Сергей Сельянов — один из самых влиятельных продюсеров в российском кино. Вместе с режиссером Алексеем Балабановым в 1992 году он создал кинокомпанию «СТВ», а через пару лет стал соучредителем анимационной студии «Мельница». Благодаря Сельянову на экраны вышли «Брат» и «Брат-2» Алексея Балабанова, оба «Бумера» Петра Буслова, «Аритмия» и «Снегирь» Бориса Хлебникова, «Огниво» Александра Войтинского, анимационные франшизы «Три богатыря», «Лунтик и его друзья» и «Барбоскины». «Москвич Mag» поговорил с продюсером о российской киноиндустрии после ухода голливудских мейджоров, на которых приходилось 70% сборов, и о том, почему надо поддерживать дебютантов.
Сергей Михайлович, в чем главный дефицит современного российского кино?
В дефиците идеи. Весь кинематограф, и не только российский, жаждет свежих идей, а их нет. Не хватает сценариев, о чем все говорят, и это очень большая проблема. Но главное — это high concept (англ. «оригинальная идея» — «Москвич Mag»), который очень сложно придумать. Борхес писал, что сюжетов всего четыре, француз Жорж Польти разработал «Тридцать шесть драматических ситуаций», и вот уже столько лет никто ничего нового в кино не привнес.
Цензура сильно мешает делать кино?
Цензура сейчас действительно есть, и она, конечно, мешает. Но самый сильный цензор — это не чиновники, а зритель. Российский зритель гораздо консервативнее любого Минкульта, он просто не пойдет на то, что ему не интересно, а все ограничения со стороны государства уступают родительской цензуре. Поэтому в кино для широкого зрителя цензурные ограничения не так важны, хотя для авторского кино они имеют огромное значение.
Что хочет смотреть российский зритель?
Могу сказать, чего он не хочет смотреть: триллеры, хорроры, фильмы про войны, про бандитов, «Слово пацана» Жоры Крыжовникова — исключение, исключения всегда бывают. Марвеловские комиксы a la russe тоже не воспринимаются, даже экшн не интересен. Зритель ждет от нас историй, где голливудское кино нам не конкурент, в основе которых национальный юмор и национальный фольклор — Баба Яга, Горыныч, Чебурашка — и фильмов про нас таких, как «Движение вверх», «Салют-7», «Батя» и «Пророк». Но даже зная все это, я и мои коллеги все равно пытаемся делать рискованное кино.
Американский режиссер снимает кино и думает, как бы сделать так, чтобы всем понравилось. Европейский режиссер думает, как бы сделать так, чтобы ему понравилось. А я хочу честно делать свое кино и еще хочу, чтобы оно всем понравилось. Есть картины, которые мы делаем для широкого зрителя, но когда речь идет об авторском кино, я готов к убыткам. Без таких фильмов кинематограф неполный.
Весь кинематограф, и не только российский, жаждет свежих идей, а их нет.
В 2026 году выйдет «Девятая планета» — фантастический экшн с химерами и другими сказочными существами. По сюжету наши парни во главе с Юрием Борисовым, героем с нашей хваткой, оказываются на другой планете с агрессивной средой. Это риск, поскольку речь идет о фантастике, плюс экшн, то есть, с точки зрения зрителя, с «голливудской» территории. Я этот риск осознаю, но все равно снимаю. И фильм получается очень классный.
Другой рискованный и немного сумасшедший проект — «Космическая собака Лида». Это первый полнометражный фильм талантливого режиссера Евгения Сангаджиева, которого наш зритель хорошо знает по сериалам «Балет» и «Happy end», с необычным сюжетом про мальчика и его собаку Лиду, у которой открылась суперспособность. Она умеет материализовывать различные версии своего хозяина в будущем. А поскольку будущее вариативно и зависит от принятых хозяином собаки решений, то взрослый из подростка каждый раз выходит разным: уголовник, коуч, менеджер и так далее. Все эти личности на экране воплощает Евгений Ткачук. Сыграть такое разнообразие персонажей, а они отличаются не только родом занятий, но и внешне, в одном фильме — большая удача для актера.
В октябре на экраны выходит «Лермонтов» — авторское кино Бакура Бакурадзе, который, кстати, дебютировал 20 лет назад у нас с картиной «Шультес», и потом мы вместе делали несколько фильмов, в том числе «Салют-7». Сложную, амбивалентную личность Лермонтова сыграл стендап-комик Илья Озолин. Я понимаю, что у этой ленты, сделанной на основе писем и мемуаров, не будет больших сборов. Бюджет картины — 200 млн рублей, но это выдающийся фильм, всем рекомендую посмотреть. А вот фэнтези «Горыныч» с Александром Петровым в главной роли — в зрительском тренде — это доброе семейное кино. Премьера в конце октября. По сюжету наш современник попадает в сказочное параллельное пространство, и у него заводится питомец — дракончик.
На днях вышел в прокат еще один зрительский фильм «(Не) искусственный интеллект», в основе которого дружба юноши (его играет Леон Кемстач из «Слова пацана») и робота-андроида «Апостола», внутри которого «заперт» наш герой. Человек хочет сбежать, а робот его не отпускает. Но все это легко, без драмы и со всякими смешными коллизиями. На подходе еще одна авторская картина — «Ваня». Это дебют режиссера Клавы Коршуновой. Ну и, конечно, под Новый год выйдет фильм из полюбившейся зрителям франшизы «Три богатыря».
Как вы используете искусственный интеллект в процессе создания кино?
Пока только как вспомогательный инструмент, дорисовать что-то. Но очевидно, что в ближайшее время сфера его применения в кино значительно расширится. Можно себе представить фильм с Мэрилин Монро, ожившей на экране. Надо будет только заплатить за права ее наследникам.
Компании «СТВ» недавно исполнилось 33 года. Что за это время изменилось в российском кино?
С одной стороны, изменилось все, с другой — кино в России меняется примерно каждый год. Но эти перемены важны прежде всего для самой индустрии и не всегда заметны со стороны.
Если же говорить про важные поворотные моменты, то первым я назвал бы полное разрушение кинопроката в начале 1990-х годов. Советские кинотеатры, которые не соответствовали никаким стандартам, пустовали, в них открывались автомобильные и мебельные салоны.
Раньше американские блокбастеры сносили все остальное кино уже через две недели после премьеры.
Затем произошло восстановление системы кинопроката на другом, более высоком уровне. В конце 1990-х в Москве появился современный кинотеатр «Пушкинский». Он давал 90% сборов по всей России, и если ты туда попал, то остальными 10% можно было уже не заморачиваться. На самом деле первым кинотеатром по американскому образцу и даже с попкорном был «Kodak КиноМир», но кинокассу по стране все равно делал «Пушкинский».
В 2000-х начали возрождать кинотеатры и строить новые, люди пошли в кино, и у фильмов появились сборы. Следующим важным шагом к появлению в России киноиндустрии стало создание в 2010 году Фонда кино, который более системно и разумно распределяет господдержку.
Что происходит с российским кинопрокатом после того, как ушли голливудские киностудии?
С одной стороны, отечественным кинотеатрам, конечно, плохо — с уходом Голливуда в кинотеатры стало ходить намного меньше людей. До пандемии 75% сборов в России делало именно зарубежное кино. Из 230 зарубежных картин, которые выходили на экраны, 15–20 голливудских блокбастеров забирали все. Остальные иностранные картины, как правило, проваливались. Поэтому, с другой стороны, российскому кино с уходом Голливуда стало легче. И прежде всего потому, что прокат российских фильмов стал длительнее. Раньше американские блокбастеры сносили все остальное кино уже через две недели после премьеры, потому что какой-нибудь «Форсаж-5» должен был идти на всех экранах сразу.
Сейчас длина проката картины увеличилась значительно, до трех месяцев. С помощью российского кино закрыть освободившиеся 75% рынка пока невозможно, но в ближайшие пару лет будут чаще выходить большие российские фильмы, и есть шанс, что кинотеатры больше не будут жить с протянутой рукой.
Недавно Фонд кино принял правильное решение о поддержке кинофраншиз без ограничений, но только в том случае, если они будут выходить летом. Раньше фонд поддерживал только два фильма франшизы, например «Холоп-1» и «Холоп-2», а «Холоп-3» уже нет. Но сейчас они готовы, потому что летом у российских кинотеатров в отличие от американских провальный сезон.
Россия продолжает покупать европейское и американское, но не голливудское кино. А российские фильмы за границей востребованы?
Мода на все российское была в конце 1980-х — начале 1990-х годов, вспыхнула и погасла. Авторское кино продолжало продаваться в своей нише, а зрительское — как отрезало. Да и немного его было, и качество не соответствовало. Только после создания Фонда кино российские фильмы начали уверенно выправляться, и в 2010-х годах все заметные отечественные зрительские картины уверенно продавались в десятки стран мира вплоть до 2020 года. Потом начался ковид, который парализовал все рынки, потом санкции. В результате сегодняшние продажи отечественного кино за рубежом кратно уступают показателям 2010-х годов.
Если говорить о ситуации с иностранным прокатом, то, строго говоря, санкций в отношении американского кино в России нет. Как только голливудским студиям разрешат, они сюда с удовольствием вернутся. Надеемся встретить их во всеоружии.
Как вы получаете финансирование для фильмов сейчас и как это происходило в 2000-е?
Я не умею привлекать ни инвесторов, ни спонсоров, потому что кинобизнес высокорискованный. Невозможно ничего гарантировать. Мне даже в казино не надо играть — в кино и риски выше, и адреналина больше. В «СТВ» за тридцать лет ничего не изменилось: большинство фильмов как снимали, так и снимаем на собственные деньги, плюс господдержка. Если брать совокупный бюджет картины вместе с постпродакшном и маркетингом, то 60% от него — это деньги компании, а 40% — госбюджет. Но какие-то фильмы мы снимаем совсем без господдержки. Иногда я делаю кино с партнерами, с такими же продюсерами, как я.
В конце 1990-х государство для оживления киноотрасли приняло закон, по которому любая компания или банк могли вложить в кино деньги из прибыли. На практике никого кино не интересовало, а интересовало лишь слить прибыль и получить назад 90%. Была такая серая страница в истории нашего кино. К счастью, длилась она недолго, года полтора. Но были и бизнесмены, которых привлекала романтика кино — актеры, красные дорожки, слава. Таким я сразу говорил, что деньги они, скорее всего, потеряют: «Хотите прийти в кино, нужно учиться любить убытки».
«Брат-2» по тем временам был мегауспешным, вошел в пятерку самых кассовых. Но в абсолютных цифрах он собрал чуть больше 1 млн долларов — сейчас это назвали бы полным провалом.
Помню, меня долго окучивал один английский фонд, в котором сидели русские ребята. Они хотели вложить в кино порядка 170 млн долларов. Я много времени потратил на переговоры и, когда они меня немного достали бесконечными встречами, на очередное предложение поговорить про кинобизнес предложил им позвонить в наш консалтинговый отдел, где часовая консультация якобы стоила 5 тысяч долларов в час. Понятно, что такого отдела в «СТВ» не было. Но до консультации дело так и не дошло, этих денег им было жалко.
Вскоре поток желающих инвестировать деньги в кино иссяк, и сейчас в производство вкладывают средства в основном люди из индустрии, хотя время от времени крупные банки и корпорации тоже вкладываются в статусные проекты. Появились и профильные институции — фонд развития современного кинематографа «Кинопрайм», Национальная Медиа Группа и РФПИ весной прошлого года учредили Коммерческий фонд развития кино и анимации. Медиахолдинги активно вкладываются в кинопроизводство, с появлением рынка телесериалов подключились и онлайн-платформы со своими бюджетами. Словом, рынок развивается.
Какой проект за всю историю существования «СТВ» был самым прибыльным?
Сложно сравнивать проекты разных лет. Скажем, «Брат-2» по тем временам был мегауспешным, вошел в пятерку самых кассовых вместе с американскими блокбастерами. Но в абсолютных цифрах он собрал чуть больше 1 млн долларов — сейчас это назвали бы полным провалом. Но даже при успехе в прокате «Брат-2» не покрыл даже 40% потраченного бюджета — кинотеатров было еще мало. Хотя на вторичном рынке — телевидение, платформы, зарубежные продажи — фильм отбил вложения за несколько лет и даже принес прибыль. Поэтому желательно, чтобы фильм жил долго. Если я выбираю между двумя равнозначными проектами, то ставку всегда делаю на потенциального долгожителя.
«СТВ» поддерживает режиссеров-дебютантов, несмотря на финансовые риски.
Да, у нашей компании примерно треть фильмов — дебюты. Дебют бывает раз в жизни, как первый поцелуй. Работа с дебютантом — это всегда какие-то трепетные эмоции, очень тонкие энергии. Снимая первый фильм, режиссер даже не представляет себе, на что он способен, и я до конца не представляю. В истории кино было немало известных режиссеров, у которых самый лучший фильм — первый. Например, «Чапаев» братьев Александровых или «Андалузский пес» Бунюэля. Кроме этого есть еще и «индустриальный долг» — я считаю, что все, кто состоялся, обязаны платить «налог на дебют» — дарить молодым съемочные дни, давать бесплатно камеры и всячески помогать.
Как вы принимаете решения, кому из новичков дать денег, а кому не давать?
На основании чувства и интуиции, но стопроцентной гарантии, что автор выдающейся короткометражки может сделать хорошее большое кино, нет. Еще один источник дебютантов — оттуда приходят режиссеры с хорошей мускулатурой — это реклама. Из нее вышли, например, Бекмамбетов и Умаров. У нашей компании сейчас есть два больших проекта, которые выйдут в 2027 году, их делают как раз «рекламные» режиссеры — «Садко» и «Иван да Марья».
Вообще зрительское кино — это продюсерское кино, куда режиссер приглашается. А я бы очень хотел не звать режиссера на проект, а чтобы он сам пришел ко мне с готовым классным проектом и сказал: «Сергей Михайлович, давайте сделаем!»
Насколько глубоко вы как продюсер вовлечены в творческий процесс?
Если это продюсерское кино, то максимально: и в сценарий, и в кастинг, словом, во всю подготовку съемок, а потом в монтаж и весь постпродакшн. Конечно, мы все с режиссером обсуждаем, но мое мнение окончательное, так как именно я отвечаю за фильм. В авторском же кино продюсеру совершенно ни к чему доминировать. Но я никогда не буду работать с режиссером, который меня не слышит. Мне не надо, чтобы слушались, надо, чтобы меня слышали. Равно как и я должен слышать режиссера.
Фото: предоставлено пресс-службой «СТВ»