В издательстве «Нестор-История» (Санкт-Петербург) вышла книга «А.Б. Гольденвейзер. Дневник военных лет (1941–1945)». Специально для «МО» о книге рассказывает ее редактор Леонид Тумаринсон.
10 марта 2025 исполнилось 150 лет со дня рождения пианиста, композитора, профессора Московской консерватории Александра Борисовича Гольденвейзера (1875–1961). К этому событию приурочен выход в свет большого фрагмента его дневника, а именно — ежедневных записей за все 1418 дней войны.
Гольденвейзер вел дневник почти всю свою сознательную жизнь. Первая запись сделана 18 ноября 1889 14 летним юношей, той осенью поступившим в консерваторию, последняя — 25 ноября 1961, глубоким стариком, за день до смерти. Однако события каждого дня он записывал лишь с января 1926.
Гольденвейзер А.Б. Дневник военных лет (1941–1945) / ред. Л.Л. Тумаринсон
– М.; СПб.: Нестор-История, 2025. – 584 с. Тираж 500.
Предлагаемый читателю документ — не литературный дневник, подобный тому, что вели братья Гонкуры, Пришвин или Чуковский. Это сухая запись событий, составляющих обычный день музыканта, обремененного множеством забот, связанных с большим количеством взятых им на себя общественных должностей (профессор и директор консерватории, заведующий одной из четырех ее фортепианных кафедр, депутат Моссовета, член комиссии по присуждению Сталинских премий… Причина, по которой Гольденвейзер загружал себя разнообразными, не всегда приятными и даже не всегда полезными занятиями, ясна, так как неоднократно им самим высказана в дневнике конца двадцатых — начала тридцатых годов. Во время тяжелой болезни жены и после ее смерти он не находил себе места и пытался заглушить почти непосильным трудом ужас происходившего с Анной, а затем — боль утраты, но до конца так и не оправился от удара. Последнее обстоятельство нужно учитывать при чтении этого значительного человеческого документа.
Есть люди, которые горе переживают острее, ярче и полнее, чем радость. Гольденвейзер относился к их числу. Трудно представить себе его улыбающимся, еще труднее — смеющимся. Ему были свойственны мнительность, недоверчивость, склонность к самокопанию.
Судя по воспоминаниям учеников и коллег, Александр Борисович никогда не жаловался, никто не знал о его переживаниях. Выговаривался он в дневнике: «Очень устал, неважно здоровье и тяжело очень на душе»; «На дворе дождь, на душе тяжелая тоска»; «Плохое самочувствие, настроение мрачное» (13, 27 мая и 25 июня 1942, Тбилиси). Такие пассажи повторяются, как мантры; с небольшими вариациями они присутствуют почти в каждой подневной записи.
Всегда окруженный людьми, Гольденвейзер почти постоянно испытывает глубокое душевное одиночество: «В делах внутренней жизни я бесконечно одинок. <…> Очень мне трудно и одиноко (“и некому руку подать”)»; «Чувствую себя бесконечно одиноким. С тоской думаю об Ане» (18 и 30 апреля 1942, Тбилиси). Последняя запись особенно показательна: неугасимая память о покойной жене усиливает ощущение одиночества — только с ней одной Александр Борисович мог поделиться тем, что его тревожило и мучило.
Жизнь и война
Весь дневник занимает сорок одну тетрадь. В настоящее издание вошли записи, охватывающие период между 22 июня 1941 и 9 мая 1945 (конец 19-й — начало 25-й тетради). При сравнении этих записей с теми, что были сделаны в первых пяти тетрадях, видно, что дневник стал значительно лаконичнее и суше. По-прежнему автор пишет неукоснительно каждый день, иногда — по нескольку раз в день. Но кроме простой фиксации событий, ежедневных записей о погоде (как в «календарях» старорежимных помещиков) и о состоянии собственного здоровья в дневнике почти ничего нет. Главное — исчезла аналитическая составляющая, так украшавшая тексты 1890–1920 х годов. Гольденвейзер и сам это отлично понимал, судя по записи за 12 декабря 1941: «…Перечитал дневник со дня объявления войны. Нехорошее впечатление: очень все ничтожно, как будто у меня и мыслей никаких нет».
Почему произошла такая перемена? Причин, видимо, несколько. Прежде всего, очень трудно на протяжении многих лет ежедневно писать подробно и интересно — проще делать краткие записи «для памяти». Затем — недостаток времени: записи делались около полуночи и заполночь, непосредственно перед отходом ко сну, а вставал автор очень рано. Наконец, не надо забывать об эпохе: у многих людей, ведших в те годы дневник, на определенном этапе появился «внутренний цензор», так как всегда существовала опасность, что тетрадь попадет в недобрые руки…
И все же дневник военных лет представляет для нас несомненную ценность. И не только потому, что обязательным разделом записей каждого дня были сводки «Совинформбюро». На хрупких пожелтевших страницах дешевых «общих тетрадей» повествуется о быте и творчестве не только самого автора дневника, но и большой группы деятелей культуры, эвакуированных в августе 1941 в Нальчик, а затем, ввиду ухудшения положения на Южном фронте, — в Тбилиси и далее в Ташкент: К.Н. Игумнова, В.И. Качалова, О.Л. Книппер-Чеховой, И.М. Москвина, Н.Я. Мясковского, С.С. Прокофьева, А.К. Тарасовой, С.Е. Фейнберга и многих других.
Творческая активность Гольденвейзера в годы войны поражает. Разлученный с друзьями, коллегами и большинством учеников, он все свое время посвящает разнообразным трудам: редактирует сонаты Бетховена, сочиняет музыку, участвует в концертах, выступает на радио; в Тбилиси преподает в школе-десятилетке и училище, в Ташкенте — в местной и Ленинградской консерваториях. Вернувшись в марте 1943 в Москву, заседает в Комитете по присуждению Сталинских премий, в худсовете по звукозаписи. Постепенно из эвакуации возвращаются его ученики: Лазарь Берман, Леонид Брумберг, Ольга Жукова, Арнольд Каплан, Мэри Лебензон, Татьяна Николаева, Дмитрий Паперно, Надежда Рецкер, Роза Тамаркина, Евгения Ярмоненко, аспирантка Людмила Финкельштейн…
Александр Борисович и сам замечает, что трудности усиливают его работоспособность: «Тяжелые обстоятельства нынешней жизни — и всей страны, и мои личные — имеют для меня все-таки одну положительную сторону: все это время я много работаю и занимаюсь музыкой: играю, сочиняю, работаю над Бетховеном. Играю я, хотя и не много, но ежедневно и, право, несмотря на свою старость, сделал заметные успехи. Довольно много написал я также своих “записок” о жизни и встречах» (из письма к Л.И. Ройзману от 11 января 1942). Но результаты трудов его по-прежнему не удовлетворяют, собой он, как обычно, недоволен, и 9 августа 1944 записывает в 23-й тетради: «Дневник производит тяжёлое впечатление. Как на экране видишь бесплодно уходящую жизнь».
Мысли о вечном…
В тяжелую минуту Гольденвейзер записал в дневнике: «Жутко думать, что мы скоро умрем, и все наши письма, дневники, весь архив никому во всем свете не будут нужны. Впору хоть сжечь все это» (21 января 1929). Эта мысль преследует его всю жизнь: «Перечел свой дневник в этой тетради (с 25/IX 55 г.). Для немногих чудаков, которым интересна моя жизнь, — много данных фактических и психологических. Общего интереса — никакого».
Но, по счастью, среди учеников Александра Борисовича были такие преданные и ему, и архивному делу люди, как Дмитрий Благой и Елена Гольденвейзер. Во многом благодаря им сохранился и был разобран и описан огромный архив музыканта, насчитывающий сорок восемь тысяч единиц хранения, и теперь «немногие чудаки» имеют возможность изучать и публиковать бесценные материалы, в ряду которых одно из первых мест занимает личный дневник музыканта.
Дневник публикуется не полностью. Удалены почти все записи, касающиеся погодных условий, интересные, вероятно, метеослужбам как ценный источник, но слабо сочетающиеся с текстами делового характера. Из этических соображений исключены почти все записи о состоянии физического и душевного здоровья автора, примеры которых приведены выше.
После текста дневника помещен комментарий, помогающий читателю сориентироваться в событиях более чем 80-летней давности. В нем обильно цитируются письма учеников Гольденвейзера, так как в историю музыкальной культуры он вошел, прежде всего, как выдающийся педагог.
В приложении — краткий хронограф творческой деятельности Александра Борисовича за четыре года войны и список исполненных им в эти годы музыкальных произведений.
В заключение дадим слово этому впечатляющему документу — тяжелому, как и породившая его эпоха, порою мрачному, но всегда полному внутренней энергии и силы, столь свойственных его автору.
«8 мая, вторник, 3 ч. ночи. Вышел ненадолго в консерваторию по мелким делам. Все напряженно ждали сообщения о мире. <…> В 7 ч. 35 м. объявили приказ о взятии какого-то города в Чехословакии. Мы с Таней пошли в консерваторский концерт из сочинений Скрябина и Рахманинова. Дирижировал Небольсин. <…> Был второй салют — наши взяли Дрезден. В конце еще один: опять где-то в Чехословакии. <…> Около 2 х часов [ночи] объявили, что радио будет работать до 3½ часов. В 2 ч. 10 м. объявили, наконец, о капитуляции Германии и о прекращении военных действий с 11 ч. вечера (8-го мая). Слава Богу!..»
Леонид Тумаринсон