Об ощущениях от жизни прямо в театре, о любви к спальным районам, о том, что москвичи ничем не отличаются от петербуржцев, и о премьере своего нового спектакля «Натан Мудрый» в театре «Шалом».
Я родился и вырос…
В Петербурге. Город, любимый до слез, до прожилок, до детских припухших желез.
Родных районов у меня два. До семи лет я жил в Коломне, на берегу реки Фонтанки, в доме, который построил архитектор Бубырь. Это северный модерн, и знаменит этот дом еще тем, что он играет одну из главных ролей в фильме «Питер FM». Неожиданно там сняли дом, где я вырос и откуда ходил в детский садик. А рядом есть мостик со сфинксами, не с теми сфинксами, которые у Академии художеств, а с новодельными, но тем не менее любимыми.
А когда я пошел в школу, мы переехали в спальный район Купчино, и это стало родным местом, и я к нему прикипел, поэтому хорошо отношусь ко всем новостройкам и к спальным районам, которые мало чем друг от друга отличаются. Зато там хорошо с собаками гулять и воздух чище.
Сейчас я живу…
Процентов семьдесят в Москве, оставшиеся процентов тридцать в Петербурге.В Москве живу на Пресне, на «1905 года».
Люблю гулять…
Бывает такое, что ты выйдешь с репетиции и в метро не лезется, думаешь, не пройтись ли пешком. И в последнее время я гуляю от театра, где репетирую — или от родного Московского ТЮЗа, или от «Шалома», это час с небольшим занимает, иду пешком до дома, это приятно.
Любимый район…
Я москвич еще не очень сориентировавшийся, несмотря на то что здесь живу четыре года. В основном мои тропы пролегают от театра, где я работаю, до места, где я живу. Мне нравилось гулять, когда я жил в служебной квартире МХТ, которая находится в Леонтьевском переулке.
Смешная история: когда-то Кама Миронович Гинкас мне рассказывал, как его поселили в служебной квартире от МХТ и сказали, что он будет жить в доме Станиславского. И он с чемоданами прибежал, ломится в дом Станиславского, говорит, я тут буду жить. А ему говорят, нет, вы здесь жить не будете, ваше жилье вот напротив в подвальчике.
И он зашел в этот подвальчик, а там обои отслаиваются, разодранный пол, чуть ли не крысы в гости заходят, но он нашел место на полу, ложился, смотрел в окошко под потолком, видел лучик солнца, и ему это очень нравилось. Я говорю, Кама Миронович, так я как раз в этой квартире живу, ровно в том самом месте, про которое вы рассказываете, в том же самом подвальчике, но сейчас он, конечно, уже отремонтирован и там все прекрасно — и полы покрыты плиткой, и никакие крысы не ходят, и хороший ремонт, и мебель стоит. Но ощущение такого подвального существования осталось, как у Мастера, когда он себе подвал снял.
Одно время я жил прямо в ТЮЗе, и мне тоже там нравилось. Если заходить в служебный вход, то ты попадаешь во внутренний дворик ТЮЗа, там стоит прекрасная беседка и ты чувствуешь себя все время немножко на даче.
В беседке собираются артисты, это такая курилка на улице. И мои подвальные окна смотрели прямо на эту беседку. В театре жить не очень уютно, но, с другой стороны, это какое-то романтическое ощущение.
Нелюбимых районов…
Нет. Я с удовольствием все вокруг себя разглядываю. Если промзона, то и промзону интересно разглядывать. Если новостройка, то и новостройку.
А в ресторанах…
Я не бываю. Я предпочитаю встречи дома. И когда с какими-то друзьями я хочу пообщаться, я говорю, зачем мы будем сидеть где-то в казенном месте, приходите ко мне. У меня прекрасная трехкомнатная квартира, мы можем в ней сидеть сколько нам угодно.
Место в Москве, в которое я собираюсь, но никак не могу доехать…
Парк Горького. Я там не был.
Москвичи не отличаются от петербуржцев…
Ничем. Многие рассказывают про то, какие разные люди живут в разных городах. Я на 99% общаюсь с артистами внутри театров, и они одинаковые — что в Петербурге, что в Москве, что в Новокузнецке, что во Пскове. Это одна и та же каста. К тому же люди перекочевывают с места на место свободно и часто.
Меня можно чаще всего застать кроме работы или дома…
По дороге от работы до дома и в других театрах. Я не то чтобы часто хожу в театр, но раза три, четыре, пять в месяц я куда-нибудь выбираюсь.Последний спектакль, который я видел, это лаборатория Лизы Бондарь, которую она делала для фестиваля «Горький плюс». Называется «История одной фотографии».Очень кропотливая и умная работа — такое мокьюментари. История про фотографа, который мечтал сфотографировать Горького.
Если вспоминать самые запавшие в душу спектакли, а не просто последние, то очень понравился спектакль «Три сестры» Андрея Маника в пространстве «Внутри». Это было прекрасно. Там же смотрел «Мертвые души» и «Ричарда Третьего». В «Шаломе» я смотрел «Поезд жизни», «Люблинского штукаря». С удовольствием пересматриваю спектакли родного ТЮЗа. Вот недавно ходил пересмотреть «Улетающего Монахова».
Спектакль «Натан Мудрый» в театре «Шалом»…
Пьеса написана в 1779 году про XII век.
Лессинг стал писать антиклерикальные статьи. Ему это быстренько запретили из-за оскорбления Бога и церкви. И он говорит, тогда я могу хотя бы на своей территории, на территории театра, говорить то, что я хочу. И написал пьесу «Натан Мудрый» про необходимость веротерпимости. Про то, что евреи, христиане и мусульмане прежде всего люди, а уж потом евреи, христиане и мусульмане. И она заканчивается мечтательным концом: что все люди — братья и все противоречащие друг другу главные персонажи оказываются кровными родственниками.
Глядя вокруг, мы видим, что триста лет назад, что тысячу лет назад, что сегодня у нас никак не получается ощутить друг друга братьями. А хотелось бы. Эту пьесу запрещали и при жизни Лессинга, а потом ее запрещали в фашистской Германии, но зато после того как Гитлер был разбит, это была первая постановка в Германии после окончания войны. Главный герой Натан рассказывает, как всю его семью истребили, и, говорят, многие зрители не могли этого выдержать и с рыданием выходили из зала.
Мы разглядываем эту историю из современности и опираемся на «Краткую историю человечества» Юваля Ноя Харари. Мы внедряем туда линию о том, что существование Бога не доказано, но люди друг друга истребляли во имя Бога очень долгие сотни тысяч лет. Хотя религия — вещь необходимая для объединения человечества. Сейчас, когда вопрос религий уходит, острота конфликтов тем не менее никуда не девается.
Словом, в спектакле мы пытаемся через историю рефлексировать свое собственное время, и, мне кажется, это будет любопытно любому думающему и чувствующему человеку. Во-вторых, у нас все персонажи ходят в стилизованных костюмах своего времени, но в абсолютно сегодняшних реалиях, и это такой немножечко крышеснос, в том смысле, что человек в одежде XI–XII века вдруг вытаскивает из кармана мобильный телефон, ходит с компьютером, и все это происходит в цеху по переработке покрышек. Получилась метафора человечества в целом — культурологический компот из всего, чего достигло человечество и через что оно прошло.
Фото: Диана Токмакова