Дмитрий КОРЧАК, российский певец и дирижер, выступает на лучших сценах. Всех его ангажементов не перечислить. Этим летом Корчак спел партию Ленского в опере Чайковского «Евгений Онегин» на фестивале «Звезды белых ночей». Во время визита в Петербург он ответил на вопросы «Санкт-Петербургских ведомостей».
ФОТО Manuel Nägeli on Unsplash
— Дмитрий, у вас сложилась блестящая оперная карьера, а в последние годы вы выступаете и как дирижер. Ваше первое образование в Академии хорового искусства было именно дирижерское?
ФОТО Даниила РАБОВСКОГО/предоставлено пресс-службой Мариинского театра
— Да, дирижерское: сначала хоровое дирижирование, потом еще и кафедра симфонического. Но когда я учился в академии, нам было позволено совмещать хоровое дирижирование с отделением вокала, поэтому я окончил с двумя дипломами. Начало же успешной вокальной карьеры было связано с тем, что для начинающих певцов существует много вокальных конкурсов, прослушиваний. А профессия дирижера, на мой взгляд, это профессия человека с опытом за плечами, уже после работы ассистентом у больших дирижеров, когда ты можешь вести за собой музыкантов.
Не могу сказать, что профессия певца легче, но она другая. Выступая как певец, я получил опыт работы с выдающимися дирижерами. И мой внутренний голос подсказал, что теперь можно обогатить свою жизнь, вернувшись к дирижированию, и в свою очередь передать опыт молодым певцам. Сейчас продолжаю выступать как певец: пока есть голос — надо петь, тем более что постепенно открываются двери для другого репертуара. Я учу до сих пор много новых партий, по две-три в год, и в то же время открываю для себя новые пласты симфонической музыки. И к операм, которые я никогда не спел бы как певец, они написаны для другого типа голоса, я могу прикоснуться ушами и руками как дирижер.
Статья по теме:
— Вы спели в спектакле «Евгений Онегин», поставленном более 40 лет назад Юрием Темиркановым. Вы выступали с ним как певец?
— Я выступал с ним, это был потрясающий музыкант. У него был великолепный оркестр, я получал огромное удовольствие от совместной работы. Но в этой постановке я никогда не пел. В Мариинском я дважды пел в постановке Алексея Степанюка на Новой сцене, но с нетерпением ждал и работу в красивой классической постановке Темирканова, которую сам Юрий Хатуевич очень любил. Театр бережно держит ее в своем репертуаре параллельно с другой.
— Темирканов как‑то отказался дирижировать оперой из‑за неприемлемых для него режиссерских решений. Как вы относитесь к современной режиссуре в опере, которая часто противоречит намерениям композитора и либреттиста? Возможен ли для вас отказ от участия в постановке из‑за режиссуры?
— Я принципиально не возражаю против режиссуры и всегда прихожу без предубеждения на встречу с постановщиком. Но это должен быть настоящий режиссер, любящий и уважающий партитуру, которую он держит в руках. Потому что опера — это прежде всего партитура, написанная композитором и либреттистом. Нужно увидеть их замысел в этих черных нотках, увидеть то, что заложено великими авторами. Если же кто‑то хочет поставить что‑то свое, то не полезнее ли будет заказать молодому, живущему сегодня композитору оперу на ваш сюжет? К сожалению, сегодня немного режиссеров, которые понимают специфику оперного искусства, понимают профессию певца, особенности оркестрового звучания, расстояний сцены.
Вы спрашиваете: могу ли я отменить свое выступление? Этот вопрос часто задают артистам. Но главная проблема кроется не в режиссере. Режиссер, приглашенный дирекцией театра, приходит туда за год или два до самой постановки, чтобы представить свое видение и макет спектакля. Выделяются бюджетные деньги, постановка проходит проверку. И часто сами директора театров приглашают режиссеров со скандальными именами, не связанных с музыкой или оперой, кинорежиссеров или драматических режиссеров, предлагая им поставить что‑то подобное их работам в кино и театре. Поэтому если зрителям не нравится постановка, они должны «голосовать» уходом из зала или «неприходом» на такой спектакль. И я не виню режиссера, он — свободная личность, ставит то, что обсудил с директором театра. То, что не попадает под идеологическую линию развития театра, он поставить не может.
— Вы известны прежде всего как исполнитель партий в операх бельканто. Партия Ленского другая по стилистике. Сейчас вы расширяете свой репертуар, исполняете партии в операх Верди для лирического тенора…
— На сцену я пришел как певец в операх бельканто, это Россини, Беллини, Доницетти. Но тот же Россини очень разнообразен, у него есть Граф Альмавива, которого хорошо петь молодому певцу, и есть Отелло, написанный для баритонального драматического тенора. Так что термин «бельканто» надо употреблять с осторожностью. При этом мы все поем в этой манере, потому что у нас итальянская школа. И когда я пою Ленского в «Онегине», то пою его своим голосом и так, каким я вижу «моего Ленского». Понятно, что с возрастом голос меняется, наступает время для вердиевских названий или, например, для французской оперы, требующей выносливости, так как партии там очень длинные. Но все это позволяет мне не застаиваться психологически в одном репертуаре, который может надоесть.
— Есть ли у вас еще планы, связанные с Мариинским театром?
— Я бы очень хотел продолжения сотрудничества. Часто выступаю в Москве, но хотел бы и в Петербурге. Здесь очень много всего интересного происходит, в том числе и с музыкальной точки зрения. У меня был разговор с Валерием Абисаловичем Гергиевым о «Вильгельме Телле»…
— Вы москвич, родились недалеко от Москвы, учились там… А чем вас привлекает Петербург, есть ли здесь любимые места?
— Я тесно общаюсь с Владимиром Андреевичем Атлантовым, он окончил хоровое училище в петербургской Капелле, я — Московское хоровое училище имени Свешникова. И он мне много всего рассказывает. Для меня Петербург с его музеями, историей, культурой очень много значит. Первым делом, когда я сюда приезжаю, иду в Русский музей.
— Не в Эрмитаж?
— Нет, сначала в Русский музей, в Эрмитаж потом. Я обожаю русскую живопись, и у меня особое отношение к этому музею.
— А что помогает отдыхать, расслабляться?
— Я езжу всегда с набором теннисных ракеток и по возможности играю в теннис. А отвлекаюсь, изучая симфонический репертуар, дирижируя.
— Какая музыка вам близка как дирижеру?
— Мне ближе не чисто симфонические программы, а произведения с участием хора, певцов, оратории. Очень часто за рубежом просят исполнять русскую музыку.
— Вы не чувствуете за рубежом негатива по отношению к русской музыке?
— Убрать русскую музыку невозможно, и нормальные люди это понимают. Я не говорю, что все безоблачно, но наша работа в чем‑то сравни дипломатической: мы приезжаем туда, где по отношению к нам могут быть изначально настроены не всегда дружелюбно. Но своей работой, образованием, искусством пытаемся выстроить диалог, показать образ России. Так что мы делаем свое дело, важное и необходимое. И очень многое получается.
— Вы были членом жюри вокальных конкурсов, слушали молодых певцов, какие проблемы стоят перед ними сегодня?
— Членом жюри я был только дважды: на Конкурсе Хосе Каррераса в Москве и Конкурсе Чайковского два года назад. Но я много раз участвовал в прослушиваниях и сам провожу в Москве Академию молодых певцов (в последний раз мы получили 350 заявок). Слава богу, наша страна по‑прежнему славится большими красивыми природными голосами. Проблема же молодых в недостаточной обученности, неправильном выборе репертуара. Но это проблема, скорее, преподавания. Проблема молодежи и в недостатке терпения и усидчивости, которые не позволяют достичь технического совершенства. Но это проблема общемировая, с увеличением скоростей, поездами, самолетами… Шаляпин и Рахманинов плыли через океан неделями, а сейчас певец перелетает через океан за несколько часов прямо к спектаклю. Но при этом молодому певцу не хватает времени, чтобы достичь пика карьеры, с которого неопытные и необученные слетают за несколько лет. Вы слышите потрясающий голос, а через три-четыре года он уже сошел со сцены.
— Расскажите о своей академии.
— Я делаю ее для молодых артистов, которые не имеют даже опыта пения с оркестром. Мы проводим мастер-классы, концерты, и обязательно ставится опера. Арендуем готовую постановку в театре и внедряем туда молодых певцов. Были «Севильский цирюльник» в «Геликон-опере», Трилогия опер Моцарта в театре «Новая Опера», делали даже «Дитя и волшебство» Равеля в Детском театре на Чистых прудах. На следующий год уже есть идея по опере и месту ее проведения.
Читайте также:
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 163 (7985) от 04.09.2025 под заголовком «Убрать русскую музыку невозможно».