Ровно четыре десятилетия назад, 23 октября 1985 года, была основана Московская рок-лаборатория при Едином научно-методическом центре Главного управления культуры Исполкома Моссовета. Произошло это не абы как, а решением первого секретаря Московского горкома КПСС Виктора Гришина. В стенах лаборатории собрались совершенно разные музыканты, как известные до сих пор, так и совсем забытые — от «Бригады С» Гарика Сукачева до «Звуков Му» Петра Мамонова, от неостиляг из «Браво» до металлистов из «Э.С.Т.», от залихватских панков «Чудо-Юдо» до «куртуазных маньеристов» из «Бахыт-Компота», от авангардистов «Тупых» до арт-махновцев «Монгол Шуудана».
Слово «лаборатория» в названии появилось не просто так, говорил ее первый руководитель Булат Мусурманкулов: «В 1984 году вышло постановление Министерства культуры по усилению работы с самодеятельными ансамблями, и там была такая строчка: “организовывать творческие лаборатории… ”. Вот я и говорю: “Давайте организуем творческую лабораторию! Строчка-то есть!” Так мы и создали творческую лабораторию рок-музыки».
С одной стороны, создание единой площадки для андерграундных музыкантов в Москве давало року легальную основу и упрощало ему жизнь, но многие с недоверием относились к «отеческой заботе» и монополизации концертной деятельности под зонтиком официальной институции. Московскую рок-лабораторию, вспоминает журналист Сергей Гурьев, как и Ленинградский рок-клуб, создали через профсоюзную организацию «Межсоюзный дом самодеятельного творчества» (МДСТ): «В Москве МДСТ располагался на Большой Бронной в здании, где сейчас находится синагога. Там работал Юрий Резниченко, на тот момент директор молодежного центра Московского горкома комсомола. Про него все говорили, что он тесно связан с КГБ. Директоров Московской рок-лаборатории начали назначать из числа функционеров ЕНМЦНТ — Единого научно-методического центра народного творчества при Главном управлении культуры».
Критиковали институцию не на пустом месте. Лидер группы «Крематорий» Армен Григорян в беседе с «Москвич Mag» вспомнил, как его чуть ли не силой затащили в эту структуру: «Конечно же, [рок-лабораторию создавали] для контроля, и оказались мы там насильственно. После одного из концертов на Садовой-бис (в булгаковском доме на Большой Садовой улице, который в 1980-е сквотировали неформалы. — “Москвич Mag”) нас пригласили в местное отделение милиции, где человек в штатском предложил подписать отказ от проведения подпольных концертов во избежание уголовного преследования. И [сообщил], что товарищ Гришин, занимавший в то время пост градоначальника, подписал указ о создании Московской рок-лаборатории и, мол, ждите, вам позвонят, а если же откажетесь подписывать, то проблемы возникнут не только у вас, но и у ваших родителей. Шантаж был безупречно профессиональным. Сейчас все это вспоминается с юмором, но тогда атмосфера была довольно гнетущей. Через некоторое время нам позвонили и велели приехать на собрание в Единый научно-методический центр на Никольской. Там собрались если не все, то почти все существовавшие тогда московские группы. Работал КГБ четко, и все мы разом оказались “под колпаком у Мюллера”. [Но в итоге рок-лаборатория] повлияла на альтернативную сцену, несмотря ни на что, крайне положительно. Там работали множество порядочных людей, которые реально помогли многим музыкантам встать на ноги. Несколько громких фестивалей в “Горбушке” (ДК им. Горбунова. — “Москвич Mag”), помощь в записи альбомов, организация концертов, непритязательный процесс визирования песен и много чего еще. <… > В те годы и зритель сам активно искал исполнителя, буквально по сарафанному радио, без всякого навязывания. Сработал естественный отбор, появилось множество замечательных групп в разных городах, и они стали фундаментом русского рока в целом».
В беседе с «Москвич Mag» автор книги «100 магнитоальбомов советского рока» Александр Кушнир напомнил, что на 1985 год пришелся пик прессинга на рок-музыку в СССР: «За два года в Москве не прошло ни одного электрического концерта, а те, что проводились, проходили с проблемами. За год до открытия рок-лаборатории был известный “винт” концерта группы “Браво”, после которого Жанну Агузарову отправили далеко от Москвы. Поэтому было хорошо, что какая-никакая институция появилась, но произошло это с огромным опозданием — почти в пять лет по сравнению с Питером, где действовал Ленинградский рок-клуб. Было понятно, что происходит прессинг, что создание рок-лаборатории — это некая идеологическая сетка и по бокам на той или иной концертной площадке будут стоять серые люди с серыми лицами и в серой одежде».
Кушнир добавил, что на первом концерте под эгидой Московской рок-лаборатории было запрещено записывать видео. У гостей отбирали видеокамеры, например у американской подруги русских рокеров Джоанны Стингрей, а фотографам не давали делать снимки. Но при этом были не только репрессивные моменты. В 1986 году после первых отборов в городе определились группы-фавориты — «Звуки Му», «Николай Коперник», «Браво», «Ночной проспект», «Ва-Банкъ» и другие. Тогда же рок-лаборатория договорилась с Ленинградским рок-клубом и летом 1986-го провела в ДК МИИТ «очаровательную акцию, отыграли десять групп за один день: семь самых классных московских коллективов и супердесант из Ленинграда — “Аквариум”, “Кино” и “Алиса”, — вспоминает Кушнир. — Да, там было жестко в плане прессинга с фиксированием происходящего и тесно в небольшом зале, но ничего подобного в предыдущие несколько лет не было, чтобы на одной площадке отыграли лучшие представители двух школ рока.
Со временем структура Московской рок-лаборатории стала более мягкой и демократичной. И в отличие от Ленинградского рок-клуба, при котором выходил небольшой журнал “Рокси”, они стали издавать многотиражный рок-журнал “Сдвиг”, а затем и приложения к нему. Но, главное, в офисе рок-лаборатории в центре Москвы, в Старопанском переулке, появилась студия “Колокол”. Она стала чуть ли не главным достижением лаборатории, где со временем удалось собрать беспрецедентную коллекцию андерграундных магнитофонных записей. И через студию “Колокол” молодая Москва узнала про такие явления, как уральский рок и сибирский панк. Возле штаба лаборатории выстраивались очереди из желающих за определенные деньги получить записи групп “Калинов мост”, “Гражданская оборона”, “Янка и Великие октябри”, Nautilus Pompilius и других».
По мнению Кушнира, несмотря на то что изначально в Московской рок-лаборатории существовала литовка текстов, да и названия некоторых групп приходилось менять (например, «Крематорию» пришлось какое-то время называться «Кремом»), многие неприятные моменты отпадали по мере изменения общего климата в стране: «Со временем цензура становилась все мягче — если рок-лаборатория начиналась в Москве как навязанная сверху резервация, то постепенно ее границы стали расширяться. Через какой-то период начались первые самобытные рок-н-ролльные скандалы. Например, с надуванием презервативов на сцене во время выступления панк-группы “Чудо-Юдо”.
Было и письмо-донос в прессу на независимых подпольщиков — моих близких приятелей, которые делали абсолютно независимый контент, выпускали самиздатовские журналы “Урлайт” и “Зомби”. Подписи под этим обращением в прессу поставили и Петр Мамонов, и Александр Липницкий, и Артемий Троицкий (объявлен иностранным агентом. — “Москвич Mag”). После этого в ряде газет вышли статьи “Чтиво из подворотни” и “Перевертыши”, критикующие “подпольных менеджеров” из самиздата. Это была самая настоящая борьба за сферы влияния. Но и справедливости ради стоит сказать, что не все московские группы бежали сломя голову в рок-лабораторию. Например, там почему-то не было Александра Градского и “Машины времени”, не говоря про кайфовые протестные, как правило, панк-группы второго эшелона».
С окончанием застоя, апофеоз которого в первой половине 1980-х оказался временем ужесточений и запретов, культурная жизнь в целом и музыкальная в частности в СССР начала расцветать самыми яркими и непривычными формами. Хотя силы отступавшей реакции еще инстинктивно пытались держать ослабевающую хватку. Один из создателей рок-лаборатории бас-гитарист «Звуков Му» Александр Липницкий вспоминал, что когда Михаил Горбачев только пришел к власти весной 1985 года, у него как-то останавливались Борис Гребенщиков (объявлен иностранным агентом. — «Москвич Mag») и авангардный композитор, создатель «Поп-механики» Сергей Курехин: «Мы сидели на кухне, обсуждали, и они в Горбачева сразу поверили, эти два мудрых парня. А я сначала говорил “нет”. Они мне возражали: “Нет, ты увидишь, все будет по-другому уже через два года, мы все поедем за границу, мир для советских рок-музыкантов изменится кардинально”. И в какой-то степени они на меня подействовали».
В 1986 году вслед за перестройкой власти взяли курс на гласность. Тогда же по всей стране стали появляться новые рок-объединения, а андерграундные музыканты выстрелили множеством песен и целых пластинок, ставших звуками и символами времени. «В 1986–1987 годах вслед за мощнейшим Свердловским рок-клубом открылось огромное количество таких институций не только на Урале, но в Западной Сибири, на Дальнем Востоке и в других частях страны, — вспоминает Кушнир. — Все это было духом времени, а не копированием чисто московской практики с рок-лабораторией. Такие структуры худо-бедно защищали музыкантов от КГБ и ментов, но если брать московскую практику, первое время это был загон».
Конец лаборатории наступил в 1992 году вскоре после распада СССР. «Когда рухнул железный занавес, рок-лаборатория исчезла вместе с ним, и все ее члены отправились в свободный полет», — констатирует Армен Григорян.
Наверху: концерт группы «Звуки Му». Фото: Александр Зарин, Константин Преображенский, личный архив Владимира Марочкина, vk.com/mosrocklab, Лариса Кудрявцева, Евгения Гусева/KP media, открытые источники