Владлен Семёнов / АиФ
В Ульяновском театре драмы им. И. А. Гончарова состоялся юбилейный творческий вечер Валерия Шеймана «В кругу друзей». Уже 20 лет Валерий Сергеевич – украшение труппы московского театра «У Никитских ворот». А до этого около тридцати лет был ведущим артистом Ульяновского драматического.
Именно здесь он получил звание народного артиста России. За главную роль в спектакле «Лев зимой» на ульяновской сцене стал лауреатом Государственной премии РФ. К новой творческой встрече со своей любимой публикой в городе, ставшем родным, актёр, отметивший летом 75-летний юбилей, готовился особенно трепетно и основательно. Но время на большое эксклюзивное интервью нашёл.
Досье
Валерий Шейман. С 2006 года актёр и режиссёр московского Театра «У Никитских ворот». Родился 15 июня 1950 года в городе Дзауджикау (ныне – Владикавказ). В 1971 году окончил физико-математический факультет Северо-Осетинского государственного университета, а в 1975-м – ГИТИС по специальности «актёр театра и кино». 30 лет прослужил на сцене Ульяновского театра драмы. Снимался в проектах «Склифосовский», «Последний мент», «Без срока давности»…
Как Валерий чуть на стал Хосе
Владлен Семёнов, ul.alf.ru: Был ли у вас в молодости хотя бы однажды момент, когда вы задумались о том, каким будете и что с вами произойдёт к 75?
Валерий Шейман: Никогда об этом не думал. Я жил сегодняшним днём и наслаждался каждым моментом. Не откладывал на старость и не очень заботился о прошлом. Я жил так, как, мне казалось правильно. Жил одним днём и не задумывался о 75-летии. В 2018 году ушла из жизни моя мама. Ей было 98 лет. До конца она сохранила ясный ум, способность двигаться. И вот тогда я подумал: у меня хорошие гены, возможно, проживу долго.
– Когда мальчик, юноша, подросток Валера Шейман понял, что хочет связать свою жизнь только с театром?
– Довольно рано, в начальных классах. Играл на фортепиано, как все советские школьники, принимал участие в художественной самодеятельности. Но был одарённее и активнее других. Однажды меня заметили иностранные гости, когда в 1959 году случилась революция на Кубе, а через два года кубинская делегация приехала в Орджоникидзе, где мы тогда жили с семьёй. Гаванские товарищи увидели меня на сцене, где я пел в хоре и читал стихи, танцевал и вёл концерт. Гости сказали: «Мы забираем этого мальчика к себе на Кубу». К счастью или к несчастью, не получилось. Был бы я сейчас какой-нибудь Хосе Валерий. Тогда я и понял, что творческая жизнь – это моё.
– И с тех пор ни шагу в сторону?
– После окончания школы я четыре года неудачно поступал во все московские театральные вузы, мне дома сказали: «Иди, учись хоть куда-нибудь, чтобы не терять время». В школе я равно хорошо успевал и в гуманитарных, и в точных науках. Ткнул пальцем и поступил на физмат Северо-Осетинского государственного университета. И через четыре года получил диплом по специальности «физика». Даже год преподавал её десятиклассникам в школе. Девочки-старшеклассницы писали мне письма с признаниями в любви. Потом судьба – я поступил в ГИТИС на курс к Иосифу Раевскому.
Обком ходил на Шеймана учиться руководить областью
– Наверное, не на Ульяновск вы рассчитывали, получив по итогу красный диплом?
– Все мы были нацелены на то, чтобы остаться в Москве. Но было и распределение. Моя однокурсница, тогда ещё будущая жена и коллега Валентина Савостьянова могла остаться в Центральном детском театре. Её приглашал туда Павел Осипович Хомский, который после смерти Раевского взял наш курс. Предлагал роль Любки Шевцовой в своём спектакле «Молодая гвардия». Я искал место рядом. У меня было предложение из подмосковного Ногинска. Валентина, как жена декабриста, была готова ехать со мной куда угодно. Но пришла телеграмма от тогдашнего главного режиссёра ульяновского драмтеатра Александра Семёновича Михайлова: «Вас ждут роли Гамлета и Офелии и однокомнатная квартира в центре города напротив театра». Это для нас с женой решило многое. А Любку Шевцову в спектакле Хомского в результате сыграла, удачно стартовав в профессии, Ирина Муравьёва.
– Пройдя долгий путь, вы вернулись в Москву, откуда когда-то уехали. Можно сегодня говорить о том, что Москва простила?
– Я не просить прощения снова уехал в Москву. И не за творческими открытиями. Всё самое важное со мной случилось в Ульяновске. У меня никогда не были простоев. Были крупные работы. Когда играл партийного работника в спектакле «Горькие травы» и весь обком партии ходил к нам смотреть и учиться на примере моего персонажа, как надо руководить областью. Но самые большие художественные открытия для себя я сделал здесь вместе с выдающимся режиссёром, художественным руководителем Ульяновского театра драмы Юрием Семёновичем Копыловым. При нём были самые счастливые годы моей творческой жизни, творческое напряжение и концентрация всех духовных сил. И как следствие – лучшие роли. Это был золотой период театра.
Герой, но не любовник
– У вас были роли, которые, как вам кажется, опередили время?
– Не задумывался. Вот одна провальная роль у меня точно была.
– Да ладно? Назовёте?
– В спектакле «Тоот, майор и другие» я играл… ассенизатора. Со мной в паре репетировал мой коллега Виктор Настин, но он из-за травмы ушёл в монтировщики сцены. Он был смешной и блестяще делал эту роль. И тут я со своей фактурой. Понимал, что это мой провал, но мужественно перенёс это дело. А к вопросу о ролях, опередивших время. Скорее значимость некоторых моих работ вне времени. Борис Годунов. Я в Ульяновске дважды играл Ленина. Без грима. Уже в Москве сыграл Сталина.
– Ваше амплуа героя-любовника никогда не омрачало жизнь вам и вашей семье?
– Я скорее социальный герой. Герой-любовник – это такой романтически сладковатый парень. Были острохарактерные роли. Спектакль «Игры с привидением», где я играл папашу, который ухаживает за женой своего сына, мы возили на фестиваль в Польшу. И автор, культовый драматург Славомир Мрожек, после нашего спектакля сказал: «Это гораздо интереснее, чем моя пьеса».
– Сегодня вы признанный мастер сцены и можете, наверное, сыграть всё. Есть ли сегодня в мировой драматургии образ, который по какой-то причине вам не дался?
– Зачем мне роль на преодоление? Мне интересен персонаж, в котором есть глубина, философия, современность. К сожалению, сорвался у меня в Москве один проект к 75-летию – спектакль «Костюмер». Есть театральные постановки этого произведения с великими актёрами, удачная экранизация. У нас возникли проблемы с авторским правом. Я думаю, что, возможно, мне в жизни предстоит сыграть ещё что-то значительное и серьёзное. Думаю о короле Лире и о венецианском купце Шекспира. Есть мечты. Подожду, когда сойдутся актёр, режиссёр, обстоятельства, время и проблематика.
Теннис - это святое
– В самом начале 90-х вы посидели в кресле директора театра. Что это за опыт?
– Да, так случилось в те годы, что наш ульяновский театр остался без директора и мне, как человеку порядочному и честному, предложили помочь и возглавить его. Эти два сезона были сложнейшим периодом в моей жизни. Такая жертва. Благо у меня физическое образование.
– То есть деньги считать умеете?
– Не очень. Но разобрался. Трудность в другом – я не перестал при этом быть артистом. В девять утра приезжал в театр директором. В одиннадцать уходил на трёхчасовую репетицию. Потом небольшой обед, снова директорские обязанности, а вечером играл спектакль. Это был тяжёлый, долгий и «невкусный» опыт.
– Ваше свободное время в Москве и Ульяновске вы проводите по-разному?
– Нет свободного времени. Так получается. А мне уже, видимо в силу возраста, чаще хочется полежать, ничего не делая. Обязательно нахожу на это ежедневно полчаса-час между репетицией и спектаклем. По-прежнему не отказываюсь от спорта два-три раза в неделю. И, как раньше, теннис – это святое. Иногда опустошать себя физически и эмоционально – счастье. Теннис позволяет мне сохранять форму, и я бегаю в два раза быстрее, чем мои более юные партнёры по игре. Это помогает и в работе. У меня сейчас музыкальные спектакли с песнями, танцами и подниманием дам на плечи. Получается до сих пор благодаря физической подготовке.
Папа подполковника юстиции
– Вопрос о ещё одной вашей ипостаси: вы предполагали когда-нибудь, что станете папой подполковника юстиции?
– Нет, конечно, планировал вырастить социального работника. Дочь Катя – молодец. У меня получился очень хороший человек главным образом. С четырьмя образованиями – от юридического до экстрасенсорики. Иногда, правда, она мне выставляет счёт, что не дал ей продолжить творческую династию. Но я рад, что так случилось, и она нашла себя в том, в чём нашла.
– Скажите как дедушка, действительно, внуков любят больше, чем детей?
– Не уверен. Я люблю одинаково и дочь, и внучек. Люблю как свою жизнь. Внучки – красавицы и умницы. Одна – мастер спорта России по фигурному катанию. Учится на спортивного журналиста. Но не бросила лёд. Как педагог тренирует, подкатывает детей. Другая внучка учится на международном праве в МГИМО, у неё четыре языка.
– Если вдруг так получится, что с театром надо заканчивать, для вас это будет очень критично?
– Начну с того, что я очень не хочу стареть до неприличия. Хочу ещё долго оставаться деятельным и активным. Актёр не уходит из театра, его оттуда выносят. И я не знаю, какие обстоятельства должны случиться, чтобы я ушёл из профессии добровольно. Пока не хочу. Хотя и спектаклей хотелось бы поменьше. Но, если не выхожу на сцену, появляется страх, что теряю квалификацию. Я могу в час ночи разбудить жену, чтобы повторить с ней текст роли. Такая профессия, не дающая уверенности. Но театр даёт мне возможность быть счастливым.