Настоятель храма Александра Невского в Дебальцево героем себя не считает: он просто служит людям, помогая все эти годы им просто выживать и не терять себя в череде тяжких событий, охвативших весь восток теперь уже бывшей Украины. О том, почему священник стал символом духовной свободы для местных жителей — в продолжении серии очерков «АиФ-Дальинформ».
Мир несущий
В Дебальцево, которому крепко досталось от украинских обстрелов еще в самом начале противостояния, я уже была не раз. И часто слышала про местного священника отца Мирона, настоятеля храма Александра Невского. Истории рассказывали разные, некоторые из них и вызвали у меня острое желание увидеть этого необычного человека лично. Почему необычного? Именно об этом я и попытаюсь рассказать.
Худощавый, небольшого роста седовласый мужчина с детской добродушной улыбкой и пронзительными глазами. Таким предстал передо мной священник. Оказывается, дорога к Богу у него была очень короткой. С самого своего детства он ощущал, что его ждет храм. Сам родом с Западной Украины, из Трускавца, из простой семьи. Мама — колхозница, одна поднимала пятерых ребятишек.
— Папка у меня рано очень умер. Я в третий класс ходил тогда. Очень хорошо помню свое босоногое детство. Чтобы хоть как-то маме помочь, козочек пас. И сколько себя помню, всегда любил рисовать. Мама всегда говорила: «Учись, сынок, знания дают дорогу в жизнь», — сам начал рассказ о своей жизни батюшка, пригласив меня присесть в беседке, стоящей у входа в храм.
Замечаю, что руки у священника в синей краске.
— Мне говорили, вы красивые картины бисером вышиваете, — интересуюсь.
— И вышиваю, и рисую. Я всю церковь расписывал. Вот эту, — засиял священник. — Правда, мне еще дедушка помогал, потому что я нигде не учился на художника. Но мне этот дар природой дан, и я не могу без этого. Даже в армии работал художником. Отслужил, вернулся домой и как-то сразу решил идти на священника, — скромно опустив взгляд и пытаясь оттереть с рук ту самую краску, смущенно рассказывает святой отец.
— А почему? С чем было связано такое решение? Что повлияло?
— Дедушка у меня был псаломщик. Большой и очень умный был человек. Он строил железную дорогу между горами. Был главой села. Воевал с кайзеровцами. У него и медали были. А какие он брички мастерил — загляденье! На его бричках царям да большим начальникам только ездить было, — с каким-то детским восхищением вспоминает своего предка мужчина. — Очень талантливый человек был. Он-то и задал мне первый вопрос, кем я себя вижу в жизни. Вот я и решил, что пойду не просто Богу молиться, а пойду Ему служить и людям помогать. А учиться на художника у меня не было денег. Тем более послевоенное время было. Мама меня поэтому и назвала Мирон — мир, стало быть.
Однако было и еще одно обстоятельство, которое окончательно предрешило путь отца Мирона: трагическая смерть старшины, который в армии для молодого парня из деревни стал кем-то вроде наставника.
— Хороший был человек, фамилия Тотор, венгр. Он меня любил, уважал, не обижал, талант мой поддерживал. «Рисуй, — говорил, — рисуй и радуй людей своими картинами». А потом потонул он на озерах карельских. Вместе с другом потонул. Я очень плакал, плакал и молился, — подымает глаза к небу. — Никому я не говорил, что молился за то, чтобы тело его нашли и по-христиански похоронили. Так весной вода его и отдала. После этого покойника я понял, что жизнь коротка.
Путь с Запада на Восток
— А как здесь оказались, в Дебальцево? — спрашиваю, а сама думаю: захочет ли откровенничать?
— Так все как-то своим чередом и шло. После семинарии женился на хорошей девушке, племяннице ректора. А дядька он такой умный был, мне вообще на добрых и хороших людей очень в жизни везет, как-то Господь мне дает таких людей. Так он и сказал мне: «Сыночек, езжай на Донбасс, там требуются священники, ты скромный, тебя будут уважать, ты не политик, ты за людей радеешь». Так получил благословение и поехал. Служил много где: и рядом с Марьинкой, и в Рутченково, и в Горловке, даже депутатом там был местного совета. А потом так сложилось, что я стал нужнее в Дебальцево, — будто книгу читая, рассказывает свою биографию мужчина. — Вот уже с 1995 года тут.
— Я знаю, что вы почетный гражданин Дебальцево.
— А, ну да. Дали мне такое звание, но все равно, — отмахиваясь, как на что-то обыденное реагирует отец Мирон. — Просто я служу людям. Во время войны никуда не уезжал, не убегал. Помогал и поддерживал тех, кто нуждался. Храм стал для многих обителью спасения. В прямом смысле. Часто со мной в погребе прятались и маленькие дети, и бабушки. И так восемь лет жили под обстрелами. Жили и ждали, пока нас освободят.
Наш разговор прерывают доносящиеся неподалеку звуки канонады ПВО. Отец Мирон внимательно наблюдает за моей реакцией.
— Вы не обращайте внимания, — как-то по-отечески успокаивает. — Это наши парни работают, значит, все хорошо, сюда ничего не долетит.
— А раньше часто долетало?
— Постоянно. Тут в округе больше 80% домов разбиты. Страшно было. Стреляли день и ночь. Ужас. До дома, чтобы собаку покормить, приходилось чуть ли не ползком добираться, так сильно стреляли. Особенно в 2014-2015 годах так вообще без передыха. Помню, пробежал, упал, собаке воды налил, дом быстро протопил и обратно в храм. Иногда тишина была не больше пяти минут. Но с Божьей помощью выжили, — так совпало, что на этих словах священника во двор храма медленно заехал катафалк. Привезли усопшего на отпевание.
Глядя на траурную процессию, мужчина как-то тяжело вздохнул и произнес: — Все мы под одним Богом ходим. Смерть для всех одна. Люди умирают, и мой долг — никому не отказывать в последнем причастии. О себе не думаешь. Что я? Души спасать надо. А к стрельбе мы уже привыкли. Да и военные нас всегда защитят. Они к нам часто приходят. Кормим мужиков, хлопцев наших, солдатушек, — с теплотой домашнего уюта в голосе продолжает батюшка. — Им тоже ласка и забота нужна. Многие крещение приняли у меня, а кто-то и повенчался даже. Жизнь идет своим чередом. Господи, отведи от нас подальше всякую нечисть, всякую железную птицу нехорошую, — крестится отец Мирон и приглашает пройти в храм, тот, что когда-то выстроил собственными руками.
Принимая испытание
— Мама мне всегда говорила: «Сыночек, везде люди есть хорошие, а есть и плохие, но Бог всегда приведет к добрым». Так вот, хоть я родился и вырос на Западной Украине, но там не видел, чтобы мои соседи или в школе ребята что-то говорили против русских. Все были пионеры, комсомольцы, все дружили и помогали друг другу, — размышляя вслух, отпирал массивные двери храма батюшка. — Господь всегда нас испытывает чем-то, но выбор — принимать это испытание с достоинством или жалеть себя и искать виноватых — делаем мы сами. Я никогда не понимал, почему все так произошло, почему так много зла и боли выпало людям, живущим тут.
Заходим в храм. Сейчас следов обстрелов уже и не видать, лишь на фресках с изображениями сцен из Библии, если только приглядеться.
— Везде земля святая. Везде храм Божий. Как-то я и не думал о том, где мне служить, но счастлив, что все это пережил и могу и дальше за души людей молиться, — обводит храм рукой, показывая свою обитель.
— А почему храм именно в честь Александра Невского назвали?
— А так он тут был, до меня. Только совсем старый, ветхий еще, деревянный, а мне Господь помог новый построить, — и призадумавшись, добавил: — Но с учетом того, что Александр Невский — это покровитель русского воинства... То есть ну какая-то аналогия с происходящим сейчас, это очень здорово. Да и наш храм тоже, как тот воин, выстоял. Стреляли в него, били из всех орудий по нему, а он хоть и израненный, но выстоял. Чем не добрый знак, — улыбается отец Мирон, и сразу же глаза его наполняются какой-то сковывающей болью. — Ох, страшно и ужасно было, — прячет руки в рукава подрясника, будто пытаясь согреться, хотя на улице стоит жара.
Еще раньше от местных жителей я слышала рассказы о том, какое мужество и сострадание батюшка проявлял в самые первые и самые морально тяжелые дни Дебальцевского котла в 2014-2015 годах, когда за город шла ожесточенная борьба.
— По дорогам покойники лежали. Собаки бегали стаями, рвали тела. Страшно было ходить. Я с металлической палкой ходил отгонял их. Как-то пытался собрать и по-людски похоронить. Многие люди разъехались. В исполкоме мэр города бросил народ, уехал куда-то. Остался только его заместитель Папаян. Он секретарем был. И вот мы с ним туда-сюда бегали по городу людей поддерживали, кто остался и по подвалам прятался. Даже совета не у кого было спросить, да что там совета, просто подумать, что и ты можешь вот так вот у обочины валяться с пулей на растерзании собак. Не думали о себе, людям страшнее было. Особенно старикам, которым уже приходилось переживать войну, а теперь вот опять огонь, опять боль.
Когда хочется верить в чудо
Разруха в Дебальцево видна на каждой улице — обстрелы были массивными. А с началом СВО украинцы стали «поливать» город еще и «Хаймарсами». За первые годы противостояния значительная часть жителей уехала, потом потянулись беженцы из других населенных пунктов, где стояли ВСУ. Отец Мирон тоже приютил две семьи. Одной отдал свой маленький домик.
— Они и сейчас там живут. Помогают. Ждут, когда можно будет вернуться в родной Артемовск. «Мы только там будем. Это наша родина. Мы туда уедем», — говорят они. Но пока вот живем. Они со мной, а я с ними, — пожимает плечами мужчина. — А так-то я все время, все эти годы в храме. Ни одной службы не пропускал. Люди молились вместе со мной. А как у людей надежду отобрать на спасение? Вот и я служил. Открывал двери, окна, даже когда холодно было очень. Все равно служил. Думаю, если прилетит, ладно, погибну, пойду к Богу. А пойдемте, я вам кое-что покажу, -— переменил тему священник и поманил меня в один из приделов.
— Вот, — показывает на большую и очень необычную икону Николая Угодника. — Я как-то в один из самых тяжелых обстрелов молился перед ней. Стоял вот тут, — показывает точку на полу. — Бабахало сильно, но я стою, молюсь, а потом смотрю на икону и глазам своим не могу поверить. Даже еще ближе подошел, пригляделся и чуть не упал. А Николай Угодник вместе со мной молится. Правда, губами шевелит, — показывает мне образ святого отец Мирон. — По всему видно, старинная икона, нам ее один меценат привез. Грехи свои замаливал, каялся, а откуда икона, так и не сказал, выкупил у кого-то. Вот так мы с Николаем Угодником и молимся вместе по сей день.
Иллюзия художника или действительно Божье провидение, но на миг и мне показалось, что святой безмолвно шевелит губами. Но, как оказалось, таких необычных икон в церкви Дебальцево немало.
— Эта икона к нам в буквальном смысле сама пришла, - показывая на изображение Божьей Матери с младенцем Иисусом, парящей над русскими солдатами, молящимися в окопах, говорит священник.
— В смысле сама? — недоумеваю.
— Так вот, сама, — разводит руками. — Как только Дебальцево в 2015 году освободили в феврале, то на второй или третий день меня позвали в администрацию и говорят: «Батюшка, там надо икону принять, идти по точкам, где солдаты стоят». Я и отправился, а там она откуда взялась, тоже никто не знает. Ее хотели в Донецк отправить. Это список с иконы, которая была написана еще в Первую мировую войну. Есть история, когда перед большим сражением с кайзеровцами русские солдаты молились ночью и явилась им Божья Матерь с Иисусом Христом и показала на запад. После чего немцев и начали громить. А я ее как увидел, прямо влюбился. Со слезами говорю: «Братья, подарите мне эту икону на храм Божий. Будем воспоминать и молиться». И бах — я на колени упал перед ними. Так она к нам и пришла. И ведь все не просто так. Так и молимся у ее образа за всех русских солдат, чтобы Господь дал им сил выстоять.
Прощаясь у храма, я заметила, что у ограды лежат аккуратно сложенные кучки старых кирпичей. Видя мое любопытство, отец Мирон с присущей ему непосредственностью поделился своей маленькой мечтой.
— Вот, собираю кирпичики по разбитым усадьбам. Хочу церковно-приходскую школу построить. Детей надо в мир и добро приводить. Хватит им только горе и войну видеть, — грустно улыбаясь, объяснил батюшка и по-отечески обнял и перекрестил меня на дорогу.
На обратном пути в Донецк я долго думала о том, как получилось, что этому человеку удалось не только выстоять самому, но и помочь выстоять другим. Потом от другого своего героя я услышала об отце Мироне такую фразу, которая определила весь образ этого необычного человека: «Он всегда, молясь Богу, как ребенок, верует в чудо».