Падение режима Башара Асада в декабре 2024 г. привело к трансформации военно-политического ландшафта Сирии. На смену прежней государственной армии и спецслужбам, хотя и подвергшимся значительной эрозии и фрагментации, пришло множество вооруженных формирований, контролирующих различные регионы страны. Временное правительство под руководством Ахмеда аш-Шараа, бывшего лидера группировки «Хайят Тахрир аш-Шам» (ХТШ)*, предпринимает системные усилия по созданию новых силовых структур, однако сталкивается с рядом существенных трудностей.
Вооруженные группировки и три пути сирийской государственности
Перед новым правительством Сирии возник стратегический выбор пути развития страны, что закономерно определяло и устройство будущих силовых структур. Сформировались три основных концепции политического будущего Сирии.
- Первая концепция предполагала «конституционную легитимность», предусматривающую созыв общенациональной конференции для формирования конституционной власти и определения параметров переходного процесса.
- Вторая утверждала «революционную легитимность», согласно которой лидеры ХТШ и вооруженных формирований, ответственных за свержение Б. Асада, должны сами принять решительные меры по окончательному разрыву с наследием прежнего режима — его институтами и репрессивным аппаратом — и заложить основы нового этапа государственного строительства через военное руководство («военный совет»).
- Третья концепция, отстаивавшая создание шариатского государства в его радикальной интерпретации, которое по примеру талибов тут же должно было сменить режим Б. Асада без какой-либо паузы, оказалась практически полностью маргинализирована еще в «идлибский период».
По мере укрепления личной власти Ахмеда аш-Шараа после 2017 г. произошел сознательный отказ от прежней системы всеобъемлющего шариатского правосудия в Идлибе в пользу более умеренной модели, похожей на предлагаемую «братьями-мусульманами»*. Проект «шариатского государства», на котором настаивало джихадистское крыло, был подорван постепенным ограничением религиозного контроля, особенно после 2020 г., когда было заблокировано применение закона об общественной морали. Это лишило сторонников данного подхода политического влияния и заставило перейти в оппозицию к ХТШ.
Фактически в Сирии возобладал первый путь, предполагающий «восстановление» сирийской республики с опорой на арабо-суннитское большинство, а не на конкретные его идеологические группы («салафиты», «ихваны», «либералы», «левые» и т.д.). Таким образом, режим А. аш-Шараа представляет собой результат трансформации «политического ислама» в пользу суннитского сирийского национализма, который на определенном этапе использовал джихадизм как инструмент мобилизации.
Этим объясняется и согласие Дамаска на перемирие и постепенную нормализацию отношений с Израилем — шаг, неприемлемый для радикальных исламистов. Данное решение отражает не тактический маневр, а сущностную характеристику власти, где идеология служит инструментом, изменяющимся в соответствии с поставленными задачами, а конечной целью служит сохранение контроля по модели нефтяных монархий Залива. Сирийский эксперимент подтверждает общую тенденцию: на Ближнем Востоке в итоге побеждает не исламизм, а светский авторитаризм, украшенный исламским декором.
Однако сохраняется серьезный разрыв между устремлениями новых сирийских властей и ожиданиями вооруженных группировок, приведших их к власти. Среди последних присутствуют как салафиты, часть из которых привержена «третьему пути» построения шариатского государства, так и светские оппозиционеры, не только желающие «революционной легитимности» и большей роли своих военных лидеров в делах страны, но и жаждущие отомстить сторонникам Асада, часто в лице всех алавитов, а также просто полукриминальные элементы, использующие военные операции в целях грабежа и насилия.
Правительство А. аш-Шараа не обладает достаточными ресурсами ни для приведения этих сил к единому знаменателю, ни для принудительного роспуска группировок без риска спровоцировать новый конфликт внутри коалиции победителей — по аналогии с ливийским сценарием. Слабый правительственный контроль над формированиями, формально вошедшими в состав новой сирийской армии, привел к трагическим событиям на сирийском побережье в марте 2025 г., где подавление мятежа так называемых «фулюль» («остатков режима Асада») вылилось в массовые убийства мирного населения из числа сирийских алавитов. Жертвами расправ стали около 1 500 гражданских лиц, десятки человек до сих пор числятся пропавшими без вести.
Последовавший в июле конфликт между правительственными силами и друзскими формированиями в провинции Эс-Сувейда, унесший жизни нескольких сотен мирных жителей, продемонстрировал неспособность властей обеспечить беспрекословное выполнение приказов, запрещающих убийства и насилие в отношении гражданского населения. Боевые действия также выявили низкую дисциплину и боеспособность «новых» воинских частей, укомплектованных новобранцами суннитами без опыта гражданской войны, которые были замечены в расправах над мирными жителями и понесли значительные потери. Именно в них власти хотели видеть скрепляющий деидеологизированный фактор сирийской армии.
Кроме того, события в Эс-Сувейде показали, что, несмотря на майский призыв министра обороны о роспуске всех вооруженных группировок в десятидневный срок, многочисленные племенные ополчения, начавшие собственные военные операции против друзов, сохраняют статус самостоятельных акторов. Примечательно, что Дамаск не выдвигал прямых требований об их разоружении, но и всячески им благоволил.
Генезис насилия и реформа сектора безопасности
В то же время при анализе реформ силового блока необходимо избегать упрощенных трактовок, сводящих причины насилия, включая межконфессиональные конфликты, исключительно к «джихадистским» корням тех или иных формирований. Многие интерпретации межобщинного насилия в Сирии возлагают ответственность на идеологию как основной катализатор, персонифицированный в образах «джихадистов» и особенно «иностранных боевиков», присутствующих в командной структуре сирийской армии и МВД. Однако главная причина сохраняющегося насилия — наследие 50-летнего правления семьи Асад. Режим сознательно углублял общинные расколы, манипулируя «коллективными страхами» религиозных меньшинств перед суннитским большинством и заставляя их сплачиваться вокруг правящей династии.
Обращение к образам эпохи войны с терроризмом (или к исламофобным клише) не способствует анализу сложившейся ситуации. Для возникновения политического насилия на межобщинной основе не требуется «исключительный» виновник в лице «джихадистов» или «иностранцев». Циклы насилия часто порождаются обыденными причинами, не связанными с идеологией — давними обидами, личными счетами, социальными противоречиями, территориальными конфликтами, которые впоследствии обретают идентитарную окраску.
Объяснения расправ над меньшинствами «исламизмом» сирийского руководства и его силовых структур означает воспроизводство нарративов асадовского режима, сводившего многомерный конфликт до примитивной дихотомии «светские защитники против исламистских террористов». Насилие в Сирии питается не экзотической «религиозной ненавистью», но социальной инженерией самой диктатуры, десятилетиями дробившей общество, и обыденной логикой мести: когда государство десятилетиями учило, что «другой» — враг, подлежащий сначала унижению, а затем жестокому уничтожению, поэтому и падение режима Асада неизбежно открыло шлюзы для мести над его сторонниками.
Без осознания этой «банальности зла» любая реконструкция сирийской государственности обречена на провал. Тем не менее это не снимает ответственности с нового сирийского режима за действия его силовых структур и заставляет ожидать кровавых последствий для гражданского населения при любом вооруженном столкновении с межобщинной составляющей. При этом очаги потенциальных конфликтов продолжают тлеть.
В этих условиях реформа сектора безопасности становится краеугольным камнем новой сирийской государственности. От ее успеха напрямую зависят устойчивость временных властей и их способность обеспечивать безопасность для всех граждан Сирии, включая меньшинства, противостоять не только терроризму, но и массовой преступности, охватившей страну.
Несмотря на перечисленные сложности, процесс реформирования продолжается и демонстрирует определенные позитивные результаты на фоне сохраняющихся системных проблем. В частности, сирийское руководство, учтя негативный опыт применения армии и МВД на побережье и в Эс-Сувейде, а также в рамках реализации рекомендаций ООН по итогам расследования мартовских событий, инициировало целенаправленный набор представителей меньшинств в армейские и правоохранительные структуры. Данная мера направлена на преодоление глубокого структурного кризиса в силовом блоке и создание более сбалансированной системы укомплектования сил безопасности, способной адекватно реагировать на вызовы переходного периода. Так, в регионе Африн в состав Сил общественной безопасности МВД (СОБ) в конце августа 2025 г. уже было принято до 1 000 местных курдов, включая значительное число представителей религиозных меньшинств — алевитов и езидов.
Некоторые аналитики и наблюдатели надеются, что начавшаяся кампания по привлечению меньшинств в силовые структуры сигнализирует о сдвиге в сторону большей инклюзивности. При этом некоторые общины меньшинств с открытием этой кампании целенаправленно подталкивают свою молодежь вступать в ряды сил безопасности либо в связи с карьерными амбициями, либо в надежде получить политическую выгоду.
«Системное поглощение» и реорганизация силовых структур в рамках реформы сектора безопасности
После падения прежнего режима были проведены структурные преобразования основных поставщиков услуг безопасности. Их количество сократилось в два раза до четырех ключевых институтов: Министерство обороны, Министерство внутренних дел (МВД), Главное управление разведки и Управление национальной безопасности. Это фундаментальное изменение создало институциональную основу для последующих преобразований, однако конкретные механизмы взаимодействия и четкое разграничение полномочий между этими ведомствами продолжают уточняться в процессе ежедневной координации.
В контексте этих преобразований Главное управление разведки и Управление национальной безопасности были переподчинены непосредственно президенту (ранее они находились в формальном подчинении МВД и координировались Бюро безопасности правящей партии БААС, что создавало систему двойного подчинения). Это свидетельствует о стремлении к централизации управления силовым сектором и установлению прямого президентского контроля над разведывательным сообществом. Однако существенные шаги по их структурной реформе, включая разработку новых правовых основ деятельности, пока не предприняты. Это создает определенный дисбаланс в процессе преобразований, которые в настоящее время сосредоточены преимущественно на армии и МВД.
Именно в рамках этих усилий, направленных на укрепление военных и правоохранительных институтов, сирийское правительство проводит многоплановую работу по интеграции разнородных вооруженных формирований в единую государственную структуру. Этот сложный и многогранный процесс, начавшийся еще в конце 2024 г., включает несколько взаимосвязанных направлений и, согласно первоначальным планам, должен был пройти через последовательные этапы организационных преобразований, соответствующих международным стандартам разоружения, демобилизации и реинтеграции (РДР) и реформы сектора/системы безопасности (РССБ).
Программа РДР предполагала постепенное разоружение примерно 100 тыс. бывших ополченцев, их демобилизацию из вооруженных формирований и последующую реинтеграцию либо в гражданскую жизнь через программы профессиональной переподготовки и социальной адаптации, либо включение в состав регулярных сил после соответствующей проверки и обучения. Параллельно планировалось осуществить РССБ — комплексное реформирование всей системы безопасности, включая вооруженные силы, правоохранительные органы и спецслужбы, с целью создания прозрачных, подконтрольных гражданскому надзору институтов, соответствующих принципам верховенства права и соблюдения прав человека.
Однако в рамках преобразований сектора обороны и безопасности, согласно принципам программ РДР и РССБ, направленным на переход от конфликта к миру, сирийское правительство находится лишь в начале пути. Нынешние действия властей в этом направлении можно считать скорее подготовительной политикой и созданием предварительных условий для полноценной реализации этих комплексных программ, которые требуют значительных финансовых ресурсов, технического обеспечения и международной поддержки.
Текущие меры властей характеризуются как «поглощение», «контроль безопасности» и «организация» — три взаимосвязанных подхода, которые фактически подменяют собой системные реформы по программам РДР/РССБ, будучи их суррогатами. Такой подход обусловлен сложным местным и региональным контекстом, отличающимся переплетением разнообразных проблем переходного периода, включая экономический кризис, вмешательство внешних игроков и отсутствие консенсуса относительно будущего устройства государства.
Под «поглощением» понимается процесс административного включения бывших повстанческих группировок и ополченцев в состав регулярных сил без кардинального изменения их внутренней организации и командной структуры. Вместо глубокой интеграции по программе РДР, предполагающей полную переподготовку, реорганизацию и перераспределение кадров между различными подразделениями, правительство фактически включает целые формирования с сохранением их внутренней иерархии, системы командования и иногда даже символики в новую армию.
Такой прагматичный подход позволяет быстро увеличить численность правительственных сил и быстро довести их до запланированных 200 тыс., но создает серьезный риск сохранения «армий внутри армии» и потенциальных проблем с лояльностью, которые уже проявляются в случаях неподчинения центральному командованию и сохранения региональной и идеологической идентичности отдельных подразделений.
Термином «контроль безопасности» можно описать усилия властей по установлению административного и оперативного надзора над различными вооруженными группами без проведения полноценной реформы сектора безопасности. Это проявляется в создании координирующих структур (таких как провинциальные командования безопасности), назначении лояльных командиров из числа проверенных кадров и установлении базовых правил взаимодействия и отчетности. Однако такой подход носит поверхностный характер и не затрагивает глубинные системные проблемы, включая необходимость гражданского контроля, финансовой прозрачности и механизмов подотчетности перед государством и обществом.
«Организация» или «организационные изменения» относятся к поверхностным структурным преобразованиям, таким как переименование формирований (например, преобразование бригад «Джейш аль-Изза» в 74-ю дивизию), изменение воинских званий (массовое производство командиров в генеральские звания) и создание новых должностей (введение постов заместителей министров по интеграции), без существенной реформы оперативных процедур, образовательных стандартов или системы карьерного продвижения, основанной на заслугах. Эти меры создают видимость преобразований, но не гарантируют реальных изменений в функционировании силовых структур.
Подготовительные шаги проявляются через серию назначений и повышений (более 200 ключевых кадровых решений за первые шесть месяцев), реорганизацию военных округов (создание пяти территориальных командований вместо прежних семи), дивизий и бригад вместо фракций, а также через начальный процесс административной интеграции вооруженных группировок в формальные военные и силовые структуры. Такой постепенный подход отражает текущие реалии переходного периода и ограниченные возможности центрального правительства, когда полномасштабная реализация программ реформ требует поэтапного внедрения.
Практические шаги по интеграции и структуризации
Важным первым шагом в этом процессе стало повышение в звании ключевых военных руководителей. Перед вступлением в свои должности в конце 2024 г. министр обороны Мархаф Абу Касра и начальник штаба Али Нур ад-Дин ан-Наасан были произведены в генерал-майоры, что символизировало начало нового этапа в строительстве вооруженных сил. За этим последовали масштабные кадровые назначения на уровне командования дивизий и бригад, призванные укрепить вертикаль управления и обеспечить лояльность командного состава.
Сразу же после создания Министерство обороны развернуло активную переговорную деятельность с лидерами основных группировок вооруженной оппозиции в рамках реализации компонента реинтеграции в программе реформ. Переговоры были нацелены на достижение договоренностей о поэтапном разоружении этих фракций и их последующем включении в состав регулярной армии на условиях, учитывающих их специфику. В то же время, как отмечалось, большинство групп вступило в новую сирийскую армию без процесса разоружения и передачи оружия армейскому командованию. Каждая фракция пыталась выторговать для себя особые условия и «поглощалась» армией целиком со своей иерархией, вооружением и личным составом и в таком виде продолжала функционировать в рамках армейских структур.
Для систематизации процесса интеграции были созданы специализированные координационные органы. Высший комитет по организации военных данных взял на себя задачу документирования человеческих и материальных ресурсов всех вооруженных формирований подлежавших «поглощению»: учет примерно 100 тыс. бойцов и 15 тыс. единиц тяжелого вооружения. В то же время Комитет по структуризации занялся разработкой принципов организационного построения новых формирований и системы их комплектования. Их совместная работа направлена на создание единой базы данных, которая позволит учесть все вооруженные группировки и их потенциал для последующей интеграции в регулярную армию и перераспределения личного состава и вооружений между новыми дивизиями и бригадами. По данным на июнь 2025 г., удалось реинтегрировать в армию примерно 100 тыс. военнослужащих из запланированных 200 тыс. Дополнительно был произведен набор 30–50 тыс. новобранцев.
Структура армии предполагает формирование 20 дивизий по десять тыс. человек каждая, состоящих из пяти бригад: двух пехотных, одной бронетанковой, одной специального назначения и одной многофункциональной. Однако большинство бригад дивизий по-прежнему остаются пехотными. Точно также как и численность дивизий часто значительно меньше планируемых 10 тыс. Учитывая заявленную численность армии в 200 тыс. человек, вероятно, большинство из 20 дивизий планируется содержать по сокращенному штату (кадрированными) в мирное время. В то же время исходя из того, что в настоящий момент в сирийской армии объявлено о создании не менее 24–26 дивизий, некоторые из них будут сокращены до бригад и объединены с иными соединениями.
Значительным институциональным изменением стала замена системы обязательного призыва, как это было в армии Б. Асада, на добровольный принцип комплектования вооруженных сил. Этот переход преследует двоякую цель: с одной стороны, обеспечить интеграцию сотен тысяч бойцов из различных вооруженных формирований, а с другой — создать профессиональную армию, основанную на добровольном выборе службы, что соответствует основным принципам программ РДР и РССБ.
Однако события на побережье в марте и в Эс-Сувейде в июле 2025 г., когда правительственные войска не смогли предотвратить массовые убийства мирных жителей, поставили под серьезное сомнение эффективность этих мер. Возникают вопросы об их способности укрепить реальную воинскую дисциплину, иерархию и обеспечить выполнение приказов центрального командования.
Комплексные проблемы интеграции
Таким образом, процесс объединения или «поглощения» группировок структурами новой армии сталкивается с тремя основными группами вызовов, требующими комплексного решения в рамках программ реформ.
Первая и наиболее сложная проблема, затрагивающая в первую очередь командный состав, связана с необходимостью разработки единых профессиональных стандартов назначений на командные должности. Требуется создание системы, основанной на принципах военного образования и профессиональной компетентности, которая обеспечит равные возможности для всех групп и предотвратит доминирование какой-либо фракции. Отдельно стоит обратить внимание на компетенции офицерского корпуса. Лишь малая его часть из числа офицеров-дисидендов имела специальное военное образование и опыт службы в регулярной армии. При этом большинство военных руководителей на всех командных уровнях были выходцами из гражданской сферы, хотя некоторые и прошли соответствующие курсы повышения квалификации в военном колледже (или «академии», как его иногда называют с целью повышения значимости), действовавшем еще в рамках работы так называемого Правительства спасения в Идлибе. Однако вряд ли там могли быть даны глубокие знания и соответствующие навыки в сфере современной войны, управления и военной логистики.
Вторая группа проблем касается вопросов воинской дисциплины и профессиональной компетентности личного состава в целом, в том числе рядового и младшего командного состава в контексте демобилизации и реинтеграции бывших ополченцев. Существующие показатели демонстрируют серьезные различия в уровне подготовки и дисциплины среди различных формирований. Преодоление этих различий требует разработки единых стандартов их обучения, переподготовки и системы непрерывного профессионального развития в рамках РССБ.
Третья проблема связана с интеграцией иностранных бойцов, присутствующих в Сирии, что представляет особую сложность для программ реформ, особенно с учетом радикальных взглядов многих из них. Без разработки специальных программ адаптации и интеграции существует риск создания изолированных военных анклавов, которые могут подрывать единство структур безопасности. Необходимы специально разработанные программы, учитывающие специфику этой категории и соответствующие международным стандартам реинтеграции. Кроме того, региональная нестабильность и внешнее вмешательство по-прежнему выступают серьезными вызовами и препятствием для продолжения военных преобразований.
Сирия продолжает оставаться ареной столкновения региональных интересов, где различные внешние акторы поддерживают разные вооруженные группы. Прежде всего это касается действий Турции по сохранению влияния над рядом группировок Сирийской национальной армии (СНА). Также вероятно сохранение связей между «новой» Сирийской свободной армией (ССА) и американцами в Ат-Танфе.
Израильское вмешательство и поддержка еврейским государством деятельности друзского шейха Хикмета аль-Хиджри, изначально взявшего курс на отделение Эс-Сувейды от Дамаска, сорвали процесс интеграции группировок друзов в структуры Министерства внутренних дел, который уже был запущен. Сирийские демократические силы (СДС) также продолжают рассчитывать на внешнюю помощь не только со стороны Пентагона, но и Израиля. Кроме того, последний блокирует возможности размещения соединений сирийской армии на юге страны, нанося по ним удары, препятствуя военным реформам и развертыванию новых частей. Такая ситуация осложняет создание единого национального аппарата безопасности, свободного от внешнего влияния.
В качестве препятствия успешному проведению реформ следует упомянуть институциональную слабость и нехватку потенциала в целом, в том числе и за рамками силовых структур и сферы безопасности, в смежных ведомствах, от эффективности работы которых также зависит успех преобразований. Государственные институты, ослабленные годами конфликта и доставшиеся в наследство новым властям от старого режима, не обладают достаточным потенциалом для проведения сложных реформ. Отсутствие опытных кадров, сохраняющаяся коррупция, перешедшая вместе с ведомствами и чиновниками прежнего режима, слабая система управления затрудняют реализацию комплексных программ преобразований.
Финансирование военных программ
Проведение комплексных реформ требует значительных финансовых ресурсов для переподготовки персонала, создания системы социальной поддержки демобилизованных ополченцев и модернизации инфраструктуры. Экономический кризис существенно ограничивает возможности правительства в этом направлении.
В начале мая Министерство обороны Сирии полностью взяло на себя финансовое управление вооруженными силами и стало единственным органом, уполномоченным выплачивать зарплату и заключать контракты. В отличие от иных сфер, в области безопасности сохраняются достаточно высокие по местным меркам зарплаты. Шкала заработной платы начинается со 150 долл. в месяц, плюс 50 долл. для женатых военнослужащих, а затем суммы увеличиваются в соответствии с военной иерархией и достигают 500 долл. Это должно позволить привлекать в ряды армии и Министерства внутренних дел значительное количество новобранцев, которые, по задумке руководства, должны составить «связующий элемент», скрепляющий различные разнородные фракции.
Однако этот процесс идет с пробуксовкой. После приема на службу оказывается, что Дамаск не имеет возможности выплачивать обещанные зарплаты. Именно из-за финансовых сложностей Министерство обороны ограничено в механизмах воздействия на де-факто независимые вооруженные группировки в своих рядах и не может стимулировать их отказаться от той власти, которой они обладают в настоящее время и посредством которой обеспечивают свое зачастую незаконное финансирование.
Пока же финансирование военного строительства осуществляется из разнородных источников: например из ресурсов под контролем актива бывшей «Хайят Тахрир аш-Шам», включая телекоммуникационные компании, ранее принадлежавшие семье Б. Асада и его ближайшему окружению. Некоторые подразделения, сохранившие связь с Анкарой, продолжают получать прямые выплаты от Турции в обход Министерства обороны, что поднимает вопрос о степени их лояльности Дамаску.
Решение США снять санкции с Сирии также может помочь привлечь арабское финансирование для военных программ со стороны монархий Залива и сбалансировать влияние Турции. Не исключено, что начавшийся набор представителей меньшинств в силовые структуры Сирии осуществляется на средства целевого внешнего финансирования.
Командование военных операций: ХТШ и НФО
Для понимания процесса «поглощения» группировок новой сирийской армией и связанных с этим сложностей необходимо проанализировать исходный материал, с которым работает Министерство обороны, и его распределение по командно-штабным структурам армии. Вооруженная оппозиция, начавшая наступление на Дамаск осенью 2024 г., отличалась значительной неоднородностью. Ее структура напоминала «матрешку», где на каждом уровне командования находились более мелкие элементы в виде альянсов и так называемых «оперативных комнат» (командований), которые, в свою очередь, формировались отдельными, зачастую многосоставными группировками и фракциями.
Именно эти формирования составили основу новых силовых структур, удерживающей осью которых стал альянс антиасадовских фракций — Командование военных операций (КВО) под руководством будущего президента переходного периода Ахмеда аш-Шараа. Этот альянс включал два основных крыла: доминирующую группировку ХТШ и Национальный фронт освобождения (НФО). Именно они проявили наибольшую готовность к интеграции в единые вооруженные силы. В частности, 29 января 2025 г. «Хайят Тахрир аш-Шам» объявила о самороспуске, примеру которой последовали и группировки НФО.
В составе КВО присутствовали и другие, менее многочисленные фракции, сохранявшие определенную автономию, но зависимые от ХТШ. Среди них — светская группировка Сирийской свободной армии (ССА) «Джейш аль-Изза», ставшая 74-й дивизией в Хама; джихадистская «Ансар ат-Таухид»*, включавшая боевиков из постсоветского пространства и развернутая в 25/82-ю дивизию вместе с бригадой ХТШ; а также радикальная исламистская «Исламская партия Туркестана» (ИПТ)*, состоявшая преимущественно из китайских граждан уйгурского происхождения и преобразованная после консультаций с США, согласившимися на подобную интеграцию, в бригаду одной из дивизий сирийской армии.
Ключевую роль в КВО, как и в последующем военном строительстве, играла «Хайят Тахрир аш-Шам», возглавившая операцию по свержению Асада. Аш-Шараа смог трансформировать ХТШ в монолитную структуру, полностью подконтрольную лично ему. С 2017 г. в группировке произошли серьезные изменения: она постепенно очищалась от наиболее радикальных джихадистов и пополнялась местными сирийцами-суннитами. Хотя новые сирийские бойцы сохраняли определенную религиозность, их приверженность смещалась от идей глобального джихада и построения шариатского государства к исключительно борьбе с режимом Б. Асада и идеалам сирийской революции.
В созданных после 2020 г. бригадах ХТШ произошло окончательное «растворение» старого радикального элемента («тяжелая “Нусра”»), который смешался с деидеологизированными новобранцами («легкая “Нусра”») и представителями других фракций, вошедших в ХТШ в идлибский период.
Численность ХТШ оценивалась в 15 тыс. человек. Однако в ходе расширения группировки перед наступлением на Алеппо осенью 2024 г., когда вместо 11 бригад было развернуто 18, ее личный состав мог возрасти до 20–25 тыс. Незадолго до наступления на основе этих бригад были сформированы дивизии, по три бригады в каждой.
Например, 400-я дивизия ХТШ, действовавшая в марте 2025 г. на побережье, была создана еще в ноябре 2024 г. перед штурмом Западного Алеппо. Отмечалось, что это соединение понесло значительные потери в ходе последней кампании против режима Асада и состояло из трех бригад: Лива Муавия ибн Аби Суфьян, Лива Осман ибн Аффан и Лива Укба ибн Нафи.
Бригада «Укба», названная в честь полководца, покорившего Северную Африку, была сформирована позднее и не фигурировала в первоначальном списке 11 бригад ХТШ. Десять из них носили имена «сподвижников, обрадованных раем», а одна — халифа Муавии, особо почитаемого сирийскими суннитами.
Таким образом, процесс формирования новой сирийской армии начался еще до падения режима Б. Асада с преобразования более мелких соединений ХТШ в дивизии. После роспуска «Хайят Тахрир аль-Шам» и их «поглощения» вооруженными силами эти дивизии сменили нумерацию.
Так, 400-я дивизия ХТШ в Латакии сменила «номер», став 50-й дивизией сирийской армии с номерными обозначениями вместо прежних «именных». В мухафазе Алеппо из подразделений «Хайят Тахрир аль-Шам» развернули 60-ю дивизию, в которой одну из бригад составили бойцы «Левантийского фронта» (Аль-Джабха аль-Шамийя) из СНА. 44-я дивизия в провинции Дамаск была создана из бригады ХТШ Лива Абу Бакр ас-Сиддик и подразделений НФО, а 52-я дивизия стала ребрендингом 103-й дивизии ХТШ и дислоцируется в Хомсе, 66-я — формируется в Дейр аз-Зоре вокруг бригады Лива Зубайр бин аль-Аввам. Личный и командный состав «Хайят Тахрир аль-Шам» также составил основу 128-й пехотной и 98-й танковой дивизий. Не во всех этих соединениях доминируют бывшие ополченцы ХТШ — они могут составлять основу одной-двух бригад и командования дивизии, тогда как другие две–три бригады этих дивизий могут быть укомплектованы иными фракциями или новобранцами.
Тем не менее части новой сирийской армии и подразделения МВД, созданные на основе бригад и дивизий ХТШ, отличаются наибольшей дисциплиной и боеспособностью. Они представляют собой основную опору президента переходного периода, и именно на них он может полностью положиться. Однако отдельные подразделения из состава бывшей «Хайят Тахрир аль-Шам» также были участниками массовых убийств алавитов на побережье в марте 2025 г. Речь идет о личном составе бывшей 400-й дивизии ХТШ, в частности бригаде Осман ибн Аффан, причастность которой к расправам подтвердили свидетели.
Второй составляющей КВО выступал Национальный фронт освобождения (НФО) — широкий альянс группировок, действовавших в Идлибе под руководством таких исламистских фракций, как «Файлак аш-Шам», «Ахрар аш-Шам», и светских формирований: «Джейш ан-Наср», 1-я и 2-я «Прибрежные дивизии» и других.
НФО, номинально связанный с СНА, был создан в мае 2018 г. путем слияния 11 оппозиционных фракций и насчитывал около 25 тыс. бойцов в провинции Идлиб и западной части Алеппо. Эти бывшие исламистские группировки и светские формирования ССА подчинились политическому руководству ХТШ в 2018–2019 гг. во время последнего витка фракционной борьбы в Идлибе в обмен на сохранение определенной военной автономии, действовали в «операционных комнатах» под командованием ХТШ, пользуясь услугами ее Военной академии (колледжа) в Идлибе.
Признавая ведущую роль ХТШ, НФО постепенно дистанцировался от турецкого проекта СНА, что положительно сказалось на дисциплине и боеспособности альянса. Командиры НФО проходили курсы повышения квалификации вместе с руководящим составом ХТШ в военном колледже и имели единую с ХТШ структуру командования — сначала в рамках «оперативной комнаты» Фатх аль-Мубин, а затем и в КВО.
Дивизии новой армии, созданные из личного состава НФО, демонстрируют относительно высокий уровень дисциплины и военной подготовки. В частности, подразделения из числа бывших бойцов «Файлак аш-Шам» из 64-й дивизии в ходе событий на побережье не только эффективно противостояли «фулюль» («остаткам режима»), но и сумели защитить алавитские населенные пункты Бахлулия и Хаффе от карательных акций и расправ проправительственных группировок и иных армейских частей.
По словам свидетелей, командиры «Файлак» действовали профессионально и уважительно при прочесывании местности. При отходе один из командиров оставил местным жителям свой номер телефона на случай возникновения проблем. Позже, когда в город вошла другая группировка (свидетель не знал ее названия) и начала грабить дома и убивать мирных жителей, они связались с командиром «Файлак», который вернулся и изгнал нападавших. С марта формирования «Файлак аш-Шам» остаются в районах Бахлулия и Хаффе, где заслужили положительную репутацию. Это же касается и оценок действий «Прибрежной дивизии» в ходе подавления мятежа на побережье.
На основе личного состава Национального фронта освобождения были сформированы следующие дивизии новой сирийской армии: «Прибрежная дивизия» в провинции Латакия (на базе 1-й и 2-й «Прибрежных дивизий» ССА); 80-я дивизия из группировки «Нур ад-Дин аз-Зенки» в Алеппо (совместно с бригадами из СНА); 40-я дивизия из подразделений «Ахрар аш-Шам» в Даръа (вместе с бригадами «Южного оперативного командования»); 54-я дивизия «Ахрар аш-Шам» в Хомсе; 77-я дивизия в Дамаске; 64-я дивизия на базе личного состава «Файлак аш-Шам» в Идлибе. Многие из этих соединений были расширены за счет вербовки новобранцев и объединения с фракциями из других альянсов, представленных в качестве отдельных бригад данных дивизий.
Следует учитывать, что хотя около десятка группировок, включая ХТШ, объявили о роспуске еще в январе 2025 г., этот процесс носил в значительной степени символический характер. Те формирования, которые все же «распустились», были в основном интегрированы в новые соединения армии, сохранив при этом собственную структуру, но подчинившись новой вертикали командования, что связало их напрямую с министерством. Это отличает их от многих фракций СНА, чьи отношения с Министерством обороны остаются более сложными.
Сирийская национальная армия (СНА)
Параллельно с наступлением КВО в рамках операции «Отражение агрессии» самостоятельную кампанию «Рассвет победы» начала протурецкая СНА — неудачный проект создания единой оппозиционной армии, реализуемый при поддержке Анкары. Армия была сформирована в 2017 г. и насчитывала примерно 30 тыс. бойцов (без учета НФО). Изначально она состояла из трех корпусов: первый корпус под командованием бригадного генерала Моатаза Раслана включал около девяти тыс. бойцов в северной части Алеппо, Африне и других городах; второй корпус Фахима Иссы насчитывал примерно 14 тыс. военнослужащих; третий корпус Аззама аль-Гариба располагал шестью тыс. бойцов.
Сам процесс первоначального формирования корпусов и дивизий СНА через «поглощение» ими отдельных группировок и фракций, которые в зависимости от своей численности либо формировали целые дивизии, либо отдельные бригады, напоминает реорганизацию новой сирийской армии с той разницей, что группировки СНА не подлежали формальному роспуску. Однако и в новых вооруженных силах Сирии этот процесс носит во многом условный характер.
Внутренние конфликты привели к фрагментации СНА и ее «пересборке» на новые, часто противостоящие друг другу альянсы, в то время как корпусное и дивизионное деление сохранялось лишь на бумаге. Так, под брендом «Третьего корпуса» стала выступать фракция «Левантийский фронт» (Аль-Джабха аш-Шамийя) и присоединившиеся к ней союзники из других корпусов. Они конкурировали с Оперативным центром Азм и Сирийским фронтом освобождения, к которым затем добавился альянс из «восточных группировок» СНА Движение освобождения и строительства (ДОиС).
Большинство вооруженных формирований СНА фактически не вошли в состав нового Министерства обороны, ограничившись формальными заявлениями об интеграции. Многие фракции СНА сохраняют собственные независимые источники дохода, получаемые как за счет турецкого финансирования, так и посредством многолетней преступной деятельности на севере Сирии и командировок за рубеж.
Кроме того, связанные с Турцией формирования СНА, по всей видимости, продолжают контролировать зоны операций «Источник мира» вдоль турецкой границы и «Щит Евфрата» в районе Манбиджа, будучи готовыми к возобновлению военных действий против Сирийских демократических сил в случае соответствующего решения Анкары.
Иные группировки СНА, в частности печально известная массовыми убийствами алавитов дивизия «Сулейман Шах» или «Амшат» (по прозвищу командира), лишь номинально подчиняются Министерству обороны. «Сулейман Шах» просто изменила название, преобразовавшись в 62-ю дивизию сирийской армии. Протурецкие дивизии СНА достаточно могущественны, чтобы предъявлять министерству свои требования, пользуясь покровительством Анкары. Эта независимость становится еще более очевидной в контексте регулярных преступлений, совершаемых такими группировками.
Подразделениям МВД, в том числе на побережье Сирии, при попытках предотвратить карательные акции протурецких боевиков часто приходилось слышать в ответ: «Мы вам не подчиняемся». При этом Министерство обороны не было в состоянии добиться выполнения своих приказов, но было вынуждено повысить Абу Амшу (командира «Сулейман Шах») в звании до генерал-майора по протекции из Анкары, вместо того, чтобы предать его суду за военные преступления.
Подобный особый независимый статус имеют и другие формирования СНА, наиболее тесно связанные с Турцией. Прежде всего, это дивизия «Аль-Хамза», ставшая вместе с другими протурецкими фракциями 76-й дивизией Министерства обороны и, как и «Сулейман Шах», ответственная за большинство расправ над алавитами на побережье, а также дивизия «Султан Мурад».
Важно подчеркнуть, что стержень этих дивизий формируют сирийские туркоманы. Они представляют собой светских турецких националистов по своей сущности, лояльных в большей степени Анкаре, нежели Дамаску, но и далеких от идей джихадизма и исламизма. Возможно, Турция по-прежнему заинтересована в этих дивизиях как в поставщике наемников для операций в Ливии и странах Сахеля, где уже находятся их контингенты. Однако без тесных связей с Анкарой их влияние ограничено, и они не в состоянии оспорить доминирование сторонников Аш-Шараа в правительстве и армии.
При этом ряд фракций СНА оказались готовы к более тесной интеграции в структуры Министерства обороны. Так, «Левантийский фронт», как уже отмечалось, присоединился в качестве бригады к 60-й дивизии армии в Алеппо, а лидер Движения освобождения и строительства (ДОиС) Раед аль-Араб был назначен командующим новой 118-й дивизии, развернутой в сирийской пустыне на основе группировки «Сукур аш-Шам». В 86-ю дивизию на востоке страны вошли ряд фракций СНА, таких как «Ахрар аш-Шаркия» и «Джейш аш-Шаркия», также из ДОиС. Структурами армии была «поглощена» и 72-я дивизия из мухафазы Алеппо, чьи бригады также сформированы из соединений СНА.
Степень лояльности новой сирийской власти 70-й дивизии, основой которой стала исламистская группировка СНА «Джейш аль-Ислам», также остается под вопросом. Это связано с давним конфликтом между ней и ХТШ в период пребывания в Восточной Гуте (пригород Дамаска) до 2018 г., где между ними произошло как минимум три «межповстанческие войны». Примечательно, что «Джейш аль-Ислам» считался наиболее непримиримым противником ХТШ из вооруженной оппозиции и на определенном этапе поддерживался не Турцией, а Саудовской Аравией. Кроме того, в состав 70-й дивизии также вошли некоторые подразделения из проамериканской «новой» Свободной сирийской армии.
Южное оперативное командование в Даръа и Восьмая бригада
На юге Сирии, в Даръа, наиболее значимой группировкой, начавшей собственное наступление с юга на Дамаск и вошедшей в город раньше ХТШ с севера, была 8-я бригада под командованием Ахмада аль-Ауды численностью около восьмисот бойцов. Эта фракция, хотя и номинально входила в состав служб безопасности Б. Асада, была изначально создана при поддержке России в 2018 г. из примирившихся с режимом повстанцев и долгое время входила в состав Пятого штурмового корпуса.
После краха фронта в Алеппо в ноябре 2024 г. 8-я бригада окончательно вышла из-под контроля Б. Асада и поддержала его противников, начав продвижение к Дамаску. Вокруг нее Центральным комитетом оппозиции юга Сирии было сформировано Южное оперативное командование, в которое вошли многочисленные прежде примиренные повстанцы юга, ранее разошедшиеся по домам со своим оружием.
В середине апреля 2025 г., после конфликта с иными местными фракциями, бывшая 8-я бригада Пятого корпуса приняла решение официально самораспуститься и передать все свои военные, материально-технические и людские ресурсы Министерству обороны Сирии, фактически прекратив существование в качестве независимой силы на юге.
Тогда же Министерство обороны начало получать склады боеприпасов от воинских формирований, ранее связанных с Центральным комитетом и расположенных в западной части провинции Даръа. Это произошло после официальной интеграции их личного состава в состав министерства, завершения ими курсов военной подготовки и выпуска первой группы новобранцев.
Прежние формирования Восьмой бригады и Центрального комитета были включены в состав 40-й дивизии, действующей на юге Сирии, основой которой также стали подразделения «Ахрар аш-Шам», действовавшие на юге до 2018 г., а затем вывезенные на основании соглашения с российскими военными в Идлиб, где присоединились к главным силам «Ахрар» в составе НФО.
«Новая» Свободная сирийская армия
«Новая» Свободная сирийская армия (ССА) также представляла собой самостоятельную оппозиционную силу, враждебную режиму Асада. Группировка, переименованная из Магавир ас-Саура («Коммандос революции»), насчитывала около 2,5 тыс. бойцов и достигла соглашения об интеграции с Министерством обороны, передав свои силы в 42-ю и 70-ю дивизию сирийской армии.
Данная фракция создавалась и обучалась США на американской базе Ат-Танф в Сирии и была ориентирована на проведение контртеррористических операций против ячеек ИГИЛ* в сирийской пустыне. Название «Свободная сирийская армия» было взято, чтобы подчеркнуть преемственность с первыми светскими оппозиционными группировками под тем же наименованием во главе с офицерами-диссидентами, составлявшими основу повстанческих сил в 2011–2013 гг. Однако связь с ранней ССА весьма условна, поскольку Магавир ас-Саура формировалась в основном из ополченцев сирийских племен.
Бригада «Аль-Бакир»
Еще одной фракцией сирийских племен, сыгравшей важную роль в битве за Алеппо в ноябре 2024 г. и последующем крахе режима Б. Асада, стала бригада «Лива Аль-Бакир» из племени бакара (или бекара).
Наряду с 8-й бригадой из примирившихся повстанцев и несколькими другими бригадами армии Асада, созданными из племенных ополченцев это формирование перешло на сторону противников прежнего сирийского режима. Дезертирство «Лива аль-Бакир» стало наиболее неожиданным с учетом ее прежней репутации, но и наиболее значимым, поскольку благодаря этому событию весь фронт режима Б. Асада в Алеппо рухнул, открыв повстанцам дорогу на Хаму, Хомс и, наконец, Дамаск.
Если ливанская «Хезболла» долгое время считалась жемчужиной иранской «Оси сопротивления» на Ближнем Востоке, то в Сирии подобный статус имела бригада «Аль-Бакир». Сформированная в 2012 г. в провинции Алеппо из бойцов племени бакара, она стала одной из самых влиятельных местных группировок в структуре поддерживаемых Ираном и «Хезболлой» Сил местной обороны (СМО). Однако ее лояльность оказалась иллюзией. Когда в ноябре 2024 г. повстанцы начали наступление на Алеппо, «Аль-Бакир» уже тайно договорилась с «Хайят Тахрир аш-Шам» о переходе на их сторону и помогла ликвидировать высокопоставленного командира КСИР, курировавшего СМО.
Названная в честь пятого шиитского имама Мухаммада аль-Бакира, бригада позиционировалась как преданная Ирану сила. Несмотря на преимущественно суннитский состав, в ней были и обращенные в шиизм сирийцы. Однако к 2020 г. Б. Асад начал нарушать договоренности с Ираном, требуя перевода бойцов СМО в армию, что подорвало доверие к проекту и лишило его иранского финансирования или, по крайней мере, значительно сократило его.
Лидер ХТШ Ахмед аш-Шараа в 2023 г. начал тайные переговоры с руководством «Аль-Бакир» через племенных посредников. В обмен на иммунитет бригада согласилась саботировать оборону режима, предоставлять разведданные и разместить элитные отряды ХТШ на своих базах.
27 ноября 2024 г., в начале наступления на Алеппо, эти отряды атаковали командный пункт режима, убив нового главу СМО иранского генерала Киумарса Пурхашеми. Бойцы «Аль-Бакир» также сами атаковали тыловые позиции сил режима, что ускорило крах обороны. Затем они также участвовали в захвате Хамы и Дамаска.
Командир бригады Хаджи Халид сохранил влияние среди племени бакара, но статус его группы пока неясен: войдет ли она в новую армию или останется автономной вооруженной силой. Во время боев с друзами в Сувейде он поддержал «сирийскую армию и президента аш-Шараа», а его сторонники распространили кадры отправки бойцов бакара в провинцию.
Ситуация с «Лива аль-Бакир» весьма показательна. Если сейчас новая сирийская армия не будет получать необходимое финансирование, то рано или поздно найдется внешний игрок, который сможет профинансировать в том числе и военный мятеж против новых властей Сирии.
«Новые» дивизии
Помимо тех дивизий новой сирийской армии, которые формировались вокруг прежних группировок и фракций вооруженной оппозиции, часть соединений была создана с «чистого листа». Хотя их возглавили опытные командиры повстанцев, значительную часть личного состава составили новобранцы. Кроме арабов-суннитов, как указывалось ранее, с августа 2025 г. в эти дивизии стали привлекать представителей меньшинств, чтобы преодолеть сектантский характер армии и придать ей более инклюзивный характер. Однако пока преждевременно делать выводы о масштабах данного явления.
Параллельно с новобранцами в эти новые соединения интегрируются отдельные подразделения повстанцев из различных, обычно небольших группировок. Иногда они усиливаются кадровым составом из ХТШ и НФО, который распределяется по всему соединению. Тем не менее именно новые дивизии в наибольшей степени соответствуют критериям программ РДР/РССБ.
В настоящее время к таким соединениям относятся дивизия «Дамаск», расквартированная в столице и выполняющая функции республиканской гвардии, 56-я дивизия на побережье и 42-я дивизия с элементами «новой» ССА в сирийской пустыне. Кроме того, многие бригады дивизий, созданных на базе различных группировок, также могут рассматриваться как «новые».
Итоги реформ вооруженных сил
Таким образом, в результате текущих реформ созданные заново вооруженные силы Сирии представляют собой объединение разнородных элементов. В их числе: подразделения «Хайят Тахрир аш-Шам» (ХТШ), сохранившие свою первоначальную структуру, но ставшие стержневой основой новой армии под новыми номерными обозначениями; формально интегрированные в систему Министерства обороны части Национального фронта освобождения (НФО), признающие военную иерархию и командование; а также фракции Сирийской национальной армии (СНА), которые в наименьшей степени вовлечены в процесс интеграции и продолжают функционировать на основе внешнего финансирования. К этому следует добавить новые соединения, создаваемые непосредственно Министерством обороны, как «новые дивизии».
Часть новых подразделений сухопутных сил, вероятно, существует лишь на бумаге, в то время как другие уже начали получать боевые задачи, что свидетельствует о постепенном формировании реальной организационной структуры. Большинство из ныне существующих формирований создаются по территориальному принципу, унаследованному от модели САА до 2011 г. Можно сказать, что новая армия в еще большей степени придерживается этой территориальной модели.
Представленный анализ охватывает прежде всего сухопутные компоненты. Военно-воздушные и военно-морские силы Сирии, как и ПВО, были де-факто уничтожены в декабре 2024 г. в результате целенаправленных ударов Израиля по их базам и инфраструктуре и остаются в зачаточном состоянии. Их реальное восстановление возможно лишь в условиях прекращения израильских атак.
Внешняя поддержка процесса перевооружения остается незначительной. Несмотря на громкие заявления, Турция не предоставила масштабной помощи. Небольшие партии вооружений, включая легкую бронетехнику, поступают в основном в связанные с Анкарой группировки, в то время как прочие формирования поддерживаются по остаточному принципу. В связи с этим, несмотря на договоренности с Анкарой, определенные надежды в Дамаске возлагаются на возобновление военной помощи со стороны России и финансовой поддержки арабских государств. Часть этих средств может быть направлена на закупки вооружений и военные реформы.
Под вопросом остается интеграция в ряды новой сирийской армии курдско-арабских Сирийских демократических сил (СДС) — переговоры по их присоединению зашли в тупик. Еще меньше шансов после июльских событий в Сувейде и вмешательства Израиля увидеть в обозримой перспективе интеграцию в силовые структуры группировок друзов.
Лидеры друзов и СДС начали выступать с консолидированной позицией, требуя внесения изменений в конституционную декларацию, гарантирующих защиту прав меньшинств и децентрализацию, прежде чем рассматривать вопрос интеграции в национальную армию. При этом, если курды уже давно имели свою вооруженную структуру — Сирийские демократические силы, то и друзы начали формирование собственной интегрированной военной компоненты — Национальной гвардии Сувейды.
Комплексная реформа Министерства внутренних дел в рамках РССБ
Министерство внутренних дел проводит глубокую структурную реформу, направленную на создание единой системы безопасности в соответствии с принципами реформы системы безопасности (РССБ), и продвинулось на этом пути значительно дальше по сравнению с Министерством обороны, которое все еще пытается объединить все вооруженные группировки под своим единым командованием. МВД же представляет собой гораздо более централизованное и полностью сформированное учреждение.
Неспособность Министерства обороны контролировать все вооруженные группировки не только способствовала широкомасштабным злоупотреблениям и нарушениям с их стороны, но и создала дополнительную нагрузку для подразделений МВД, пытающихся навести порядок, но не имеющих законных полномочий в отношении того, что номинально выступает армейскими подразделениями.
Структуры МВД — полиция и Служба общей безопасности (СОБ) — в целом представляют собой, по крайней мере на уровне руководства, наследие ХТШ и Правительства спасения в Идлибе. На местном уровне все подразделения полиции и СОБ подчиняются мудир мантика (региональному директору), который имеет корни в политических или полицейских управлениях СОБ Идлиба. Эти тесные связи с руководством, существовавшим до декабря 2024 г., привели к тому, что МВД, по всей видимости, лучше контролирует свои подразделения, которые, в свою очередь, демонстрируют более высокий уровень профессионализма и дисциплины, чем армейские формирования.
Хотя некоторые подразделения СОБ обвинялись в расправах над алавитами и друзами, это были скорее исключения. В то же время, например, действия МВД предотвратили расправы над алавитами в городе Хомс в марте 2025 г., когда подразделения СОБ заняли позиции по периметру алавитских кварталов и не допустили проникновения в них вооруженных группировок погромщиков и неподконтрольных Дамаску армейских формирований. Подобные же меры предпринимались и для защиты иных поселений меньшинств, в том числе христиан и исмаилитов, вокруг которых в случае угроз радикалов выставлялись блокпосты.
Новая организационная структура МВД, создаваемая с весны 2025 г., предусматривает разделение страны на пять географических секторов: Восточный (Хасака, Ракка, Дейр-эз-Зор), Северный (Алеппо, Идлиб), Прибрежный (Латакия, Тартус), Центральный (Хомс, Хама) и Южный (Дамаск, Даръа, Эс-Сувейда, Кунейтра). Проводимая «всеобъемлющая реструктуризация» включает также серию административных назначений и организационных изменений, нацеленных на оптимизацию управления при сохранении централизованного принятия стратегических решений. Ключевым элементом реформы стало объединение полиции и Сил общественной безопасности (СОБ) под единым командованием на уровне провинций, что соответствует международным практикам РССБ.
Создаются новые механизмы гражданского контроля и обратной связи: управления по приему и рассмотрению жалоб граждан, институционализируются связи с общественностью, развивается современная цифровая инфраструктура. Эти меры направлены на повышение прозрачности и подотчетности структур безопасности в рамках реализации принципов реформы системы безопасности.
МВД также первым, еще в самом начале 2025 г., начало рекрутирование в свои ряды представителей меньшинств, сперва привлекая исмаилитов для прохождения подготовки с последующим возвращением в районы компактного проживания этого меньшинства в качестве сотрудников полиции. Позже модель вовлечения меньшинств в структуры МВД была опробована с СДС в курдских районах города Алеппо, таких как Шейх-Максуд и Ашрафия, где после вывода отрядов СДС уже существовавшие там курдские силы безопасности (асайиш) присоединились к МВД.
С мая 2025 г. власти пытались распространить этот подход и на формирования друзов Сувейды, с которыми были достигнуты соответствующие договоренности, однако вследствие противодействия друзского шейха Хикмета аль-Хиджри, а затем и начавшегося в июле конфликта и вмешательства Израиля, этим планам не суждено было сбыться. В итоге к МВД присоединились лишь две фракции друзов — «Гостевой дом Карама» Лейса аль-Балуса и «Ахрар Джабаль аль-Араб» Сулеймана Абдуллы Баки, которые обеспечивают безопасность в пригородах Дамаска, населенных друзами, таких как Джарамана.
Тем не менее происходит расширение этой практики и на иные районы, населенные меньшинствами. В частности, подобный эксперимент запущен в Африне через привлечение в структуры МВД курдов, а в случае успеха переговоров с СДС может быть применен в других курдских районах, как это было в Шейх-Максуд и Ашрафия в Алеппо, а в перспективе — и в алавитских районах побережья.
Таким образом, МВД Сирии также выступает в роли главного куратора неформальной децентрализации, апробируя ее схемы и методы, а также занимаясь поиском формулы обеспечения прав и безопасности меньшинств без изменения основ конституционной декларации. Тем не менее главной проблемой, как и в армии, остается финансирование, которое не позволяет набрать необходимое количество мотивированных сотрудников и обеспечить их обучение. Поэтому многие районы, в том числе населенные меньшинствами, не охвачены структурами МВД. Там, где ранее насчитывалось до 100 сотрудников МВД прежнего режима, в настоящее время их присутствует 10–20.
Стратегические дилеммы и пути трансформации силового блока
Проведенный анализ процесса реформирования сирийских силовых структур выявляет фундаментальную дилемму, стоящую перед новыми властями: выбор между оперативной целесообразностью и стратегической устойчивостью. Избранная модель «гибридной интеграции», сочетающая элементы формального реформирования с практикой адаптивного поглощения, позволила в сжатые сроки создать относительно функциональные военные и правоохранительные институты. Однако эта модель воспроизводит риски фрагментации и создает системные уязвимости, связанные с сохранением параллельных структур управления и лояльностей.
Критической точкой становится противоречие между декларируемым курсом на построение профессиональных сил безопасности и реальной практикой ситуативных компромиссов с вооруженными группами. Наиболее ярко это проявляется в дифференцированном подходе к различным формированиям: в то время как структуры, связанные с «Хайят Тахрир аль-Шам» и Национальным фронтом освобождения, подвергаются постепенной интеграции, протурецкие группировки Сирийской национальной армии сохраняют значительную автономию благодаря внешнему патронажу, а Сирийские демократические силы, несмотря на мартовское соглашение с Дамаском, так и не приступили к объединению с сирийской армией и МВД.
В контексте финансирования ключевой проблемой остается не столько недостаток ресурсов, сколько их распределение и контроль. Существующая модель, сочетающая бюджетные ассигнования, доходы от телекоммуникационных активов и прямые внешние переводы, создает риски коррупции и неподотчетности. Для решения этой проблемы необходимы создание целевых фондов реформирования, желательно под международным или внешним аудитом, внедрение прозрачной системы контрактации и закупок, разработка механизмов целевого финансирования программ разоружения, демобилизации и реинтеграции (РДР) и реформы сектора/системы безопасности (РССБ), а также установление прямого бюджетного контроля над всеми источниками финансирования.
Перспективы успешной трансформации напрямую зависят от способности властей преодолеть текущую модель «управляемой фрагментации». Это требует не только финансовых решений, но и политической воли для установления единых стандартов подотчетности для всех силовых структур, создания независимых надзорных механизмов, интеграции представителей меньшинств на всех уровнях управления и разработки долгосрочной стратегии профессионализации силового сектора.
Опыт относительно успешного реформирования МВД показывает, что системные изменения возможны при наличии четкой стратегии и адекватных ресурсов. Однако распространение этой модели на военный сектор потребует не только времени, но и кардинального пересмотра текущего подхода к управлению безопасностью, включая решительный разрыв с практикой «армий внутри армии» через механизмы постоянной ротации и профессиональной переподготовки личного состава.
Ключевым приоритетом должно стать создание централизованной системы непрерывного военного образования, повышения квалификации и переподготовки для офицерского и рядового состава, предусматривающей учреждение специализированных учебных центров переподготовки. Принципиально важным выступает то, что после прохождения курсов повышения квалификации и переобучения военнослужащие, как солдаты, так и офицеры, не должны возвращаться в свои прежние части, сформированные вокруг конкретных группировок оппозиции, а подлежат равномерному перераспределению по всем дивизиям и бригадам новой армии.
Такой процесс постоянной ротации и переподготовки должен преследовать двоякую цель: не только приведение всех военнослужащих к единым профессиональным стандартам, но и создание стратегического разрыва связи между вновь созданными армейскими соединениями и теми группировками, вокруг которых они изначально формировались, что должно обеспечить подлинную реинтеграцию всех комбатантов в единую военную структуру без сохранения привязки к прежним образованиям. Параллельно необходимо создание эффективной военной полиции на основе выделенных подразделений МВД, уполномоченных обслуживать армейские подразделения и обеспечивать соблюдение воинской дисциплины.
Особое значение имеет институционализация независимых органов надзора, в частности, комиссии по расследованию событий на побережье и в Эс-Сувейде, чей опыт может быть признан положительным, что позволило бы ей получить статус постоянного органа с расширенными полномочиями. Такая комиссия могла бы иметь право принимать жалобы от населения, передавать их для расследования в соответствующие инстанции, а также инициировать собственные независимые расследования любых нарушений со стороны силовых структур.
Важнейшим условием успеха реформ выступает предотвращение доминирования любого внешнего игрока, в первую очередь Турции, над сирийской сферой безопасности, особенно учитывая негативный опыт взаимодействия Анкары с Сирийской национальной армией и криминализацию протурецких группировок. В этом контексте Россия совместно с арабскими партнерами (Саудовская Аравия, ОАЭ, Катар и Египет) могла бы оказать существенное содействие в продвижении реформ, предлагая альтернативные пути решения проблем и обеспечивая многосторонний формат поддержки процесса преобразований, что позволит сбалансировать внешнее влияние и создать условия для построения действительно национальных и профессиональных силовых структур Сирии.
*запрещенные в РФ террористические организации