Европейская атомная зависимость гораздо глубже, чем кажется
Ядерные цифры, от которых не уйдешь
Еврокомиссия подтвердила планы поэтапного запрета на импорт российского ядерного топлива — шаг, который должен завершить энергетический «развод» Европы с Россией. Представитель ЕК Ана Кайза Итконен пояснила: «Цепочки поставок в сфере ядерной энергетики имеют свои особенности и сложности». Переводя с дипломатического — отказаться можно, но не быстро и не безболезненно.
По данным Евроатома, Россия в 2023 году обеспечивала около 23% поставок природного урана в ЕС и почти 27% услуг по его конверсии, без которой обогащение невозможно. В сегменте самого обогащенного урана доля Росатома еще выше — до 38% рынка Евросоюза.
Эти цифры не просто статистика — они описывают реальность, где российский уран встроен в саму архитектуру европейской атомной энергетики. В 2023 году ЕС закупил у России ядерное топливо на сумму более €700 млн, и это притом что общий энергетический импорт из РФ упал в десятки раз. Россия стала меньше поставлять энергоресурсов — но не потеряла контроль над критическим звеном энергетического цикла.
Атомный привет из СССР
Основная проблема Европы в том, что значительная часть европейских АЭС — особенно в Восточной Европе — построена по советским проектам с реакторами ВВЭР. Сейчас в ЕС действуют 99 реакторов, 11 из которых это ВВЭР, построенные по советским технологиям и обслуживающиеся Росатомом. В Венгрии, Словакии и Чехии они обеспечивают до 50% национальной генерации, и все «заточены» под российское топливо.
Любая попытка заменить его западными аналогами требует не просто нового контракта, а фактически переаттестации реактора: перерасчета активной зоны, лицензирования, дополнительных испытаний. Это годы работы и сотни миллионов евро на каждую станцию. Например, Чешская атомная корпорация ČEZ начала диверсификацию поставщиков топлива для реакторов «Темелин» и «Дукованы» еще в 2018 году, пытаясь заменить российского поставщика ТВЭЛ. И только в 2025 году после всех проверок пошли первые поставки американского топлива от Westinghouse.
Поэтому разговор о «поэтапном отказе» означает одно — десятилетие технического перехода. Франция, где атомная генерация занимает почти 70 % энергобаланса, могла бы стать лидером замещения, но и ее мощности по обогащению урана ограничены.
Энергия продолжала дорожать
Попытки заместить российский уран уже начались: в 2024 году первые две строчки топа поставщиков урана в ЕС заняла Канада (33%) и Казахстан (24%). Смена поставщиков в «энергоотрасли будущего» вкупе с общей политикой декарбонизации и «зеленой повесткой» может привести к росту цен как в моменте, так и в долгосрочной перспективе. И по оценкам западного аналитического агентства Bruegel, даже в случае успеха европейские цены на электроэнергию могут остаться примерно на 50% выше, чем в США, Китае и Индии. Для европейской промышленности это удар по конкурентоспособности, а также по ее потенциалу развития.
Еще один риск — логистический. Большая часть казахстанского урана все еще проходит через российские обогатительные мощности. К тому же дочерняя компания «Росатома» Uranium One контролирует до 70% акций в совместных российско-казахских предприятиях, которые разрабатывают шесть урановых месторождений в Казахстане. То есть «отказ от России» на бумаге легко превращается в зависимость с другим ярлыком — формально канадским или европейским, но физически все тем же российским.
Брюссель видит в урановом эмбарго не только экономический, но и символический шаг — завершение энергетического суверенитета Европы. Но в атомной сфере политика идет медленнее, чем физика. Отказаться от газа можно за один отопительный сезон, а от урана — только после модернизации целой технологической цепочки.
Для сравнения, по различным оценкам, переход на альтернативные поставки требует до 10 лет инвестиций и затрат в размере 4–6 млрд, если считать строительство собственных линий по обогащению и сборке топлива. И все это ради замещения импорта, который сегодня оценивается менее чем в миллиард евро в год.
А что для России
Для России уран не является ключевой статьей экспорта — его доля в выручке «Росатома» оценивается в 5%, или около $700–800 млн ежегодно. Но именно уран дает Москве мягкий рычаг влияния: пока Европа топчется между принципами и инфраструктурой, Россия поставляет топливо, которое нельзя заменить завтра.
Попытка Европы избавиться от российского урана — это больше, чем экономическая реформа. Это проверка зрелости: сможет ли ЕС построить технологический суверенитет, не разрушив при этом энергетический баланс. Шансы есть, однако придется пожертвовать своим экономическим потенциалом.
Итог прост: урановое эмбарго возможно, но оно не наступит завтра. Между политикой и физикой атома лежит длинная полоса расчетов, инвестиций и компромиссов. Европа может разорвать контракты, но не может отменить законы, по которым работают их реакторы.