На Венецианском кинофестивале показали драму «После охоты» итальянского режиссера Луки Гуаданьино с Джулией Робертс в главной роли. Ленту позиционируют как новое высказывание о движении #MeToo, но она сильно выбивается из потока картин на эту тему. Первые зрители не могут сойтись во мнениях о том, что же хотел сказать режиссер. Разобраться пытается кинокритик Тамара Ходова
Лука Гуаданьино с каждым годом все амбициознее. Он уже зарекомендовал себя как один из самых успешных и продуктивных итальянских режиссеров, став не национальным, но международным брендом. Ему не составляет труда привлечь в свой проект таланты первой величины, осуществить проект мечты и даже взяться за тему, которая, казалось бы, от него самого очень далека. В данном случае — устройства академической среды в престижных учебных заведениях США.
Картина рассказывает об одном инциденте в Йельском университете (признан нежелательной организацией). Профессор философии Альма (Джулия Робертс) ждет одобрения своего бессрочного контракта и пишет книгу вместе с коллегой и близким другом Хэнком (Эндрю Гарфилд). После вечеринки в ее шикарной квартире, где она живет с мужем — психологом Фредериком (Майкл Стулбарг), ее любимая ученица Маргарет (Айо Эдебири) исчезает. Позже она неожиданно появляется у Альмы дома и рассказывает, что Хэнк ее изнасиловал. Альма принимает свою протеже холодно, но, тем не менее, встает на ее сторону. Хэнк, конечно, утверждает, что ни в чем не виноват. По его мнению, Маргарет клевещет на него, потому что он знает о плагиате в ее диссертации.
Студия Amazon усиленно рекламирует «После охоты» как фильм о #MeToo, но это, скорее, упрощение. Картины на эту тему обычно сосредотачиваются на фундаментальных вопросах о том, кто виновен в насилии, как его доказать и какие последствия должны ждать человека, его совершившего. Гуаданьино уходит от этих вопросов в сторону. В центре внимания не вина Хэнка или ложь Маргарет, а отношения между двумя женщинами разных поколений и с разными взглядами на мир, который успел радикально измениться менее чем за десять лет.
Альма привыкла держать все в себе и заедать травмы таблетками, а Маргарет предпочитает рассказывать о своих чувствах всему миру и ждет от общества справедливости. Альма для нее — пример для подражания, но студентке невдомек, что преподавательница, которую она боготворит, в глубине души ее презирает.
При этом фильм отказывается открыто занимать чью-то сторону. Персонажи в «После охоты» существуют в серой зоне, где их убеждения, ложь и заблуждения становятся безусловными фактами. Лучше всего это описал Эндрю Гарфилд на пресс-конференции фильма: «Пока мы не выведем бессознательное на свет, с нами будут случаться события, которые мы спишем на судьбу. Когда ты сам не понимаешь, что тобой движет, ты становишься ненадежным рассказчиком — особенно в культуре, одержимой выживанием. И самое поразительное в этих персонажах то, что они не видят своих истинных желаний, и потому каждый искренне считает себя героем этой истории».
Из-за этой вездесущей неоднозначности актерам есть где развернуться. Гарфилд играет типичного для жанра, но неожиданного для своего романтического амплуа всеобщего любимчика, под личиной которого скрывается неприятный, полный агрессии человек. Герой Майкла Стулбарга — покладистый супруг, прячущий обиды и внутреннее напряжение.
Однако мужчины здесь исключительно второстепенные персонажи. Главный конфликт развивается между женщинами, и большая часть фильма держится на Джулии Робертс, героиня которой переживает болезненную трансформацию. Это лучшая роль голливудской актрисы за последние десять лет. Ее Альма становится пленницей своих иллюзий, и любая, даже самая выстраданная правда тонет в потоке ее гнева.
Гуаданьино, снимавший до этого в основном драмы о любви, берется за очень токсичную тему; его экспертиза вызывает вопросы, но он опирается на сценарий дебютантки Норы Гарретт. Зато визуальная составляющая и стиль остаются в руках режиссера.
«После охоты» напоминает странную смесь «Тар» Тодда Филда и фильмов Вуди Аллена. Даже открывающие титры напрямую цитируют последнего с характерным шрифтом и музыкой. Гуаданьино не отрицает, что вдохновлялся творчеством Аллена периода 1985–1991 годов: «Я несколько раз уже играл с этой графикой и шрифтом, и мне показалось, что это интересный намек на размышления о творческом человеке, который в определенном смысле столкнулся с определенными проблемами в своей жизни, и о том, какова наша ответственность, когда мы смотрим на артистов, которых любим, таких как Вуди Аллен».
По такому случаю в кино вернулся оператор Малик Хасан Сайид (он не снимал художественные фильмы с 1998-го), всматривающийся в героев на крупных планах, но не фокусирующийся на их лицах, как будто природа персонажей постоянно от него ускользает.
Музыканты Трент Резнор и Аттикус Росс, не раз работавшие с Гуаданьино, снова отказываются от любимой электроники и создают настоящий оммаж нуарам 1950-х — в духе Бернарда Херрманна, написавшего музыку к самым известным фильмам Альфреда Хичкока. Они активно используют так называемые стингеры (короткие, резкие, часто диссонирующие и потому неприятные на слух музыкальные аккорды), создающие атмосферу дискомфорта. Более того, Гуаданьино показывает, как музыка может становиться средством психологического давления (в данном случае — Фредерика на Альму).
«После охоты» — многослойный фильм, который хочется постепенно распаковывать и расшифровывать, и одного просмотра для этого явно недостаточно. Герои сыплют философскими терминами, а диалоги настолько стремительны, что далеко не все возможно переварить сразу. Это делает новую работу Гуаданьино более интригующей, но одновременно и более проблематичной, совсем как «Тар», которую показали в Венеции в 2022 году. Недосказанность оставляет пространство для интерпретаций, и итальянец рискует остаться непонятым.
Более того, фильм как будто немного припозднился. Проблема отсутствия взаимопонимания между представителями разных поколений кажется пустяком на фоне случаев, когда студентов из-за политических взглядов депортируют прямо из университета. «После охоты» выглядит как печальный памятник эпохе, когда люди были такими же эгоистичными и запутавшимися, как и сейчас, но им хотя бы было не все равно.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора