих себя…
Было понятно, что во втором тайме испанцы будут катать мяч до верного, и вот как раз здесь сработала черчесовская тактика Сталинграда, как мы ее называли. Типа взялись за руки, встали плечом к плечу и ни пяди врагу.
У испанцев было какое-то немыслимое количество передач: поперек поля, назад. Но каких-то серьезных моментов, за исключением одного или двух, они у наших ворот так и не создали. Я тогда даже успел подумать, что нам бы в такой манере играть против Испании в 2008-м, с Хиддинком, может быть, оно и сработало бы так, как сработало на домашнем чемпионате в Москве и в основное время, и в дополнительное. Надо было во что бы то ни стало дотянуть до серии пенальти, а там, как говорится, чем черт не шутит. Вот он и пошутил в Москве — с Испанией.
Я проиграл три чемпионата мира по пенальти. Вы не возражаете,
если я скажу, что это начинает действовать мне на нервы?
Роберто Баджо
Известной фотографии отбитого мяча у меня дома нет, но есть у родителей — ее мне подарили болельщики после того матча. Сам я вообще не фанат каких-то постеров со своими изображениями, игровых фотографий. Единственное, что храню, — майки, в которых на каких-то значимых для себя турнирах я играл за сборную, за ЦСКА. Все они висят у меня в рамочках в бане. Там же майка Канисареса с моего первого чемпионата Европы в 2004-м и постер с домашнего чемпионата мира. Еще была жива вдова Льва Ивановича Яшина, на этом постере расписались она и Виталий Леонтьевич Мутко, Евгений Серафимович Ловчев.
Мне было приятно получить такие автографы. Особенно от Валентины Тимофеевны. Самого Яшина при его жизни я по понятным причинам не застал, а вот с его вдовой общался очень много. Мне казался символичным уже тот факт, что Лев Иванович хоть и играл всю свою футбольную жизнь за московское «Динамо», но жил все годы близ стадиона ЦСКА, на Третьей Песчаной. Я знал, где расположен балкон его квартиры, до сих пор каждый раз поднимаю голову, проходя мимо.
Валентина Тимофеевна, царство ей небесное, постоянно поздравляла меня с какими-то успехами, с праздниками, и это было невероятное чувство.
После того как я провел сотый «сухой» матч и вошел в «Клуб Льва Яшина», она передала мне кубок с изображением Льва Ивановича. И я постоянно чувствовал, словно через нее Лев Иванович незримо присутствует в моей собственной жизни.
Перед серией пенальти с испанцами в «Лужниках» я уже ни о чем не был способен думать. Предельно нервная игра, жарко, постоянное катание мяча соперниками — такие игры тяжело ведь не только смотреть с трибун. Когда сам находишься на поле, это воспринимается еще более мучительно, поскольку требует предельной ежесекундной концентрации. Постоянно смотришь: где мяч? а вдруг сейчас, после 20-й или 30-й передачи, кто-то создаст момент? Стоишь реально выжатый до последней капли и думаешь: лучше бы по воротам били, я бы тогда, по крайней мере, работал, а не изводил себя ненужными мыслями.
Эмоциональный фон этого матча был невероятно тяжел. Когда команды действуют на поле в такой тактике, игроки еще и перед тобой бегают посто- янно, причем и наши, и испанские. У меня даже видео где-то сохранилось, как я встал в воротах, когда закончилось дополнительное время, и сказал: «Господи, скорее бы это все закончилось!»
И пошел с Серхио Рамосом выбирать ворота.
Серия пенальти — это вообще очень специфическая для вратаря вещь. Кто- то называет ее борьбой нервов, психологическим поединком. Кто-то считает лотереей, и я, пожалуй, с этим соглашусь. Как бы парадоксально ни прозвучало, но, проиграв серию пенальти, даже не особо себя грызешь. Даже близко не испытываешь тех эмоций, которые бывают, когда пропускаешь на 93-й или на 120-й минуте, если назначается дополнительное время.
Понятно, что бывают исключительные ситуации. Помню по видеозаписям с той самой кассеты отца, которую он подарил мне в детстве, как Италия проиграла Бразилии чемпионат мира — 1994: Роберто Баджо не забил решающий пенальти. Собственно, и в Москве одним из самых драматических моментов всего чемпионата стала печально известная «паненка» Феди Смолова в серии пенальти с хорватами. Знаю, что он очень долго и тяжело переживал тот свой удар.
Но у меня реально не было большого огорчения. Понимал, что мы одолели Испанию в серии пенальти и проиграли Хорватии тоже при очень хорошей командной игре. Жизнь в этом плане очень грамотно расставляет все по местам: здесь тебе повезло, там — не очень, здесь ты выиграл, там — проиграл…
Интересно, что мы с Гинтарасом Стауче угадали всех игроков, которые били нам пенальти в матче с Испанией. Другой вопрос, что у меня реально не варила башка от усталости. Помню, к мячу подходит Андрес Иньеста, я точно знаю, куда именно он будет бить, и… валюсь в противоположную сторону. Просто забыл все, что мы проговаривали со Стауче до игры.
Знаю, что у де Хеа была шпаргалка: кто из наших игроков куда может ударить. Гинтарас мне тоже все подробнейшим образом расписал на бумажке, но я эти подсказки не взял. Никогда не любил изучать статистику бьющих, всегда отвергал любые шпаргалки. Иногда, понимая, куда должен ударить соперник, из чувства противоречия вообще прыгал в другую сторону, и надо сказать, этот риск нередко бывал оправдан.
Понятно, что велик соблазн выиграть серию пенальти по шпаргалке, но сейчас могу признаться: как раз на том чемпионате мира мне безумно хотелось выиграть ее самому — в «Лужниках», при полном стадионе. А если проиграть, то тоже самому.
У тех же испанцев очень хорошо всегда били Серхио Рамос и Жерар Пике — их было сложно раскусить. Коке любил крутить мяч от вратаря. Когда он бил, я как раз успел вспомнить советы Стауче и отбил этот мяч. Яго Аспас — он бил последним — ударил вообще нехарактерным для себя образом. Сейчас играет за «Сельту», и я для себя отметил, что ни одного пенальти таким образом этот игрок больше не пробивал никогда. Я прыгал абсолютно наобум, в сторону, но каким-то образом нога оставалась по центру поля — Аспас в эту ногу и ударил.
С хорватами же, когда забил Ракитич, я тоже интуитивно понимал, куда полетит мяч. Но, на свою беду, прыгнул в другую сторону, и мы проиграли серию.
Конечно же, все расстроились тогда неимоверно. Наиболее сильным было ощущение какой-то недосказанности. С одной стороны, команда набрала очень хорошую форму по ходу чемпионата, впервые вышла из группы, впервые дошла до четвертьфинала, почувствовала, какие это классные ощущения — играть в плей-офф чемпионата мира, вошла во вкус…
С другой — полуфинал-то был прямо где-то рядышком. Когда еще российские болельщики такое увидят?
Приятно было понимать и то, что наша игра на том турнире погасила пламя ненависти к команде, которое бушевало до самого начала чемпионата. Но все это вместе отняло столько нервов, столько эмоциональных сил, что я выдохнул и сказал себе: «Слава Богу, что все это наконец для меня закончилось…»
А вот первой проигранной серией пенальти в составе ЦСКА для меня стал суперфинал с «Зенитом» в 2023-м. Потом не раз вспоминал эти две проигранные серии и думал: если мог бы какую-то из них переиграть, наверное, выбрал бы игру с питерским клубом. Понимаю, сколько стрел в мой адрес это признание способно вызвать сейчас, но тогда чувства были именно такими. Возможно, потому, что эмоции от суперфинала были совсем свежими, а за сборную к тому времени я уже пять лет как не играл. К тому же победа над «Зенитом», если бы она тогда случилась, стала бы для клуба очередным трофеем. А вот в 2018-м, если объективно взвешивать силы, чемпионами нам было не стать. В полуфинал, как мне кажется, по-любому прошла бы Англия.
За свою карьеру я пропустил более 9000 бросков, проиграл почти 300 игр,
26 раз мне доверяли сделать финальный победный бросок, и я промахивался.
Я терпел поражения снова, и снова, и снова. И именно поэтому добился успеха.
Майкл Джордан
Когда про пропущенный пенальти говорят: «Если бы не гадал, а реагировал, то взял бы!» — улыбаюсь. По удару, мне кажется, можно взять только то, что летит в тебя или совсем рядом. И если ты реагируешь на конкретные действия бьющего, подсознательно-то ждешь именно такой удар. Сложнее всего брать пенальти от тех, кто делает паузу и смотрит, в какую сторону ты пошел. Трудно таким противостоять, трудно стоять до конца. Вот здесь реально начинаются психологические игры. Например, в российском чемпионате всегда было очень сложно брать пенальти от Алексея Миранчука. Хорошо бьет, с небольшой паузой, смотрит до конца на вратаря.
Бывает, что голкипер специально подходит к бьющему и говорит какую-нибудь грубую или обидную вещь, сбивает его. Но это не мой стиль. Никогда ни к одному нападающему я не подходил, ничего не говорил, пяткой точку тоже не топтал. Для меня важно, чтобы в игре все было честно.
Приятно, конечно, когда меня называют королем пенальти, но в моей карьере однажды случился чемпионат страны, не вспомню уже, какой это был год, по-моему, 2009-й, когда в мои ворота назначили в общей сложности восемь пенальти и лишь один из них я отбил. Был страшно удручен такой статистикой. Одно дело, когда речь идет о командах уровня «Спартака» или «Динамо», и совсем другое — когда играешь где-нибудь в Томске, против тебя выходит игрок и, что называется, разводит тебя по углам.
Ты стоишь как пацан, смотришь, как человек несет мяч, чтобы поставить его на точку, и еще до удара понимаешь: все… Это чувство невозможно объяснить, но оно, думаю, знакомо каждому голкиперу. А бывает наоборот: смотришь и понимаешь, что тебе не забьют. Более того, в этот момент появляется отчетливое ощущение, что тебе ударят именно так, как ты этого ждешь.
Понятно, что многие до сих пор помнят мой сейв ногой с Испанией, считают это ключевым моментом всей моей карьеры, но был памятный для меня пенальти с «Лучом», когда за 10 лет до домашнего чемпионата мира мы играли с этой командой во Владивостоке. Ураганный ветер, дождь, поле просто не передать словами в каком состоянии, все чуть ли не по щиколотки в воде.
Еще до назначенного пенальти Виталий Булыга пробивал штрафной, а весь ураган дул в наши ворота. Помню, ставлю стенку и думаю: «Двух человек вполне хватит, оттуда сложно попасть». Булыга как по этому дождю ударит! Я поднимаю глаза и вижу, как мяч залетает в девятку.
Трибуны беснуются, я выбил мяч на центр и думаю: «Блин, привез. Если сейчас не забьем, начнется». И Женька Алдонин вскоре фолит. Ставят точку — Жора Базаев идет бить 11-метровый.
Если честно, по технике и динамике это вообще был один из лучших пенальти, которые я когда-либо отражал. На большой высоте достал, погасил удар, а мяч еще и в руки приземлился.
Другой яркий пенальти, который я запомнил, случился не на чемпионате мира, не с какой-то выдающейся европейской командой, а с «Локомотивом» в 2013-м. Мы играли на домашнем стадионе железнодорожников, Марк Гонсалес сбил в штрафной Тараса Михалика, соответственно, судья назначил пенальти в наши ворота, и пробивать отправился Саша Самедов. Я отбиваю мяч, он улетает на угловой, но не прошло и 15 секунд, как Дима Тарасов забивает мне головой сверху. Я даже не успел толком перевести дух, а мяч, что называется, над ушами просвистел.
Такие моменты реально запоминаются настолько хорошо, что даже спустя годы ты можешь покадрово вспомнить, как все происходило. Вот и тогда вроде справился с главной задачей, отбил пенальти, болельщики беснуются, орут, показывают друг другу неприличные жесты, и тут — раз! Какие-то несколько секунд, и ты уже антигерой.
Пенальти — это, безусловно, та самая часть игры, которую всем наиболее интересно смотреть. Если взять хоть сто человек фанатов и спросить их, хотят ли они смотреть 90 минут безрезультативной игры или серию пенальти, выбор будет совершенно очевиден. Подозреваю, болельщикам в момент серии даже не столь важно, в чьи ворота забивают мячи. Если бы существовал отдельный вид спорта под названием «пенальти», он стал бы невероятно популярным с первых же секунд своего существования. А уж букмекерам какая радость была бы!
Но в рамках футбола иногда реально думаешь о том, что незабитый или пропущенный 11-метровый способен сломать человеку жизнь. Знаю, что тот же Баджо после неудачных для Италии чемпионатов мира всерьез корил себя за то, что именно он проиграл те турниры, где не забил в решающих сериях.
Но все равно пенальти — это такая своеобразная история. Не всегда даже успеваешь понять, что именно произошло, не воспринимаешь этого. Вот и в матче с Испанией на чемпионате мира было то же самое: мяч попадает в ногу, улетает в сторону трибун, все вскакивают, куда-то бегут, а ты лежишь на животе в центре поля и вообще не соображаешь, каким образом туда попал. В такие моменты становишься абсолютным ребенком.