Московская красавица: Анна Стэн

Мы мало знаем о ранних годах ее жизни. Та информация, которая есть, большей частью изобретена голливудскими журналистами и носит фантастический характер. Про нее писали, что ее настоящее имя — Петровна. Что ее мать была великой шведской балериной по имени Федоровна. Что ее детство прошло среди крестьянских изб и вечных снегов (достоверно известно, что родилась она в Киеве). Ее путали с другой московской актрисой того времени Анелью Судакевич. Из них обеих создают странный гибрид по имени Аньюшка Стенска-Судакевиш. Еще писали, что в детстве она разносила суп солдатам, прячась от выстрелов. Вот это как раз может быть правдой. Ее родной Киев во время Гражданской войны переходил из рук в руки 12 раз. Девочка, вероятно, на многое насмотрелась.

Насчет года ее рождения тоже есть разные версии. Но тут уже не репортеры, а она сама аккуратно корректировала даты. Однако существует анкета для поступления в Киевский театральный техникум, куда Анна собственной рукой вписала дату — 1906 год. О ее родителях мы знаем, что отец был украинец по имени Петр Фесак (или Фесаков), и он, скорее всего, руководил небольшой танцевальной студией, а мать была танцовщицей.

В любом случае первые внятные упоминания о ней относятся к началу 1920-х годов. Едва достигнув совершеннолетия, она выскочила замуж. Ее мужем стал киевский актер и импресарио Борис Бернштейн, взявший себе артистический псевдоним Стэн. Анна вскоре своего супруга покинула, но на всю жизнь у нее осталась эта короткая, эффектная, для любой страны подходящая фамилия.

Она работала в газете «Пролетарская правда» — то ли секретаршей, то ли репортером. Поступила в Киевский государственный театральный техникум, выходила на сцену Малого театра на Крещатике. В 1926 году уехала покорять Москву, где ее приняли в Первый рабочий театр Пролеткульта. Но театральной карьеры так и не сделала — ее очень быстро переманили в кино. Ее первая роль — девица из публичного дома в историко-революционном детективе «Предатель» режиссера Абрама Роома по сценарию Виктора Шкловского. Сразу после этого ей заинтересовались в кинокомпании «Межрабпом-Русь».

Киноателье «Межрабпом-Русь» находилось на Верхней Масловке. Тогда это была немощеная, почти деревенская улица, окруженная частным сектором — домами и дачами. Сама студия представляла собой четырехэтажный дом с конической стеклянной крышей. Вокруг простирался Петровский парк, где хоть сибирскую тайгу можно было снимать, хоть итальянские рощи.

Ателье на Масловке создали еще в 1915 году два человека, которые страстно увлеклись кино. Один из них был костромской купец-старовер Михаил Трофимов, другой — выходец из еврейской семьи Моисей Алейников. Свою компанию они назвали «Русь». После революции Трофимов эмигрировал, но, помыкавшись за границей, вернулся в Москву, решив, что с любой властью можно поладить, а фильмы будут смотреть и при коммунизме. Власть позволила им работать, да еще и решила, что от них будет польза. В 1922 году акционером «Руси» стало общество «Межрабпом» («Международная рабочая помощь»). Общественная организация со штаб-квартирой в Берлине, реально она подчинялась Москве и была инструментом советской мягкой силы на Западе. В результате появился уникальный киноконцерн, который мог существовать только во времена нэпа, «самого двусмысленного» из советских периодов, по словам Пастернака. Коммунистическая частно-государственная компания с немецким капиталом, но деньги считались не буржуазными, а «рабоче-интернациональными». Фильмы «Межрабпом-Руси» были призваны представлять СССР на мировой арене. Это означало, что кинематографистам дозволялось чуть больше свободы. Здесь старались соединить жанровое кино с экспериментальным. Образцом было американское кино. В 1920-е Америка воспринималась не только как враг, но и как достойный соперник, в чем-то образец для подражания. Ее надо было догнать и перегнать на маленьких автомобилях «форд», на которых так удобно было устраивать кинематографические погони.

В 1924 году на студии собирались создавать нечто масштабное и невиданное — «авантюрный кинороман в трех сериях» «Мисс Менд», экранизацию ранних повестей Мариэтты Шагинян. Анна получила небольшую роль офисной сотрудницы, или, как тогда говорили, пишбарышни. Ее имя даже не указано в титрах.

У «Мисс Менд» было два режиссера — Федор Оцеп и Борис Барнет. Барнет стал режиссером следующего фильма с Анной Стэн, где у нее была главная роль. Оцеп стал ее мужем.

Она называла его «мой Оцеп». Он родился в семье производителя зонтов, но был решительно равнодушен к семейному бизнесу. Стал кинокритиком, одним из первых в России, потом одним из первых профессиональных кинодраматургов. После революции вошел в руководство «Межрабпом-Руси», переделал для кино «Аэлиту» Алексея Толстого и, наконец, решил сам снимать фильмы. Был он человеком очень несоветским, старого толка, мягким, уступчивым, исключительно аккуратным и вежливым. Но когда речь шла о творческих вещах, компромиссов не знал. «Упрям, как Гитлер», — писал работавший с ним позже Федор Замятин.

Они поселились по адресу Малый Левшинский переулок, дом 6. В коммунальной квартире у них была комната, где имелись целых два окна — необыкновенная роскошь по тем временам. Ширма разделяла эту комнату на две части. По одну сторону были диван и стол, и это должно было изображать кабинет. По другую — кровать, и это была спальня.

Подруга Анны актриса Галина Кравченко спустя много лет рассказывала: «Захожу, значит, нахожу ее на кухне. Она стирает. Стоит над корытом — вся из себя растрепанная, мокрая, волосы — бурульками, полуголая…  Тут же что-то варится, булькает. Какие-то тряпки свисают. Я говорю: “Аня!.. Боже! Посмотри на себя! Ты же кинозвезда!” А она мне в ответ: “Но я же советская кинозвезда!”».

Она стала кинозвездой после фильма «Девушка с коробкой». Сценарий был написан специально для нее. Чтобы понять, кого играет Анна Стэн, стоит вспомнить «Алмазный мой венец» Валентина Катаева с его классификацией московских девушек 1920-х годов. Наверху социальной лестницы — «небожительница». «Блондинка с бриллиантами в ушах, нежных как розовый лепесток, в длинном вечернем платье с оголенной спиной, стройная, длинноногая, в серебряных туфельках…  Продукт нэпа. Она неприкосновенна и недоступна для нашего брата».

«Девушка с коробкой», 1927

Но куда более распространенный тип — это «таракуцки», молоденькие, хорошенькие, круглолицые девушки, чаще всего из рабочего класса — продавщицы, вагонные проводницы, работницы заводов и фабрик. «Они были большие модницы, хотя и одевались стандартно: лихо надетые набекрень белые суконные беретики, аккуратные короткие пиджаки на стройных миниатюрных фигурках…  Таракуцки были маленькие московские парижанки, столичные штучки, то, что когда-то во Франции называлось “мидинетки”».

Именно такой белый берет и носит героиня Барнета. Ее зовут Наташа Коростелева. Она живет в Подмосковье, делает шляпы для нэпманши мадам Ирэн и все время бегает по Москве с круглой шляпной коробкой. Нэпманы фиктивно прописывают ее в своей московской квартире, чтобы их не уплотнили. Она в свою очередь фиктивно выходит замуж за молодого студента, чтобы его на этой жилплощади прописать. Естественно, они влюбляются друг в друга. Жадные нэпманы расплачиваются с ней облигацией государственного займа, которая в финале оказывается выигрышной. Вывод: «Граждане, покупайте государственные облигации!» По своему замыслу это был увеличенный до размеров фильма рекламный ролик. Но раннее советское искусство не боялось быть полезным, прикладным. Как раз в те годы Маяковский сочинял рекламные слоганы для «Моссельпрома».

«Мажорные, искрящиеся, легковерные ранние двадцатые…  Неразлучная со своей круглой коробкой, резво пересекающая снежную подмосковную даль прелестная НаташаАнна Стэн. Подмосковная Снегурочка!» — спустя десятилетия писала критик Нея Зоркая. «Незаурядная актриса, красавица с огромными лучистыми глазами, светлой улыбкой и тоненькой мальчишеской фигуркой…  удачно сочетала веселый лиризм с шутливой эксцентрикой» (Ростислав Юренев). «Курносая, с огромными глазами — представляла какой-то совершенно иной тип; тип современной девушки, не обязательно советской, но безусловно современной, а потому — живой и осязаемой. Она была очень талантлива, и в ней было то редкое сочетание раскованности и внутреннего достоинства, которого так не хватало звездам 1920-х годов» (Петр Багров). Это отзывы критиков разных лет. О «Девушке с коробкой» все писали и пишут с какой-то нежностью, как о редком, случайном чуде.

Современному зрителю фильм дарит драгоценную возможность увидеть Москву середины 1920-х годов. Это еще не тот вылизанный, искусственный город, который потом покажут в фильмах Григория Александрова. Люди в валенках, с тюками, мешками и корзинами. Вокзалы, поезда, извозчики. Пречистенская набережная, Александровский сад, Собачья площадка, булочная Филиппова. Церкви, которые скоро снесут. Частный бизнес, который скоро закроют. Пушистый белый снег окутывает эту Москву. «Девушку с коробкой» создали всего через четыре года после Гражданской войны. В этом фильме было обещание счастья, впрочем, обещание несбывшееся. Мы хорошо знаем, какая судьба ждет и нэпманов, и модисток, и молодых людей примерно 1905–1910 годов рождения.

Первая в советском кино лирическая комедия стала сенсацией. По всей Москве были расклеены афиши:

Какой тут может быть спор!
Делим вопрос на две части:
1) Опоздать на “Девушку с коробкой” — позор!
2) Не видеть ее — совсем несчастье.

Луначарский написал, что фильм «в смысле советского юмора почти не дает никакого удовлетворения». Но то были относительно либеральные времена, и на прокатной судьбе картины мнение министра никак не сказалось. Фотографии Анны Стэн продавались на каждом углу. Ее прически копировались. Ее называли новой Верой Холодной (после страшной смерти актрисы в Одессе в 1919 году место главной кинозвезды страны было свободно). В фильме Абрама Роома «Третья Мещанская» изображено типичное московское небогатое жилье. На стене висит фотография американца Дугласа Фэрбенкса, на столе лежит журнал с Анной Стэн на обложке.

Вскоре тот же Роом вновь снимет ее в своем фильме «Мой сын». Суровый советский феминизм 1920-х годов. Главная героиня замужем, но рожает ребенка от другого. Узнав об этом, муж демонстрирует свое недовольство, «токсичную патриархальность», как сказали бы сейчас, и «буржуазную обывательщину», как говорили тогда. Она решительно от него уходит. В финале, конечно, супруг нравственно перековывается. Партнер Анны по фильму актер Геннадий Мичурин потом вспоминал о ней: «Это была самостоятельная, умная, волевая и очень интересная актриса, но не русского толка. В ней было слишком много рассудочности». Фильм «Мой сын» считался безвозвратно утерянным, пока вдруг в 2008 году единственную чудом уцелевшую копию случайно не нашли в Аргентине.

Анну наперебой звали сниматься, благо фильмы тогда делали быстро. Историческая мелодрама «Золотой клюв». Комедия из буржуазной жизни «Торговцы славой». Яков Протазанов снял ее в фильме «Белый орел» о рабочей забастовке в 1905 году. Ее партнерами были Василий Качалов и Всеволод Мейерхольд, снявшийся в роли царского сановника. На съемках он порядком раздражал Анну, пытаясь приучить ее к «биомеханике», созданной им актерской дисциплине, и упорно объяснял ей, как надо стоять, сидеть и смотреть. Качалов для Анны был божеством и гением. К Мейерхольду она, подобно своему земляку Михаилу Булгакову, относилась с подозрением, как к сомнительному экспериментатору.

Она вообще была девушкой классических вкусов. К тому же строгого воспитания. Как-то раз в ее присутствии Оцеп рассказывал Сергею Эйзенштейну о своем опыте по переносу на экран русской классики. Эйзенштейн, который любил говорить скабрезности в присутствии красивых женщин, посоветовал экранизировать «Луку Мудищева». Спустя годы Анна вспоминала: «А я, ей-богу, первый раз услышала про это — не поняла!.. Но, конечно, я догадалась, что это какая-то непристойность. Ну а Эйзенштейн, увидев наше удивление, засмеялся и так вот замахал рукой… »

Когда «Белый орел» вышел на экраны, ее имя на многих афишах поставили первым. Прокатчики понимали, что Качалов — великий актер, Мейерхольд — великий режиссер, но публика пойдет смотреть на Анну Стэн. Лучшие режиссеры предлагают ей главные роли. Среди них — ее собственный муж. Новая лента Оцепа называлась «Земля в плену». Это был рассказ о крестьянке, которая от деревенской нищеты бежит в город, и там ее обманом заставляют работать в борделе.

«Земля в плену», 1927

За границей фильм шел под названием «Желтый билет» и имел грандиозный успех. Его серьезно сравнивали с «Броненосцем “Потемкиным”». В Советском Союзе удивлялись, что западные зрители идут в фешенебельные кинозалы смотреть фильмы классово чуждых им пролетарских режиссеров. Западные зрители удивлялись, что пролетарские режиссеры с таким знанием и умением изображают бордели.

С успехом этого фильма за границей связана забавная история. Некая германская строительная фирма прислала кинозвезде мисс Стэн каталог своих особняков. Журнал «Советский экран» посвятил этому событию целую статью. Читателям сообщали, как «с удивлением, переходящим в некоторое беспокойство» Анна Стэн перелистывает страницы. А там интерьеры под дуб и под мрамор. Ванные комнаты — кафельные и изразцовые. «Как объяснить им, — иронически спрашивали журналисты, — что наша киноактриса рождена Октябрем и только поэтому она способна создавать яркие, подчас потрясающие образы человека Революции, хотя и на ее зарплату не построишь дворца под мрамор?»

Вскоре после выхода этой статьи актриса, рожденная Октябрем, покинула Советский Союз. Это выглядело как своего рода служебная командировка. Железный занавес еще не был таким герметичным, каким стал в 1930-е. В рамках сотрудничества с немецкими прогрессивными кинематографистами ее и Оцепа отправили в Берлин снимать фильм «Бухгалтер Кремке» про тяжелую жизнь простых людей в Веймарской республике. После этого Оцеп по приглашению студии «Терра» начал делать фильм «Убийца Дмитрий Карамазов» с Анной в роли Грушеньки.

Берлин в ту пору был полон беженцами из России. Они с подозрением относились к супружеской паре, которую прислали сюда большевики. Газета русской эмиграции «Последние новости» высокомерно сообщала: «Фирма “Терра” выпустила фильм советского кинорежиссера Ф. Оцепа “Душегубец Дмитрий Карамазов”. Разработка характеров не удалась фильмовому постановщику…  В заглавной роли выступает известный украинский актер Кортнер, загримировавшись под монгола». Но на картину обрушились и с противоположной стороны. «Выглядит абсолютно мерзко. Похоже на похождения белогвардейского офицера», — написал Сергей Третьяков, влиятельный советский критик, один из идеологов пролетарского искусства. Но Оцеп разжег на экране такие страсти, что немецкая публика на фильм буквально ломилась.

Продюсером «Карамазова» стал некий Евгений Френкель, сменивший имя на Юджина Френке. Преуспевающий петербургский архитектор, после революции он успел бежать из России и сумел перевести в швейцарские банки значительную часть своих денег. За границей он увлекся «фильмовым производством». Он был вдовец, воспитывал дочь. Волевой, энергичный, привыкший добиваться своего, он быстро стал уводить Анну от Федора Оцепа. К концу работы над «Карамазовым» она сделала свой выбор. Вместо «моего Оцепа» появился «мой Юджин». Со третьим мужем ей было суждено прожить 52 года. Впрочем, и со вторым она сумела остаться в наилучших отношениях — до такой степени, что многие по-прежнему считали их супругами.

У крупнейшей немецкой киностудии UFA на Анну появились свои планы. Только что Голливуд буквально украл у них Марлен Дитрих, которая уехала за океан, заключив контракт с Paramount. Руководители UFA решили вылепить из хорошенькой украинки вторую Марлен. Ее перекрасили в блондинку. В 1932 году ее партнером в очень успешной картине «Бури страсти» стал Эмиль Яннингс, тот самый, что играл с Дитрих в «Голубом ангеле».

«Бури страсти», 1931

Между тем поведение Анны на Западе очень не нравилось в Москве. Ее командировали в Германию, чтобы она приняла участие в идеологической борьбе непосредственно в стане противника. Вместо этого она снималась в буржуазных фильмах ради развлечения буржуазных зрителей. Совмещать две роли — советской гражданки и западной кинозвезды — становилось все труднее. Но что делать дальше? Остаться в Веймарской Германии — опасной, бурной и нестабильной? Или вернуться в Москву? Но «искрящиеся и легковерные» двадцатые закончились. За пропаганду буржуазной идеологии был арестован Моисей Алейников (в то время создавалась студия «Мосфильм», без его опыта было не обойтись. Поэтому утром его из тюрьмы привозили на работу, а вечером отправляли обратно). Трагичнее оказалась судьба его компаньона Трофимова, который 10 лет назад так решительно вернулся из-за границы. Однажды он просто исчез. Считается, что сгинул в лагере. Но где, когда? Никто так и не узнал. Подруга Анны Галина Кравченко была арестована во время съемок в Ленинграде. Вскоре ее выпустят, но расстреляют мужа и отправят в лагерь сына.

Анна просто жила в Берлине, снималась в кино, меняла мужей, покупала жакеты Chanel, танцевала в дансингах. Она не дружила с эмигрантами, не делала никаких политических заявлений. Но этого уже было недостаточно. Из пролетарской актрисы она постепенно превращалась в предательницу родины.

Газета немецких коммунистов Die Rote Fahne‎ призвала своих сторонников бойкотировать ее фильмы. «Мы хорошо знаем, к кому теперь относится эта бывшая русская: к классовым врагам». В СССР о ней появилась статья в журнале «Пролетарское кино». Критик Хрисанф Херсонский (как считается, один из прототипов Латунского в «Мастере и Маргарите») писал в дуболомно-развязном стиле советской критики той эпохи: «Она продает свою любовь к кино. Как, по сути, продала свое советское гражданство, когда поменяла его на успех изобретательной “идейной” куртизанки, которая гримом из каких хотите румян “зажигается” каждый вечер, как вам будет угодно».

Все решилось само собой. Далеко за океаном фотография Анны попалась на глаза Сэмюэлу Голдвину, одному из великих продюсеров золотого века Голливуда. Его имя носит компания Metro-Goldwyn-Mayer. Так началось то, что вошло в историю Голливуда как Goldwyn’s Folly. То есть «причуда» или даже «безумие» Сэмюэла Голдвина. К тому времени он создал новую компанию Samuel Goldwyn Productions. Его бизнес-план заключался в том, чтобы делать в год всего два-три фильма. Каждый из них должен становиться блокбастером, а главные роли — играть звезды.

Увидев Анну Стэн на фотографии, Голдвин немедленно потребовал себе картины с ее участием. Он понял, что перед ним та актриса, о которой он мечтал. Это будет вторая Грета Гарбо! Нет, она будет лучше Гарбо! Он объяснял журналистам: «Я снова и снова смотрел этот прекрасный фильм “Карамазовы” и то, как она выглядит на экране. Уверяю вас — мое сердце подсказало мне, что она станет лучшей актрисой в истории кино. Это что-то необыкновенное! Это звезда! У нее есть все, что необходимо: красота, стиль, секс, класс».

Голдвин заключил с ней контракт — три главные роли в трех фильмах. Но обнаружилось обстоятельство, о котором никто не подумал. Кино к тому времени безвозвратно стало звуковым. У Анны был превосходный немецкий, недурной французский, но по-английски она не знала буквально ни слова. Чтобы не просто с нуля выучить язык, но играть на нем, ей потребовалось бы года полтора.

Голдвин решил использовать это время, чтобы разжечь интерес к своей таинственной великой новой звезде. Его друг Конде Наст размещал фотосессии с ней в своих журналах. Немного выучив язык, она давала интервью то в отеле The Pierre на Пятой авеню, то в своем новом особняке в Санта-Монике. По замыслу Голдвина, и в кино, и в жизни она должна была воплощать тип «страстной поселянки». Широко раскрывая свои прекрасные глаза, она рассказывала журналистам, что умывается водой со льдом, рождена среди снегов и так далее.

Голдвин потратил на рекламу невероятные деньги, но и результата добился тоже немыслимого. Анну Стэн стали воспринимать как настоящую звезду, при том что ни в одном фильме в Голливуде она еще не снялась. Продюсер Дэрил Занук по просьбе журналистов перечислил «девять королев Голливуда», самых обаятельных, красивых, элегантных актрис. В список попали Джин Харлоу, Норма Ширер, Кэрол Ломбард, Джоан Кроуфорд — и Анна Стэн: «Она носит свои наряды с такой непревзойденной грацией, какой я не встречал ни у одной актрисы прежде, во всем ее облике есть какое-то ощущение абсолютной современности». Чуть позже французский певец и актер Морис Шевалье назвал «десять самых красивых женщин мира», и снова Анна попала в список — вместе с Гарбо и Дитрих. Композитор Коул Портер сочинил популярнейший фокстрот «Anything Goes». Там перечисляются сплетни и скандалы того времени, где фигурируют знаменитости — Рокфеллер, Вандербильт, Элеонора Рузвельт, Мэй Уэст. А также Анна Стэн. И Сэмюэл Голдвин, который учит ее правильному английскому языку, — намек на то, что уроженец Варшавы сам говорил с сильнейшим акцентом.

И вот наконец в 1934 году на экраны вышел ее первый долгожданный американский фильм «Нана» — очень вольная экранизация романа Золя. Хорошенькая прачка становится знаменитой актрисой и куртизанкой. Анна впоследствии говорила, что «Нана» напоминает ей несчастного искалеченного ребенка. Добиваясь немыслимого совершенства, Голдвин картину, что называется, замучил. Первый вариант его не устроил, пришлось все на ходу переделывать и перештопывать. На Анне слишком много грима, ее наряды слишком вычурны, ее естественная живость куда-то исчезла (на кинофорумах отмечают, что ее облик иногда напоминает клипы Мадонны конца 1990-х).

Кроме того, Голдвин перестарался с рекламой. Он слишком часто повторял, что мисс Стэн — новая Грета Гарбо. Но Гарбо могла взмахнуть ресницами — и казалось, что гибнет Вселенная. У Анны этого не получалось. Если пользоваться терминологией Катаева, она была прелестной таракуцкой, но из нее упорно пытались делать небожительницу. У публики «Нана» вызвала недоумение. Это был первый фильм Анны, который провалился в прокате.

Тогда Голдвин решил, что актриса из России должна играть русскую классику. Новый фильм назывался «Мы снова живы». Это была экранизация романа Толстого «Воскресение». Голдвин собрал команду мечты — над сценарием работал романист Торнтон Уайлдер, художником-постановщиком был Сергей Судейкин, а роль Льва Толстого во вступлении к фильму сыграл его сын Илья Львович. Режиссером стал Рубен Мамулян, еще один уроженец Российской империи, ученик Вахтангова. До этого он успел снять «Песнь песней» с Марлен Дитрих и знаменитую историческую мелодраму «Королева Кристина» с Гретой Гарбо. Теперь ему предстояло работать с актрисой, которая должна была затмить их обеих. Критик Лев Аннинский в своей книге «Лев Толстой и кинематограф» так потом напишет про этот фильм: «Все было нацелено на главную фигуру, на героиню. Ее партнер, Фредрик Марч, был выбран на роль Нехлюдова по контрасту с ней: крепкий, быстрый, холодный, деловой, решительный. Мамулян не мог не чувствовать, что в этом железном мальчике, чуждом слабостей, по самой природе маловато русского. Но Фредрик Марч нужен был, повторяю, для контраста. Все работало на Анну Стэн…   На эту нежную, милую, беззащитную…  распластанную какую-то душу. Мамулян чувствовал слабые стороны новой звезды и старался ей помочь. Он видел, как фальшиво, неестественно выглядит она в арестантском халате, и смело пошел на режиссерский форсаж: впечатал прямо в кадр скамьи подсудимых прежнюю, очаровательную, влюбленную Катюшу в белоснежном платье, с крестиком на шее, а стражника оставил у нее за спиной».

«Мы снова живы», 1934

Рекламой фильма был увешан весь Бродвей. Перед показами в крупнейших нью-йоркских кинотеатрах оркестр играл «Очи черные». Фильм бурно обсуждали. Но итоги подвел сам Голдвин: «Много шума в прессе и пустая касса».

Наступило время третьего и последнего ее фильма. Третий раз Сэмюэл Голдвин закинул невод. По всем сказочным канонам он должен был вытащить наконец золотую рыбку. Режиссером фильма «Брачная ночь» стал Кинг Видор, впоследствии он сделает экранизацию «Войны и мира» с Одри Хепберн. По сюжету американский писатель (его играл популярнейший актер того времени Гэри Купер) встречает очаровательную польскую иммигрантку. Во время съемок взвинченный Голдвин кричал: «Это должна быть лучшая любовная сцена в истории кино, иначе все пойдет псу под хвост!» Фильм был благосклонно принят критиками. The New York Times отмечала, что Анна «необычайно талантлива». Он даже получил приз за режиссуру на Венецианском фестивале. Но это не имело никакого значения, потому что публика все равно упорно отказывалась идти в кинотеатры.

Тот же Лев Аннинский, размышляя о причинах неуспеха всей затеи с Анной Стэн, отмечал, что в ее нежных голливудских героинях не чувствовалось ни огня, ни перца. «Женщина-жертва, без воли, без стержня — такая героиня не имела перспектив в послекризисной Америке…  Америке нужны были не жертвы, не воздушные создания, не обиженные ангелы — ей нужны были сильные героини, притом реально мыслящие, практичные, хваткие». Интересно, что именно такие роли Анна играла в начале карьеры, пока из нее не стали лепить мифическую «страстную поселянку».

«Брачная ночь», 1935

Голдвин не мог больше рисковать. Эксперименты с Анной Стэн едва его не разорили. Но и Анна, раздраженная и разочарованная, досрочно разорвала контракт. Она уехала в Лондон играть в «Одинокой женщине» — ремейке «Земли в плену». Продюсировал фильм Френке, снимал все тот же Оцеп. Анна волшебным образом умела устраивать отношения между своими мужчинами.

Вновь возник вопрос: что делать дальше? Ей предлагали работать в Берлине лучшие режиссеры. Но ее мужа звали Евгений Френкель, так что ему совершенно не место в Германии, где уже три года у власти находился Гитлер. О возвращении в Советский Союз нечего было и думать — там полным ходом шла подготовка к Большому террору. Чета Френке снова приехала в Голливуд. Юджин с его опытом и организаторскими способностями без труда нашел себе работу. Анна тоже где-то что-то играла, но никто больше не говорил о величайшей актрисе всех времен и народов.

Вторая мировая война ненадолго вернула ей главные роли — стали востребованы образы славянских женщин. Тем временем до Голливуда смог добраться Федор Оцеп, «ее Оцеп». После их расставания он успешно работал во Франции, пока Париж не захватили немцы. Он бежал на юг, в зону правительства Виши, где его посадили в лагерь для перемещенных лиц как подозрительного иностранца. С большим трудом оттуда выбравшись, он повторил путь персонажей только что снятого фильма «Касабланка». Добрался до Марокко, там сел на самолет до Лиссабона, оттуда — на пароход до Америки.

И снова возник этот странный тройственный творческий союз: Френке — Оцеп — Стэн. Федор Оцеп снял ее в главной роли в «Трех русских девушках» — голливудской переделке советской ленты «Фронтовые подруги» о медсестрах в военном госпитале. Сюжет слегка изменили — у героини завязывается страстный роман с американским летчиком. Анна дивно хороша в буденовке с красной звездой. И лучше не думать о том, что в реальности ожидало бы ее героиню, влюбившуюся в иностранца. По иронии судьбы в советском фильме главную роль играла Зоя Федорова, которая именно за роман с американцем получила 25 лет лагерей.

«Три русские девушки», 1934

В фильме «Четники» Анна Стэн играла жену командира югославских партизан Драголюба Михайловича. Проблема в том, что Михайлович был вполне реальным персонажем — вскоре он поссорился с Тито, был обвинен в коллаборационизме, а потом и вовсе расстрелян. Фильм убрали с экранов. Анне решительно не везло в Голливуде. После войны она снялась в нескольких картинах, участвовала в радиопостановках, даже вышла на сцену в бродвейском шоу. В начале 1960-х годов спокойно и без колебаний решила навсегда закончить свою артистическую карьеру.

Юджин Френке много работал и хорошо зарабатывал. Он стал одной из рабочих лошадок Голливуда, участвовал в создании бесчисленного количества боевиков и мелодрам, названия которых мог бы упомнить разве что великий знаток фильмов категории «Б» Квентин Тарантино. Анна нашла себе новое занятие — стала рисовать картины. Возможно, вначале кто-то расценил это как прихоть немолодой женщины, у которой слишком много свободного времени. Но ее произведения нравились, их охотно покупали. Бостонский музей изящных искусств даже устроил ее персональную выставку.

Анну любили в Голливуде. В их доме часто бывали гости, она готовила вкусные украинские блюда. Помогала деньгами бедствовавшим эмигрантам. В начале 1980-х годов с ней встретился советский кинокритик Марк Кушниров, историк немого кино. Анне было за 70. Она все еще была очень красива. Гость из Москвы рассказал Анне, что знаком с Анелью Судакевич, с которой они когда-то сыграли в нескольких фильмах. Анна с интересом его выслушала. Он предложил позвонить Судакевич в Москву. Она вежливо отказалась. Все это уже было слишком далеко — студия на Масловке, 1920-е годы, «Межрабпом-Русь», Барнет, Эйзенштейн, Протазанов.

«Монахиня и сержант», 1962

В 1984 году не стало Юджина Френке. Она пережила его на 9 лет и умерла 12 ноября 1993 года в своей квартире на Манхэттене. В последние годы жизни к ней нередко захаживали журналисты, писавшие об американском кино золотой эпохи. Они воспринимали ее как жертву трагического невезения. Растоптанная судьба. Бедная девочка, обманутая Голливудом.

Но Анне было с чем сравнивать. Она помнила улицы Киева в Гражданскую войну. Она знала, сколько ее друзей погибло в СССР во время террора. Сама она прожила долгую жизнь с любимым мужчиной в прекрасном доме на берегу океана. Да, из нее не получилось второй Веры Холодной, второй Марлен Дитрих, второй Греты Гарбо. Мало того, нет актрис, которые хотели бы стать второй Анной Стэн. Но она решительно отказывалась считать свою жизнь такой уж драматически неудачной.

Незадолго до смерти с ней общался журналист Джон Кобал — он делал интервью с 50 известными личностями Голливуда для своей книги «People will talk». Разговор с Анной удивил его. Многое из того, что ему казалось трагичным, для нее было просто смешным. Сама она много раз говорила: «Я ни о чем не жалею».

Фото: East News, открытые источники

Данные о правообладателе фото и видеоматериалов взяты с сайта «Москвич Mag», подробнее в Условиях использования
Анализ
×
Квентин Джером Тарантино
Последняя должность: Кинорежиссёр, сценарист, актёр, кинопродюсер
46
Стэн Анна
Судакевич Анель
Багров Петр
Metro AG
Организации
1
"Моссельпром"
Компании
Фирма "Терра"
Компании