В 1988 году в театре имени Вахтангова ставили «Стакан воды». Людмила Максакова репетировала герцогиню Мальборо. Режиссер Александр Белинский ее измучил. В один день командовал выходить из центра, на другой справа, потом вообще слева. В какой-то момент актриса восстала: «Да мне все равно, могу выйти откуда захочешь, мне важнее знать, как я это делаю?» Белинский мгновенно парировал: «Как, как… На аплодисменты!»
Максакова выходит на аплодисменты уже больше 60 лет, с тех пор как впервые переступила порог театра имени Вахтангова. Московскую афишу не представить без ее работ в спектаклях «хранителей» Рубена и Евгения Симоновых, «короля эпатажа» Романа Виктюка или сумевшего вернуть вахтанговской сцене былое величие «варяга» Римаса Туминаса. Но главным для актрисы стал союз с «кудесником» Петром Фоменко. Даже от желчного Валентина Гафта она получила не эпиграмму, а комплимент: «Он для нее — опора, стенка, и фигурально, и буквально. Облокотившись на Фоменко, она играет гениально!»
Петр Наумович называл Максакову созидательной оппонентурой. Она истинная интеллектуалка — что ни слово, то цитата. У нее острый, въедливый ум и хлесткий язык, на который лучше не попадаться. Красивое, тонкое и надменное лицо, даже в молодости походившее на маску. Прямая спина. Как заметил Сергей Соловьев, она похожа на всех вдовствующих королев разом. Всегда безукоризненно выглядит, дорого и со вкусом одевается. Вокруг твердят о ее феноменальной работоспособности, тяжелом характере и неподступности. Но на сцене Людмила Васильевна не боится выглядеть смешной и эксцентричной, даже некрасивой. Похоже, она вообще ничего не боится, не случайно среди многочисленных наград есть и «Мадам Риск» — за бесстрашие. Она сохранила молодой азарт и готовность подписаться на любую авантюру, лишь бы талантливую.
Много лет назад сербский режиссер Мирослав Белович пенял Юрию Яковлеву и Григорию Абрикосову: «Юрка, Гришка, что вы на Людку смотрите вялыми, тухлыми глазами? Это же зексуальная торпэда двадцатому столетия!» Белович ставил драму, финальная сцена давалась трудно, Максакова призналась: «Мирослав! Мне нужно здесь на что-то опереться… » «Обопрись на свой талант!» — прокричал в ответ режиссер к удовольствию всех присутствующих.
Талант был очевиден всегда. В 1980-м Максакова стала народной артисткой РСФСР. Остряки поспешили переименовать ее в «нарядную артистку». Пожалуй, никто так не будоражил фантазии московской публики, как Людмила Васильевна. Она редко снималась, в ее фильмографии ни одной по-настоящему «народной» картины. Интерес не был подпитан ни телевидением, ни бульварной прессой, которой просто не существовало. Но Максакова жила так, что говорить о ней не переставали: о ее знаменитых любовниках и муже-иностранце, о фантастических нарядах и бриллиантах. Самые фантастические слухи ходили об отце Людмилы Васильевны. Ее мать, народная артистка СССР певица Мария Максакова, скрывала его имя даже от единственной дочери. Она была женщиной строгой, погруженной в искусство и далекой от сантиментов. От нее актриса унаследовала веру в то, что работа в театре — это служение.
Мария Максакова родилась в Астрахани. Семья жила бедно, с девяти лет девочка ради заработка пела в церковном хоре. Она самостоятельно обучилась нотной грамоте, а ее Пигмалионом стал известный баритон и антрепренер Максимилиан Максаков на 33 года старше. Они вместе перебрались в Москву, где 21-летняя меццо-сопрано поступила в Большой театр. Только в начале 1930-х, случайно (!) заглянув в паспорт мужа, Мария Петровна узнала, что Максаков — псевдоним, на самом деле его зовут Макс Шварц, он уроженец Черновцов и подданный Австро-Венгрии. Так себе анкетные данные для тех времен. Певица насмерть перепугалась и сожгла этот паспорт на плите в сковородке.
Максакова она похоронила в марте 1936-го. Со следующим избранником, полномочным представителем СССР в Польше и одним из родоначальников советской разведки Яковом Давтяном, не прожила и года. Уже в 1937-м его арестовали по обвинению в принадлежности к «антисоветской террористической организации», а вскоре расстреляли в Коммунарке. Марию Петровну не тронули, возможно, оттого, что брак был гражданским. Но в театре, конечно, задвинули. Рассказывают, как, не увидев ее на очередном приеме, Сталин спросил: «А где моя Кармен?» Это была коронная партия певицы, ее даже прозвали Кармен Петровна. Максакову немедля доставили в Кремль, в ту же ночь она вышла на сцену. И когда она в 1940-м родила дочь, в возможные отцы записали и Сталина.
Людмила Васильевна эту легенду всячески поддерживала. Не случайно, мол, Андрей Вознесенский посвятил ей свое стихотворение «Дочь Фараона» («Королевская дочь»). Между тем еще в начале 1980-х вышел роман Леонида Гендлина «Исповедь любовницы Сталина», написанный от лица другой солистки Большого Веры Богдановой. До сих пор не ясно, основан ли он на реальном свидетельстве или это фальсификация. Но сегодня в родительских правах утвердился другой человек — Александр Волков. Впервые актриса услышала о нем в 26 лет по дороге на кинофестиваль в Марокко от соседа-актера.
Что известно доподлинно? Баритон, в 1935–1941 годах служил в Большом. В эвакуацию не поехал, жил в дачном поселке театра Манихино на Истре. В октябре 1941-го туда пришли немцы. «Нас, солистов Большого театра, тогда там было много, — вспоминал тенор Иван Жадан. — Так вот, в мой дом, где вместе со мной тогда были концертмейстер, знавшая хорошо немецкий язык, баритон Волков и еще несколько артистов, вошел офицер. “Кто такие?” — сурово спросил он. “Артисты”, — пролепетала насмерть перепуганная пианистка. Офицер на минуту задумался, потом его лицо просветлело. “А Вагнера можете исполнить?” Волков утвердительно кивнул головой… »
В начале декабря актеры устроили концерт в честь дня рождения капитана вермахта. А когда через пару недель немцы отступили, ушли вместе с ними на запад. В марте 1942-го они были заочно приговорены к расстрелу. Однако их судьбы сложились по-разному. Заслуженный артист РСФСР Владислав Блюменталь-Тамарин стал немецким пропагандистом и в 1945-м был убит, предположительно, советским агентом. Основатель латышского театра-студии «Скатувэ», а в начале войны директор Вахтанговского театра Освальд Глазунов погиб в советском лагере в результате несчастного случая. Иван Жадан обосновался в США и в 1992-м приезжал в Москву. С Волковым никакой ясности нет. Вроде бы еще в 1959-м его дело было пересмотрено и прекращено, а жил он в Штатах, где открыл школу драматического и оперного искусства.
Неудивительно, что Мария Петровна предпочла об отце своей единственной дочери забыть. Что до ее отчества, то тут возникает заместитель Абакумова в СМЕРШ Василий Новиков. Максакова была знакома с ним еще по Астрахани, именно он отправлял ее в эвакуацию. Однако, по воспоминаниям Людмилы Васильевны, значимой мужской фигуры в ее детстве не было. И московская квартира, и дача в Снегирях были населены одними женщинами, причем пожилыми: родственницами, приживалками, всякой челядью. Все это определяло стиль воспитания, а он был патриархальным: из дома ни шагу, никаких гостей, о том, чтобы самой к кому-то пойти, не было и речи. Девочку старались оградить от избыточных впечатлений и чужих мыслей. Одевали ее в допотопные капоры, шубки с пелеринами и платья в оборках. Сверстники шарахались от ее непохожести, во дворе обзывали макакой. Тем более что она от зажатости и испуга иногда переходила на французский. Актрису воспитывала настоящая парижанка, прибившаяся к семье в войну и запомнившаяся еще и тем, что чистила зубы мылом и умывалась мочой.
Мир маленькой Люси был ограничен домом №7 по Брюсовому переулку (тогда — Брюсовскому), выстроенным специально для артистов Большого театра. Первый шаг она сделала, держась за руку Ольги Лепешинской, Иван Козловский не встречал ее без шутки, а Надежда Обухова показывала своих канареек. Антонина Нежданова, хотя жила в соседнем подъезде, приходила к Максаковым «на пельмени» всегда при параде. Разомлев от съеденного и отсмеявшись за столом, она подходила к зеркалу и, вытирая слезы, отклеивала накладные ресницы. В 1962–1993 годах переулок будет носить ее имя. После смерти матери в 1974-м Людмила Васильевна хотела установить на доме мемориальную доску. Но в высоком кабинете услышала: «Получается, что у вас не дом, а какой-то колумбарий!» Этому «колумбарию» Максакова посвятила свой последний спектакль «Мастер-класс» о Марии Каллас (2022). А доску удалось установить еще в 1980-м.
Марию Петровну после смерти Сталина вытолкнули на пенсию. Она переключилась на народное пение, объездила весь Советский Союз. Преподавала. Максакова считает, что ученицы — а среди них была, скажем, Лариса Голубкина — были ей куда ближе, чем родная дочь. Тем более что певческого голоса бог девочке не дал, что, конечно, не отменяло занятий музыкой. Людмила Васильевна окончила Центральную музыкальную школу по классу виолончели. В 1971-м она будет играть на инструменте в спектакле «Выбор»: режиссеру Леониду Варпаховскому хотелось придать героине глубины и духовности.
Максакова собиралась поступать на романо-германский факультет. Но будто бы увидела по телевизору, как юноша неописуемой красоты в бархатном костюме кричит лежавшей перед ним патлатой женщине: «Ce vous, Marion, ce vous?» И восхитилась. Это был отрывок из пьесы Виктора Гюго «Марион Делорм», который разыгрывали студенты Щукинского училища при театре имени Вахтангова. Юношу звали Василий Лановой. Актриса раз и навсегда влюбилась в вахтанговскую эстетику: «Я даже удивлялась: как можно ходить в другие театры? Ведь там играли “без ножки”, а у нас — “с ножкой”». А с Лановым у нее будет много совместных спектаклей, к 2020-му в труппе останутся лишь трое старейшин: он, она и Юлия Борисова.
Людмила Васильевна поступила в Щуку на первый курс, который набирал Владимир Этуш. А по его окончании в 1961-м была зачислена в труппу Вахтанговского театра. Дебютным спектаклем стала комедия «Стряпуха замужем». Главный режиссер Рубен Симонов превратил одномерную и скучную пьесу Анатолия Софронова в искрометный водевиль. Максакова с Юрием Яковлевым так лихо отплясывали канкан, что премьеру прервали аплодисментами. Актеры растерялись, но режиссер из ложи утвердительно махнул рукой: «Бисируйте!» Это были единственные бисы за всю историю Вахтанговского театра.
В следующем, 1962 году выпустили «Живой труп», где Людмила Васильевна сыграла цыганку Машу. Еще через год она стала татарской княжной Адельмой в возобновленной «Принцессе Турандот». Много позже актриса напишет в своей книге «Мое горькое, горькое счастье»: «С одной стороны, во мне было все, что нужно актрисе, а с другой — отсутствовало то, что приводит в действие это “все, что нужно”. Не хватало так называемого актерского куража или хотя бы нахальства. Сказывалось домашнее воспитание». Но Симонов почувствовал темперамент и научил быть смелой. Он выбрал ее не только за талант, но и благодаря фамилии. Сам основатель династии, Рубен Николаевич предвзято относился к актерским детям. Верил, что именно в них сохраняется преемственность.
Домашнее воспитание осталось в прошлом, молодая актриса существовала от противного и в этом своем протесте была неумолима. Когда Цецилия Мансурова заметила, что она похожа на итальянскую звезду Монику Витти, Максакова обесцветила волосы пергидролем, начала рисовать на глазах толстые черные стрелки, научилась курить. Еще на первом курсе впервые в жизни пригласила гостей, с тех пор двери дома буквально не закрывались. А когда появились собственные деньги, Людмила Васильевна выкрасила стену своей комнаты в багрово-красный цвет, заменила люстру на два пластмассовых стакана на перекладине и купила польский гарнитур с низкой тахтой. Разговоры, которые велись в этой комнате, ошеломляли своей смелостью. Молодые люди, которые их вели (а также спорили, читали стихи, танцевали и прожигали тахту сигаретами), переживали, как и она, свой первый успех.
Уже с дебютным фильмом «Жили-были старик со старухой» Григория Чухрая актриса полетела на Каннский кинофестиваль. Перед премьерой причепурилась, в парикмахерской накрутили смешной бобик. И получила урок от Марка Шагала. До того он видел ее с простым пучком и сказал: «Запомните: женщина должна выбрать себе один-единственный стиль и следовать ему всю свою жизнь… » Старлетка выбрала быть дорогой женщиной и не разменивалась на моду. Дизайнерский морок в Брюсовом переулке быстро рассеялся, она вернулась к антиквариату. Вениамин Смехов рассказывал, что еще в училище Максакова ходила в роскошной каракулевой шубе. «Сколько стоит? — поинтересовался однажды еще один однокурсник Зиновий Высоковский. — Восемнадцать тысяч. — Можно отрезать лоскутик? Тебе не повредит, а мы на него столько водки накупим!»
Головы Людмила Васильевна уже тогда кружила будь здоров. Как шутил на грани фола Мстислав Ростропович про очередного ухажера, «ну как там твой виолончлен?». Еще весной 1963-го Людмила Васильевна попала в эпицентр первого и пренеприятного скандала. Одна из артисток приревновала к ней своего любовника, сына главного режиссера и тоже режиссера Евгения Симонова. Поверив словам, что их видели вместе в каком-то кафе на Арбате, она надавала Людмиле Васильевне пощечин и сорвала с нее парик. Дело было в гримуборной перед «Живым трупом», при свидетелях и совсем не соответствовало вахтанговской этике. Хулиганку немедленно уволили.
Смаковать реальные и мнимые увлечения Максаковой — дело неблагодарное. Но свою женскую биографию она выстраивала с не меньшим тщанием, чем сценическую, и некоторые из них «залитовала». Герои этих романов ни в коем случае не актеры, но люди творческие и блестящие. Мужчина с авоськой производит на нее угнетающее впечатление. А лампочку поменять, если что, она и сама может.
С Микаэлом Таривердиевым Людмила Васильевна познакомилась в Крыму, в Доме творчества «Актер». Она вспоминала: «Не заметить его было невозможно. Очень модный композитор, а кроме того, у него была элегантная, самая модная одежда, невероятные по тем временам собственные водные лыжи и в придачу ко всему личная “Волга” с оленем на капоте!» Они встречались три года, а 9 мая 1967-го ужинали в «Национале» в компании друзей. После Таривердиев предложил развезти всех по домам и напротив гостиницы «Советская» сбил пешехода на зебре. При этом не только не остановился, но прибавил скорость. «Минут через пять нашу машину настигла “Волга”, — рассказывает Максакова. — И какой-то военный закричал, открыв окно: “Что же ты, сволочь, делаешь! Сбил человека и уехал?!” В этот момент Микаэл как будто очнулся, пришел в себя, остановился на светофоре и развернул автомобиль. И мы возвратились на то страшное место».
Таривердиева задержали, вся эта история продолжалась около двух лет. И уже тогда говорили, что в действительности за рулем сидела Людмила Васильевна, а композитор взял на себя вину из благородства. Да и сценарист Эмиль Брагинский рассказывал, что именно от этой аварии отталкивался в сценарии «Вокзала для двоих». Актриса все отрицает: кто-то, дескать, сознательно внушил Таривердиеву версию ее причастности, и через годы он и сам в нее поверил.
Таривердиев то ли получил условный срок, то ли вышел по амнистии. Но когда еще ничего не было кончено, Людмила Васильевна перестала ходить на суд и уехала из Москвы. Так или иначе, через годы Микаэл Леонович признается: «Это была даже не влюбленность. И точно уж не любовь. Это была болезнь, от которой я потом просто приходил в себя, надолго приобретя уверенность, что с женщинами лучше иметь весьма поверхностные отношения, так как большего они не заслуживают. Помню, как моя мама, человек довольно консервативных взглядов, в ужасе от моего романа, говорила: “Сын, артистками восхищаются, им преподносят цветы. Но приводить их в дом?!”».
За композитором последовал художник. Феликс-Лев Збарский был сыном академика, ответственного за бальзамирование и хранение тела Ленина. А имя получил в честь Дзержинского и основателя советской химической промышленности Льва Карпова. В 1941-м высокопоставленное тело эвакуировали в Тюмень. Сергей Довлатов писал, что семье Збарских было предоставлено отдельное купе: «Левушка с мумией занимали нижние полки». Это он, конечно, ради красного словца: Ленина везли отдельно. Куда важнее, что хрущевская оттепель для Довлатова началась именно с рисунков Збарского, его иллюстраций к Юрию Олеше. Пикассо и вовсе называл Льва Борисовича лучшим графиком СССР. Всего он оформил около 60 книг, большинство для издательства «Искусство».
До Максаковой художник встречался с Марианной Вертинской, при этом был женат на манекенщице Регине Збарской. Людмила Васильевна так его характеризует: «Разносторонний человек, с потрясающей фантазией и невероятно обаятельный — его все обожали. И очень ценили — у него не было отбоя от заказов на иллюстрацию книг. Правда, Лева всегда стремился довести работу до совершенства и вечно затягивал сроки сдачи. В результате при больших возможностях заработать сидел в долгах». Тут надо понимать, что в долгах не значит без копейки, как говорил сам Збарский, кто много тратит, тот много и зарабатывает. Но как-то директор знаменитого балетмейстера Леонида Якобсона, отчаявшись получить заказ для балета «Клоп», запер их с Максаковой на ключ. Она всю ночь рисовала обнаженные фигурки, а художник одевал их в костюмы росчерком мастера.
Жил Лев Борисович на Поварской, 20 (тогда — улица Воровского), в одной из мастерских, которые сумел обустроить на чердаке с лучшим другом Борисом Мессерером и примкнувшими к ним художниками Юрием Красным и Львом Подольским. В мансарде день и ночь толклись лучшие люди, и не только города. Как писал поэт Юрий Кублановский:
В столице варварской над суетой мирской
есть легендарный дом на тихой Поварской.
Там некогда подал нам потные ладони
суровый Генрих Белль; синьор Антониони
там пил на брудершафт с богемой продувной.
Максакова ценила вкус Збарского и вообще к нему прислушивалась. А он мог, например, сказать: «Пока ты не переоденешься, мы никуда не пойдем!» Но и Льву Борисовичу довелось поперхнуться, увидев, в каком наряде Людмила Васильевна собралась однажды на встречу Нового года. Он был очень смелым: грудь прикрывала лишь пришитая крест-накрест золоченая цепочка. Официантка Дома литераторов, увидев актрису, обронила поднос с киевскими котлетами. Евгений Евтушенко, напротив, пришел в восторг: закрыл артистическую грудь салфеткой и показывал ее желающим за сто рублей. На собранные деньги всех в зале угостили шампанским. А 1971-й встречали на Поварской. Огромный стол обклеили белой бумагой, как скатертью, на горячее кто-то приволок ведро куропаток в сметане. Олег Ефремов только-только ушел из «Современника», и после боя курантов все поехали к Галине Волчек, чтобы ее поддержать.
Конечно, Максакова накрывала столы (иногда на полсотни человек), а потом мыла посуду, причем вода на чердаке была только холодная. Но это было хорошее время и счастливое общежитие, когда все дружили и любили друг друга. Когда родился сын Максим, актриса попробовала было жить на два дома: после спектакля бежала на Поварскую, утром — в Брюсов, чтобы сменить няньку, и неслась в театр. Но довольно быстро все у них со Збарским разладилось. А в 1972-м он получил долгожданное разрешение на выезд в Израиль. «Решение уехать из Союза он принял исходя из своего максималистского отношения к жизни, — писал Борис Мессерер. — Поскольку он считал, что реализовать свой талант на Западе художнику безусловно легче, чем в России, то преодолеть трудности отъезда с моральной точки зрения для него ничего не стоило».
Лев Борисович должен был выплатить все алименты, положенные законному ребенку до 18-летия. Таких денег у него не было. Кроме того, у сына эмигранта в будущем могли возникнуть сложности, например, с поступлением в институт или поездками за рубеж. Состоялся суд, на котором Максакова заявила, что ввела Збарского в заблуждение по поводу отцовства и хочет переписать мальчика на свою фамилию. Вновь они встретились только в 1989-м в Нью-Йорке. Всю ночь проговорили в баре гостиницы.
В Америке у Льва Борисовича был роман с Еленой Щаповой, на тот момент уже бывшей женой Эдуарда Лимонова. Он преподавал технику рисунка и дизайна, книжной графикой почти не занимался. Был завсегдатаем русского ресторана «Самовар», говорил редко, больше рюмки не выпивал. И умер в феврале 2016-го от рака легких. С сыном Максимом они никогда не виделись, но на похоронах присутствовали внуки Анна и Петр Максаковы. Через месяц по Первому каналу показали сериал «Красная королева» о Регине Збарской, где есть герой по фамилии Барский, и он совсем не похож на реального Льва Борисовича.
Наконец, актрисой подтвержден еще один ее роман — с поэтом Андреем Вознесенским. Он посвящал стихи Людмиле Васильевне с 1960-х. Место действия — Рижское взморье, где актриса всегда проводит лето. Тут никаких подробностей, одни посвящения:
Островная красота.
Юбки с выгибом, как вилы.
Лики в пятнах от костра — это ливы.
… Гармоничное «и-и»
вместо тезы «или — или».
И шоссе. И соловьи.
Двое встали и ушли.
Лишь бы их не разлучили!
<… > И от хвойных этих дел,
точно буквы на галете,
отпечатается «л»
маленькое на коленке!
При всех страстях — «Как рядом болишь ты, / подушку обмявши, / и тень жалюзи / на тебе, / как тельняшка… / Как будто тебя / от меня ампутировали» — единственным мужем Максаковой стал человек куда более приземленный. С гражданином ФРГ Петером Андреасом Игенбергсом они познакомились в конце 1971-го в общей компании. Отмечали получение Людмилой Васильевной звания заслуженной артистки РСФСР. В тот же день немец сделал ей предложение.
Физик в анамнезе, в Москве Игенбергс занимался бизнесом (но тут все мутно). Отец из Латвии, мать — урожденная графиня Орлиевская, дочь министра транспорта независимой Эстонии. Жили в Мюнхене. Графиня была вице-президентом Общества дружбы ФРГ — СССР. Приезжая в Союз, она останавливалась в «Национале» и ездила на «Чайке». Когда она захотела встретиться с зазнобой сына, позвонила ей домой, поговорила с Марией Петровной: «Людмила меня сразу же узнает. Я блондинка, с прической как у Екатерины II, на мне будет роскошная шуба». «Ничего, моя Людмилочка тоже видная!» — парировала Максакова-старшая.
Роман с иностранцем из капстраны был неслыханной дерзостью. Тем более что никуда уезжать Максакова и не думала: во главе всего был театр. Игенбергс взял измором. Перед церемонией в Грибоедовском ЗАГСе — единственном месте, где регистрировали иностранцев — жениха измурыжили, требовали справки о родственниках до десятого колена. И уточняли: знает ли жених, что невеста уже не девушка? Людмила Васильевна была так плотно занята в репертуаре, что просила назначить свадьбу на любой вторник, когда в театре выходной день. Никто не сообразил, что вторник в том 1974 году пришелся на День театра. Из-за накрытого стола новобрачной пришлось бежать играть Островского. Любимый партнер Юрий Яковлев, или Юрвасик, тоже праздновал, так что на сцене актеры в какой-то момент не узнавали друг друга и забывали диалоги.
По словам Максаковой, после замужества пространство вокруг нее начало сжиматься. Замолчал телефон, ее почти перестали приглашать в кино, в театре чувствовалось напряжение. Но правда и в том, что Людмила Васильевна умела решать проблемы. В 1974-м Петеру, уехавшему по делам в Германию, неожиданно отказали во въездной визе. Максакова осталась в Москве совсем без денег, с сыном и умирающей матерью на руках. Она дозвонилась до приемной министра иностранных дел Андрея Громыко и пригрозила, что выбросится из окна. Муж успел застать тещу в живых. В другой раз, за день до отъезда на гастроли в Грецию, актриса узнала, что ей отказали в выездной визе. Она кинулась к министру культуры Петру Демичеву. И, конечно, полетела. Но артистов, которые отвернулись, когда она приехала в аэропорт, запомнила.
При всех издержках союз с Игенбергсом приносил куда больше дивидендов. Людмилу Васильевну он боготворил, иначе как королевой не называл, на каждой премьере сидел в партере с охапкой роз. Состоятельный муж, да еще иностранец, прибавлял образу актрисы блеска и делал его совершенно недосягаемым. «Максакова была притчей во языцех, — вспоминает дочь Евгения Симонова Ольга Симонова-Партан. — Выйдя замуж за “фирмача” из ФРГ, которого театральная Москва подобострастно величала Улей, она убивала наповал. Помню, как в 1979 году мы студентками бегали смотреть на нее в комедии Эдуардо Де Филиппо “Великая магия” исключительно из-за того, что все вокруг судачили о каких-то немыслимых аутентичных бриллиантах, заграничных париках и туалетах. Мало у кого на плечах была такая, как у Максаковой, голова, и мало кто обладал таким жизненным азартом и страстью побеждать и обходить на поворотах всех на своих роскошных, шуршащих, как змеи, дорогими шинами спортивных автомобилях».
К слову, первой машиной, которую подарил муж, был спортивный «понтиак». Из-за низкой посадки ездить на нем по Москве было непросто, зато смотрелся эффектно. Автомобиль пригнали из Мюнхена. Там же Людмила Васильевна выклянчила у Петера шубу из рыси — даже для него оказалось дороговато. В шубе на плечах она отправилась в театр на модную постановку, но так размечталась о том, какое впечатление произведет в своей роскошной обновке в Доме кино, что сбежала. Дальнейшее зарифмовал Вознесенский:
… И подошли два юные делона —
в манто из норки, шеи оголенны.
«Свободны, мисс? Расслабиться не прочь?
Пятьсот за вечер, тысячу — за ночь».
Я вспыхнула. Меня как проститутку
восприняли! А сердце билось жутко:
тебя хотят, ты — блеск, ты молода!
Я возмутилась. Я сказала: «Да».
Другой добавил, бедрами покачивая,
потупив голубую непорочь:
«Вдруг есть подруга, как и вы — богачка?
Беру я также — тысячу за ночь».
Ах, сволочи! продажные исчадья!
Обдав их газом, я умчалась прочь.
А сердце билось от любви и счастья:
«Пятьсот за вечер. Тысячу — за ночь»…
В 1977-м Людмила Васильевна родила дочь Марию (признана иноагентом). Жили все, конечно, в Брюсовом, в той самой квартире. Правда, Игенбергс купил еще одну, в том же подъезде. А когда девочке было лет двенадцать, удалось приобрести соседнюю. Между квартирами прорубили дверь, гостей по-прежнему принимали в голубой гостиной Марии Петровны. Максакова тратила деньги с истинно русской удалью, всегда была щедрой. Многим помогала.
В приоритете оставался театр и все, что с ним связано. В 1982-м на репетиции «Анны Карениной» (Максакова играла заглавную роль) ей никак не давалась жестикуляция. Режиссер Роман Виктюк взорвался, надавал актрисе по рукам, у нее с пальца слетело кольцо. Оно провалилось в щель сцены, сколько ни искали — не нашли. «Думаю: если она сейчас закричит: “Мое кольцо!.. ” — удушу», — рассказывал Виктюк. Но Людмила Васильевна только смотрела на него преданными глазами. «Я спрашиваю: “Люда, это была машина?” Она шепотом: “Две”. Все! — и никогда не вспоминала». А когда на том же спектакле возникли проблемы с костюмами, сама договорилась, чтобы их сшили на «Мосфильме». Главное, чтобы спектакль случился.
Это она привела в Вахтанговский Романа Виктюка. Максачиха, как называют актрису недоброжелатели — признанный виртуоз театральной интриги. Она хотела играть в талантливых постановках и действовала из личной корысти. Но в конечном счете серьезно влияла не только на репертуар, но и на историю своего театра. После смерти Рубена Симонова Вахтанговский возглавил его сын Евгений Рубенович. Он стал автором нескольких громких спектаклей, а к 1980-м театр почти исчез из актуальной афиши. По словам Людмилы Васильевны, «наше болото покрылось ряской». Актеры страдали без работы, Максакова нашла ее в лице уже набиравшего известность Виктюка.
«Анну Каренину» репетировали два года, нарушив все производственные планы. Когда весной 1983-го устроили прогон, спектакль продолжался семь часов (!) и был еще настолько не готов, что в кулисе вывесили бумажку с очередностью картин. Постановку обвиняли в том, что она противоречит букве и духу Вахтанговского театра. Но ажиотаж был неслыханный. Из смешного: рассказывают, заведующий отделом культуры ЦК КПСС Василий Шауро после спектакля посетовал на финал. Он, дескать, слишком пессимистичный, стоит изменить.
Максакова сыграла еще в четырех спектаклях Виктюка, как правило, с успехом. Однако главным режиссером своей жизни она называет Петра Фоменко. Хотя началось все не радужно и с кино. В 1982-м Петр Наумович пригласил Людмилу Васильевну на пробы в картину «Поездки на старом автомобиле». Но на первой встрече не обращал на нее никакого внимания, лишь водил пальцем по сценарию и сопел. Актриса так рассвирепела, что отказалась сниматься. Потом, правда, одумалась.
Придя в театр не без усилий со стороны Максаковой, в первых постановках Фоменко ее не задействовал. Зато потом случились две роли, которые актриса играла по 20 лет и считает лучшими в своей биографии. Это Коринкина в спектакле «Без вины виноватые» 1993 года, который приняли все: и зрители, и критики, и собратья-артисты. Мария Владимировна Миронова даже не огорчилась, что потеряла на представлении дорогую сережку: «Да ну ее к черту, я тут такое видела! Люда, я вас поздравляю». — «Что вы, это не я, это Фоменко» — «Нет, Людочка, надо уметь взять». А потом была Графиня в блестящей, гротескной «Пиковой даме» (1996), словно стершей с вахтанговской сцены пыль времен. «Тебе надо памятник Фоменко поставить, он обеспечил тебе вторую половину жизни», — сказал тогда Максаковой главный режиссер Михаил Ульянов. Сыграв в 56 лет древнюю старуху, она блестяще разрешила проблему перехода к возрастным ролям.
Впрочем, когда следующий главный режиссер Римас Туминас предложил актрисе роль Марии Васильевны в «Дяде Ване», она поначалу приуныла: «Что же это получается? Только что была любовницей Маковецкого — в “Чайке” Павла Сафонова, и вот уже буду его мамой? Как быстро все произошло… » Но это все ее шуточки. В роли эмансипированной Маман с черным каре и в синих очочках Максакова чудо как хороша.
Отношения с Туминасом, как она опять же шутит, были «не прогулкой в Булонском лесу, а скорее скачками с препятствиями». Как-то актрисе даже выговор объявляли за отказ участвовать в спектакле. Но остались Анна Андреевна в «Ревизоре» (2002), Бабуленька в «Пристани» (2011), россыпь ролей в «Евгении Онегине» (2013), Иокаста в «Царе Эдипе» (2016), поджигательница в «Войне и мире» (2021). Как говорил Туминас, «если Людмила играет, то я спокоен. Будет верный тон».
Раз поверив в режиссера, Максакова сохраняет верность до конца. Она умеет быть благодарной и отдает сторицей. Осенью 1987-го в Вахтанговском случился переворот: главного режиссера Евгения Симонова меняли на Михаила Ульянова. Все происходило на общем собрании труппы. Для Евгения Рубеновича это было полнейшей неожиданностью, но он достойно выдержал, произнес благодарственные слова. Поклонился и ушел. Возникла страшная пауза, потом кто-то зарыдал. Людмила Васильевна в спектаклях Симонова почти не играла, но он был вахтанговец по прямой, они проработали вместе 40 лет. И когда безвестный артист и секретарь партийной организации театра, при этом считавшийся другом Симонова, заторопился продолжить собрание, Максакова выкрикнула ему в лицо: «Иуда!»
В кино она снималась нечасто и как-то безалаберно. Хотя стоит вспомнить «Неподсудного» Владимира Краснопольского и Валерия Ускова (1969) и «Плохого хорошего человека» Иосифа Хейфица (1973). Она замечательна и в «Осени» Андрея Смирнова (1974), и в «Летучей мыши» Яна Фрида (1979), и в «Десяти негритятах» Станислава Говорухина (1987), и в «Му-му» Юрия Грымова (1998). Но куда чаще Людмила Васильевна от предложений отказывалась. Уже на склоне лет она допустит, что просто не умела читать сценарии. Не сбросить со счетов и театральный снобизм, представление о том, что кино — дело второсортное. Максакова рассказывала: «Я дружила с ленинградскими интеллектуалами, у меня с утра до ночи Рейн читал стихи, Найман рассказывал об Ахматовой, а Авербах курил свою сигару. Когда меня пригласили на пробы в “Собаку на сене”, он сказал: “Стихи в кино — какая пошлость!”».
Людмила Васильевна любит само искусство театра, всегда была легка на подъем и не пропускала ни одной премьеры. Как-то на одной из них столкнулась со знакомой, театральным критиком. Оценивающе оглядела ее моложавого спутника, уселась на свое место впереди. Но минут через десять обернулась с горящим глазом и громким шепотом: «Он из наших или из публики?» Ей было уже за семьдесят.
В 2018-м умер муж Петер. Актриса называла его Тупой Пилой — за упертость. Это казалось очередной хлесткостью. Вообще вспоминать семью Людмилы Васильевны — как ступать на минное поле. У сына криминальное прошлое, жизнь дочери и вовсе напоминает плутовской роман. Мария Максакова делится шокирующими откровениями о родителях и своих обидах на мать под стрекот камер. Людмила Васильевна в ответ обменивается с ней посланиями из Бродского. Она, конечно, совершеннейшая актриса, до кончиков ногтей — не только на сцене, но и в жизни. И «хулиганка, все ей мало», как заметил однажды Туминас. Десять лет назад Максакова дала интервью Юлии Меньшовой, где переиграла саму Джулию Ламберт, и этот выпуск стал самым громким за всю историю программы «Наедине со всеми». Но спорить о том, допустимо ли актриса вела себя в эфире — дело абсолютно бессмысленное. Равно как осуждать ее за любовь к пластическим операциям или за то, что когда ей было уже за восемьдесят, позировала в бикини.
26 сентября Максаковой исполняется 85. В репертуаре театра десять постановок с ее участием. Все прочее лишь мишура, антураж, оттеняющий главный смысл и содержание ее жизни. Хочется верить, что ничто не отнимет у Людмилы Васильевны ее Вишневый сад, а сама она никогда не сожалела о том, что много лет назад выбрала сцену. Но тут, увы, только вспомнить любимое выражение Петра Фоменко: вера есть, уверенности нету.
Фото: Александр Коньков, Валентин Мастюков/ТАСС, Мирослав Муразов, Владимир Вяткин/РИА Новости, Persona Stars, открытые источники