Леонид Цхэ: «Я не знаю, что такое боязнь чистого холста»

Художник Леонид Цхэ, выставка которого идет в новом пространстве Vladey, Доме с атлантами, рассказал нам о творческом методе, причинах переосмысления прежних серий, случайностях и закономерностях в искусстве и зависимости от академической композиции

Поскольку выставка называется «Новые работы», а в пресс-релизе отмечено, что это некая рефлексия, переосмысление прежних циклов, расскажите, как возникла идея подвести, пусть и промежуточный, итог.

Это получилось как-то само собой. За последние годы было сделано много разных серий: черно-белая, линейная, абстрактные работы. Хотелось их как-то суммировать, объединить разные способы формирования пространства и найти направление, куда двигаться дальше. Наверное, это опыт последних лет и отчасти возврат к фигуративности, которой раньше было меньше.

Возвращаясь к прежним сериям, вы анализируете, что спустя время оказалось важным и значимым, а что, напротив, теряет актуальность?

Не было специальной задачи переработать старое. Скорее, это итог того, что я сделал за этот период. Что-то из прошлых работ оказалось ближе, что-то ушло на второй план. Например, если раньше я больше работал с абстракцией, то сейчас захотелось добавить сюжет, поискать себя в новых формах.

Изменился и ваш подход к материалу: красный цвет стал заметнее, появились другие грунтовки. Почему?

Да, сейчас я часто использую красный как имприматуру. В прошлых сериях был почти белый, «в ноль», холст, похожий на бумагу, который впитывает краску. Сейчас же появились более сложные, послойные истории. Это для меня эксперимент, попытка уйти от привычной среды.

Биография

Леонид Цхэ

Леонид Цхэ родился в Ленинградской области в 1983 году. В 2007 году окончил факультет графики Санкт-Петербургской академии художеств им. И.Е.Репина, после чего занялся иллюстрацией в издательстве «Детская литература», а позже — преподаванием.

C 2013 года участник художественного объединения «Север-7» (вместе с Александром Цикаришвили и Нестором Энгельке). Среди многочисленных проектов группы — выставка «Башня» (2014, параллельная программа биеннале Manifesta 10), проект Lost & Found (2019) в Музее современного искусства Антверпена (M HKA), «ШАРППС-7» (2018) в галерее Ovcharenko.

Еще…

В новых работах больше фигуратива, но и абстрактные элементы остались. Это ваш новый метод?

Все складывается само по себе, композиционный вид. Это система противовесов, чтобы гармонизировать пространство, содержащее элементы, которые могут друг другу противоречить, фигуратив и абстракция, баланс между ними. Белое поле холста обычно этому способствует, но, когда добавляется подмалевок, имприматура, слои, найти в этом баланс становится сложнее. Степень условности всегда должна сохраняться: иногда фигуративное сочетается с абстракцией, и поиск баланса между ними — интересная задача. В эти работы мне захотелось внести какой-то определенный сюжет.

Раньше вы использовали натуру, фотографии. Сейчас полностью отказались от референсов?

Да, полностью. Когда преподавал в академии (Академия художеств им. Репина. — TANR), сама окружающая среда влияла: постановки, натура. Сейчас этого нет, все меняется — и работы другие. Часто работаю «вслепую», глядя на то, что само появляется на холсте. Все складывается интуитивно.

Значит, заранее сюжет не закладываете?

Нет. Иногда есть какой-то вектор, но все формируется по ходу дела. Помогают формальные свойства материала, ситуация, время, состояние. Все это складывается в процессе, а не заранее. Нет никакой задумки изначальной, которая была бы про что-то. Она ни про что.

Тем не менее у вас складываются сюжеты: на холстах отчетливо узнаваемы всадники, лодки, окна… Это случайность или накопленный визуальный опыт?

Скорее, интуитивная память руки. Например, всадник или снятие с креста — эти мотивы возникают сами собой, как композиционная форма, а не как сюжет. Это побочка от насмотренности, визуального багажа. Бывают удачи, бывают мелочи.

Ваши персонажи — это собирательные образы?

Да, собирательные, часто андрогинные, а отчасти автопортреты. Это тоже идет из опыта, до сих пор в основе лежит академическая задача. Иногда мне кажется, что я до сих пор рисую задание по композиции за третий курс, просто с новыми смыслами, ощущениями, переживаниями, интервенциями в пластику. Но в основе это академическая композиция третьего курса.

Одна из картин называется «Буря», но лично у меня она вызывает ощущение спокойствия, пляжа, отдыхающих людей. Для вас она тревожная?

Есть тревожность, надвигающаяся стихия, опасность, но мне интереснее, чтобы персонажи на переднем плане ее не осознавали, чтобы зритель сам додумывал, что происходит.

А меня заинтересовало название «Домик палача». Звучит мило, но почему «палача»?

Здесь я взял за основу конкретный домик в Зальцбурге, в крепости. Небольшой такой, смешной. Проблема в том, что, если ты начинаешь рисовать пейзаж: перспективу, горизонт, небо, то создается ощущение сентиментальности. Это не очень интересно. Поэтому я добавил фигуры, разрезающие эту альпийскую пастораль. Так пропадает эффект реалистического пейзажа и возникает ощущение искусственного пространства, построенного как театральный зал с кулисами.

Названия работ появляются в процессе или заранее?

Уже по итогам, исходя из того, что получилось на холсте.

Понимаю, что все дети — любимые, но, может, какая-то из новых работ вам особенно нравится?

Это меняется со временем. Бывает, что работа сразу не нравится, но потом «настаивается» и становится ближе.

В ваших работах часто угадываются библейские сюжеты, но не прямые цитаты. Это осознанный прием?

Нет, это само собой. Эти образы узнаваемы, они заложены в наш культурный код, и, видимо, поэтому зритель их легко считывает. Но делать прямую цитату было бы неинтересно. Недавно, кстати, в учебнике немецкого языка мне попалась небольшая заметка про режиссера Райнера Вернера Фассбиндера. Там как раз рассказывалось, каким образом в кадрах все эти библейские сюжеты просчитываются, как это работает технически.

Бывает ли у вас боязнь чистого холста?

Я не знаю, что это такое. Страшно было только в институте, когда рисовал литографию на камне: там физический труд, и можно испортить. Ошибся — и камень придется шлифовать заново. А в живописи — нет. Важно работать смело, иначе это будет заметно.

Как изменилось ваше творчество — темы, образы, художественные практики — по сравнению с периодом участия в арт-группе «Север-7»? Что осталось неизменным с тех пор? Что дает вам индивидуализм? И чего, может быть, не хватает?

Я формировался как художник в группе «Север-7». Это было очень радикально: выйдя из академической среды, заниматься совершенно иным. Это был колоссальный для меня прогресс, перезагрузка, повлиявшая в том числе на мою индивидуальную практику напрямую. Мы и сейчас продолжаем общаться, как-то взаимодействовать. В общем и целом я считаю, что именно коллективное взаимодействие, общение, обмен опытом и формируют что-то, что можно было бы назвать искусством. Это работает как в коллективных практиках, так и в индивидуальных. По-другому это не живет.

Думаете ли вы попробовать себя в других медиумах: скульптура, инсталляция, мультимедиа?

Скульптуру пробовал, но инсталляция для меня — другая сфера, не очень понятная. Пока интересно эволюционировать внутри формата живописи и графики.

Vladey, Дом с атлантами
«Леонид Цхэ. Новые работы»
До 2 ноября

Vladey

Красное и белое: Леонид Цхэ экспериментирует с цветом в новых работах