В театре «Среда 21» вышла премьера – «Русская смерть. Воспоминание о спектакле». Это соло и автофикшн режиссера и перформера Дмитрия Волкострелова.
«Все можно пережить, кроме смерти», — говорил Оскар Уайльд. В своих изящных интеллектуальных пассажах ирландский эстет, поэт и драматург всегда был оригинален и остроумен. Дмитрий Волкострелов предложил нам исследовать эту тему, прикоснуться к ней как к особому художественному опыту в спектакле «Русская смерть», поставленном в Центре имени Мейерхольда (премьера состоялась 19 февраля 2022 года, художник — Ксения Перетрухина, композитор — Дмитрий Власик). Исследование закончилось подлинным переживанием смерти, она случилась сразу после премьеры, хотя Уайльд обещал, что вряд ли такое возможно: в конце февраля 2022 года «умер» ЦИМ: ушли его идейные вдохновители, миссионеры современного экспериментального театра – Елена Ковальская и Дмитрий Волкострелов. После их ухода территория свободного, поискового, неконвенционального театра, как любила определять его Ковальская, была уничтожена.
«Русская смерть» стала финальной точкой не только для ЦИМа. Такие пророчества случаются в жизни художников, которые чувствуют пространство и время особенным образом, исследуют их как художественную фактуру, как процесс движения материи, как содержание и смысл бытия.
В 2025 году Волкострелов решил вернуться к этому событию. В театре «Среда 21» (продюсерский проект Татьяны Лукьяновой) он выпустил новый спектакль «Русская смерть. Воспоминание о спектакле». Это довольно смелая попытка переосмыслить его, попытка его Воскрешения из мертвых.
Умереть, пока тебя ласкает жизнь, слишком драматично и красиво. Изменить траекторию судьбы по собственной воле, понимая безысходность любых усилий имитировать утраченную свободу, вызывает уважение и восхищение. Елена Ковальская, Дмитрий Волкострелов, Ксения Перетрухина не смогли, не захотели нормализовать то, что называется так же, как последний спектакль ЦИМа – они ушли в другую жизнь.
Ещё один значимый для современного российского театра художник, Всеволод Лисовский, вслед за ЦИМом резко изменивший свою судьбу в 2022-м, говорил, что режиссеры делятся на три категории: смысловики, поэты и декораторы. Смысловик работает с миром идей, поэт – с ритмом, декоратор делает это красивым. Как и всё в природе, в чистом виде эти типы не встречаются, – считал он. Но все же, исходя из концепции Севы Лисовского, можно уверенно назвать Волкострелова «смысловиком». Он собирает спектакль как структуралист, всегда рассматривая различные явления через знак или знаковые системы. В его в работах часто присутствуют алгоритмы случайных чисел. В «Русской смерти» – определение среднего возраста, пришедших в зал ЦИМа, номер сектора на кладбище, который получал зритель (один из шести участков, за его оградой находились зрительские ряды). Знаком становилась схема-план расположения участков, следуя этому плану, приходилось искать свое место. Называлась цифра продолжительности жизни в России, от неё и шел отсчет действия в спектакле, звучали цитаты великих философов и писателей о смерти, фиксировался возраст ухода «наших все» от русской культуры. Фонограммой звучали фрагменты из подробного медицинского бюллетеня умирающего Пушкина, отрывки из описаний культовых литературных смертей: Болконского, Карениной, Обломова, Живаго и др. Все это становилось чувственной партитурой нашей общей культурной памяти, культурного кода, как и случайные предметы (книги, фотографии, открытки, дневники и пр.) неизвестных нам людей, которые были бережно разложены внутри каждого участка.
В новом спектакле-воспоминании Дмитрий Волкострелов инсталлировал себя в один из шести секторов кладбища «Русской смерти». На сцене фрагмент пространства Перетрухиной – теперь единственный сектор, оставшийся личный участок живого присутствия режиссера внутри исчезнувшего во времени высказывания.
Новая структура, предложенная Волкостреловым, позволяет ему собрать на наших глазах фрагменты ушедшего. Новый предметный ряд – режиссерский дневник, настольная лампа, термос, компьютер, проигрыватель для пластинок, книги, разложенные на письменном столе, на стене развешены листы с планом эпизодов того спектакля.
На экране мы видим запись «Русской смерти» в двух временных потоках: от начала к концу – в цвете; и реверсом – ч/б версия. Режиссер собрал их в единый жгут повествования. Авторские комментарии Волкострелова звучат фонограммой. Через его присутствие и голос возникает новое прикосновение к теме и ко времени, которое отменило спектакль и сам ЦИМ.
В финале Волкострелов заговорит (в начале его голос звучит в записи): это случится в потоке настоящего действия, не в воспоминании о нем. Он расскажет, чем сегодня может стать прах ушедших, например, музыкальной пластинкой. Размышляя об этом, Волкострелов вспоминает о золотой пластинке «Вояджера», отправленной в далекий космос, на которой записаны приветствия с пожеланиями мира и добра на всех языках. Графический рисунок, состоящий из разных шрифтов, покрывает экран за спиной режиссера, и он методично переводит и переводит арабскую вязь, кириллицу, латиницу, иероглифы, письмо абджад, брахми и др.
На стенах Дельфийского храма было написано семь коротких изречений – уроков жизненной мудрости. Один из них гласил: «главное в жизни – конец». Для Дмитрия Волкострелова конец – новый символ, новый знак отсчета бытия, в котором не стоит доказывать, что «русская смерть» – это жизнь.
© Маргарита Денисова