12, 13 и 14 сентября Александринский театр представит первую премьеру 270-го сезона — спектакль «Мой друг Лапшин» (18+) режиссера Елены Павловой. В основу постановки легли повесть Юрия Германа «Лапшин» (1938) и фильм Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин» (1984). Это история из жизни начальника уголовного розыска, прототипом которого стал Иван Васильевич Бодунов — сотрудник ленинградской милиции. Тут есть и рабочие будни борца с преступностью, и коммунальный быт, и любовь. О том, как это воплотится на сцене, Елена ПАВЛОВА рассказала нашему обозревателю Екатерине ГИНДИНОЙ.
Момент репетиции. В роли Лапшина — Иван Трус./ФОТО В. Постнова/предоставлено пресс-службой театра
— Елена, почему вы выбрали для постановки именно этот материал?
— Мне показалось интересным подумать и препарировать временное пространство, которое заявлено в повести и в фильме.
— С чего вы начинали — с книги или с кино?
— Если речь идет про знакомство с материалом, то с фильма, потому что я сначала посмотрела его, а потом уже читала повесть. Если же говорить о создании спектакля, то с повести, потому что она для меня больше попадает в тему спектакля.
— И, значит, действие у вас происходит не в Унчанске — как в фильме, а в Ленинграде — как в повести?
— Да.
Статья по теме:
— В фильме мы смотрим на все события глазами героя, которого нет в тексте. Уже повзрослев, он вспоминает о своем детстве и людях, окружавших его…
— Нет, у меня нет ребенка. В фильме автор присваивает себе эту историю, потому что это повесть его отца. Я не являюсь родственником писателя, и эта эпоха от меня очень далеко — другое время, другие люди…
— Трудно ли вам было почувствовать далеких персонажей как живых, конкретных людей?
— Это вопрос уровня погружения, взгляда. Александр Сергеевич Пушкин был конкретен, но сейчас уже никто не знает, каким он был на самом деле. Пушкин у каждого свой. Так и наши персонажи. Мы с актерами придумывали этих героев, что‑то брали у их прообразов, реальных людей, про которых написали повесть и потом сняли фильм.
— У Германа важную роль играет цветовая палитра. А у вас? Какого цвета 1930‑е в вашей постановке?
— В фильме Германа все черно-белое, приглушенное. В театре я не могу накинуть на актеров какой‑то фильтр, да у меня и нет такой задачи. Если мы говорим о цветах старой фотографии, то это про попытку что‑то восстановить, про историческую достоверность. Спектакль не заигрывает с этими вещами.
— В анонсе спектакля сказано, что вы очень подробно работаете со звуком.
— В театре основное выразительное средство — всегда артист. Не надо ждать от этого спектакля каких‑то аттракционов, визуальных или звуковых. Он о том, как сегодня мы размышляем про людей того времени. Понятно, что я люблю работать со звуком, и в этой постановке много думала о звучании времени. Я строю некую партитуру из старых песен, романсов, которые в зрителе могут что‑то вызвать, но могут и не вызвать. Кто из нас сегодня знает, как звучит гимн Коминтерна?
— Но ведь задача не в том, чтобы вспомнить гимн Коминтерна? Или повесть Юрия Германа, фильм его сына?
— Про этот материал можно вести диалог, и мне хочется это делать. Эта история очень атмосферная, слог Германа-старшего укутывает тебя, побуждает чувствовать и думать. В этой истории очень самобытные, но очень узнаваемые персонажи. В этой истории много веры в прекрасное будущее. И вот мы из этого прекрасного будущего размышляем о нашем прошлом.
Читайте также:
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 168 (7990) от 11.09.2025 под заголовком «Звучание времени».