Основой спектакля "Сны моего отца 2.0", представленного на сцене театра Маяковского, стали тексты Романа Михайлова - фигуры для современного кино и театра знаковой и во многом парадоксальной. Примечательно, что Роман Михайлов - не только писатель и режиссер, он математик по образованию, что не может не сказываться на его литературных и кинематографических опытах.
Московский академический театр им. Вл. Маяковского
Совсем недавно, в марте этого года, в прокат вышел второй фильм из его так называемой "индийской" трилогии - "Жар-птица". Еще в этом году состоялась премьера его сериала о 1990-х - "Путешествие на солнце и обратно". Авторское кино тематически перекликается со спектаклем, появившимся в репертуаре театра Маяковского. И там, и там - психоделическая сказка для взрослых о поиске своего предназначения в жизни.
Режиссер Егор Перегудов обращается к текстам Романа Михайлова во второй раз. Впервые спектакль "Сны моего отца" он представил в РАМТе в 2021 году, когда был главным режиссером театра. Сейчас этот спектакль, но уже в новой редакции, он перенес в Маяковку. Егор Перегудов рассказывает, что значительно осовременил вторую версию постановки новыми текстами Михайлова. И тогда, и сейчас эти две экспериментальные работы были своеобразным вызовами как для актеров, так и для технических служб театров.
Играют его не просто в формате "зрители на сцене", которым сейчас, кажется, никого не удивишь. Кресла для зрителей располагаются на поворотном круге сцены. По замыслу режиссера эта фантастическая "карусель" будет вращаться, отправляя зрителей в фантасмагорическое путешествие по ирреальному миру, существующему на грани между сном и воспоминаниями главного героя.
Вокруг устанавливают декорации, придуманные художником Владимиром Арефьевым: советские кухонные гарнитуры и огромные баннеры с надписями в духе 2000-х. В начале нулевых так могли выглядеть чьи-то статусы в социальных сетях, но, по замыслу художника и режиссера, философские мысли (вроде "Жизнь - отстой", - сказал человек в самом сердце бескрайнего космоса) отсылают к граффити. Самая старая и действительно увиденная в одном из пансионатов надпись: "Пьянство и водка приводят к гибели человеческих жертв".
Время действия в спектакле - неспокойные 1980-1990-е годы, в которые многое было возможно. Сын Володя (Сергей Беляев) приезжает к отцу (Сергей Рубеко), которого не видел много лет. Отец обладает странным и редким даром - может забирать у людей ночные кошмары. Первый вопрос сыну: "Какие сны тебе снятся?" В ответ прозвучит что-то невнятное. Толком с отцом не поговорив, Володя погружается в гипнотический сон. С этого момента сон и явь причудливо переплетаются в психоделической игре.
Круг со зрителями приходит в движение. Поскольку сценическая площадка как будто "вращается" вокруг зрителя (непросто представить, насколько сложно раскрутить этакую карусель с точки зрения машинерии), возникает ощущение, что эпизоды - это кадры киноленты. И тут - детство, знакомство с Уродом (Денис Шведов), мальчиком, у которого ветер "размазал лицо", встреча с Людьми Тайн, первая совместная с Диджеем стычка с хулиганами…
Так или иначе подначиваемые когда-то уехавшим в другой город другом детства Уродом Володя и Диджей (Иван Выборнов) отправляются в путешествие за деревянными ложками - русской экзотической "древностью", на которую, как говорит Урод, есть спрос за океаном. Впрочем, вполне в традициях роуд-муви героям приходится встречаться с экзотикой другого рода, на грани излюбленной в России "чернухи".
В зрительном зале обнаруживается вокзал неизвестного городка, ребята знакомятся с Человеком войны (Сергей Удовик), Ефрейтором (Вячеслав Ковалев), Человеком пути (Олег Сапиро). Все это перетекает в абсолютно безумную дискотеку, в мимолетную встречу с красавицей Ульяной (Алина Вакаева), которая очаровывает и исчезает. Зачем героям такое путешествие? Чтобы повзрослеть и избавиться от детских иллюзий.
Мастерски работает со светом художник Андрей Абрамов. Режиссер Егор Перегудов и художник Владимир Арефьев используют все ресурсы театра, проявляя при этом невероятную театральную фантазию. Оглушительные звуки выстрелов, фигуры собак, возникающие в зрительном зале, "лес" из крафтовых лент, опускающийся с колосников, ветер, который дует прямо в лицо, сиреневый дым, заполняющий пространство…
Метания по эпизодам Володиной жизни обрушиваются на зрителей, как психоделическая сказка: бросает то в жар, то в холод. Кому верить - Человеку войны или Ефрейтору - откровенно не понимаешь. А где-то там за очередным поворотом прячется фигура отца, вместе с сыном проживающего ночные кошмары.
В прозе у Михайлова все кажется проще: автор намечает, кто и почему здесь безумец. Но театральная постановка, переводящая все воспоминания в сон, в этом плане напоминает калейдоскоп: рассказчик ненадежен, оптика меняется по ходу действия. Здесь на смену привычному линейному сюжету приходит остранение, здесь горькая михайловская безысходность, разбавленная "ложкой" надежды, оказывается доведена почти до абсурда. Все происходящее в психоделическом сне оказывается воспринято взаправду и всерьез.
Герои Михайлова - потерянные, инфантильные, смешные и трогательные одновременно. Резкие переходы между жанрами требуют от актеров быстрой смены эмоциональных состояний. И особенно это проявляется в образах властного Ефрейтора (Вячеслав Ковалев) и параноидального Человека войны (Сергей Удовик).
Интересен Урод, которого играет актер РАМТа Денис Шведов, исполнявший эту роль в первой постановке. Герой с физической и эмоциональной деформацией, он то наивный друг, то зловещий трикстер, отправляющий героев в путешествие. С самого начала понятно, что те слова, которые говорят об Уроде, мол, его "лицо размазал ветер" - метафора серьезной травмы. Путь исцеления, который избирает герой, тоже метафоричен. Несмотря на деловитость, прижимистость, Урод наивно, почти по-детски, верит в символы, которые способны изменить болезненную реальность, вернее, скорректировать ее восприятие, починить сломанную случайно судьбу, излечить болезнь. Здесь невозможно не вспомнить "Школу для дураков" Саши Соколова, кажется, что отсылки к ней есть у самого Михайлова: ведь и тут, и там "на свете нет ничего, на свете нет ничего, кроме Ветра!".
Володе и Диджею для того, чтобы обрести веру подобную этой, приходится пройти через "жернова жизни", пережить резкий, травматичный выброс вовне, попасть в другой мир, в котором непонятно, у кого правда. Если это сон, то он слишком жесток. И, наверное, он помогает им повзрослеть. Но философская сказка продолжает быть философской сказкой, а в жизни все-таки остается то, что уже не исправить.
Наверное, можно сказать, что оценка за урок, преподнесенный Уродом, останется в "дневнике памяти", а само "занятие" будет сниться в ночных кошмарах. Но ближе к финалу здесь прибережен урок другого плана. Он после всего обилия театральных аттракционов не действует на зрителя сразу так, так, как это делает фантасмагорическое путешествие за деревянными ложками. Но почему-то в памяти после спектакля остаются не безумные перипетии, с размахом продуманные режиссером и воплощенные на сцене под его руководством, а строки Бориса Рыжего: "Я за отца досматриваю сны...".