Первой оперной премьерой Зальцбургского музыкального фестиваля 2025 года стал «Юлий Цезарь в Египте» Георга Фридриха Генделя в постановке дирижера Эммануэли Айм и режиссера Дмитрия Чернякова. Для него, уже 20 лет работающего на ведущих оперных сценах мира, опера оказалась дебютом в Зальцбурге. Почему он случился только сейчас и каким вышел Гендель у Чернякова, рассказывает Forbes Life
Дебюту Дмитрия Чернякова на именитой площадке предшествовали долгие переговоры. Режиссер и интендант фестиваля Маркус Хинтерхойзер обсуждали название: постановщик должен был сделать в Зальцбурге то, что еще никогда не делал. Говорят, в какой-то момент Черняков воскликнул: «Что же мне, «Цезаря» Генделя поставить?!» И получил ответ: «Отличная идея!»
Насколько сознательно Черняков подвел Хинтерхойзера к заказу Генделя, неизвестно. Но его «Юлий Цезарь» задал интонацию этого года. По задумке организаторов она должна отражать происходящее в мире, быть связана с повесткой дня, утверждая оперу как камертон текущих событий, актуальное современное искусство.
По части актуализации переживаний классики режиссеру Дмитрию Чернякову нет равных. Уже много лет он — основной представитель российской музыкальной культуры в мире, получивший признание именно как создатель «живых» спектаклей. Певцы в его операх не просто хорошо поют, но играют на уровне драматических актеров. При этом режиссер невероятно скрупулезен, тщателен и точен.
Каждый взмах руки любого участника массовки, не говоря уже о главных героях, в его спектаклях происходит строго на определенном такте партитуры; каждый артист на сцене, даже если он не раскрывает рта, ведет определенную линию, работая на общую задачу спектакля. Поэтому рассматривать постановки Дмитрия Чернякова — отдельное удовольствие. Вглядываясь в каждое лицо на сцене, словно это детали старинного гобелена или жанровые сцены на картинах Брейгеля, разгадываешь множественные смыслы.
«Моцарт-холл», как в среде профессионалов называют Зальцбургский фестиваль, — пожалуй, последняя главная сцена мира, которую Дмитрий Черняков прежде не покорял. Особенно интересно, что его дебют пришелся на 2025 год, когда пригласить режиссера с русскими корнями означает манифестировать широту взглядов и готовность показывать самое лучшее, что только существует сейчас в оперном театре.
Дмитрий Черняков, известный как непревзойденный мастер придать свежести классике Чайковского, Римского-Корсакова, Глинки или Бородина с Прокофьевым, много сделал для пропаганды русской оперы в мире. Сегодня он — мировая звезда, подбирающая ключи к самой разной музыке. Но все-таки, когда в 2023 году подошло время премьеры «Войны и мира» Сергея Прокофьева в Мюнхене в постановке Дмитрия Чернякова и Владимира Юровского, руководство Баварской государственной оперы не знало, как их поймет публика, руководство, критика? И только безоговорочный успех постановки (журнал Opernwelt объявил «Войну и мир» спектаклем года, а Дмитрия Чернякова — режиссером года) успокоили директоров.
В данном случае театральные хозяева Зальцбурга, предоставив площадку не только Дмитрию Чернякову, но и Кшиштофу Варликовскому, Кириллу Серебренникову, очевидно хотели получить взгляд на нынешнюю эпоху от людей с корнями в Восточной части Европы.
Режиссер Черняков в каждом спектакле стремится превратить заявленные действия и переживания персонажей, которыми обычно удовлетворяются традиционные постановки, в реальные страсти и поступки живых людей, наших современников. Никакого правдоподобия — только правда! Зрители должны узнавать себя в оперных героях. Только так может быть побежден главный враг музыкального театра — скука.
Поэтому он не пытается, скажем, объяснять современным берлинцам, кто такие oprichnicki из «Царской невесты», а рассказывает трагедию женщины, выбранной на смерть в «государственных интересах». А в «Кармен» не выдает экзотические «испанские страсти», но заставляет зал сопереживать героям, влюбившимся друг в друга. Тогда всем известные, замыленные, превращенные в телефонные рингтоны мелодии начинают звучать свежо, как будто зрители слышат их в первый раз.
Перед Георгом Фридрихом Генделем подобных задач не стояло. Ему не надо было переосмыслять созданное прежде. Он был величайшим шоуменом своей эпохи. Те привилегированные особы, кто имел возможность попасть на шоу, видели неспешное представление из жизни известных исторических деятелей. Как примирить эти два подхода? Как избежать псевдоисторических иллюстраций, которые разыгрывались на эту тему со времен Октавиана Августа и дотянули до Бернарда Шоу и Элизабет Тейлор с Иннокентием Смоктуновским? Как найти ту нить, которая связывает это барочное действо с современной Европой?
Дмитрий Черняков радикально начинает спектакль со звука воздушной тревоги. Электронная бегущая строка на сцене требует спуститься в укрытие. Этот звук дает ход действию без излишних объяснений. Пока наверху идет война, действующие лица заселяют смежные отсеки выстроенного на сцене бункера в разрезе.
Четырехчасовая опера превращается в наблюдение за этими людьми. Что с ними делает замкнутое пространство, невозможность никуда друг от друга деться. Получается картина расчеловечивания (озверения, проще говоря) под рулады барочной музыки. При этом режиссер Черняков требует, чтобы его артисты не искали «точку Каллас» (точка на сцене, откуда голос Марии Каллас достигал всех уголков театра Ла Скала. — Forbes Life), а постоянно двигались, играли, отображая все фрагменты партитуры. Это создает дополнительные тяжелые требования для солистов, но музыкальное качество стабильно остается на высоком уровне.
Оркестр под управлением француженки Эммануэль Айм практически идеально шел за замыслом спектакля, помогая певцам решать их тяжелейшие задачи. При этом дирижер не позволяла себе ни на секунду перетягивать одеяло на себя. Артисты за четыре часа сложнейших партий могли быть чуть не равными самим себе в разные моменты спектакля, но в целом музыкальное качество абсолютно соответствовало значимости события — открытию важнейшего музыкального фестиваля года.
На сцене можно было увидеть сразу нескольких выпускников молодежной программы Большого театра, которые выросли в больших исполнителей и имеют все шансы двигаться и дальше вверх. Так, партию Клеопатры исполняла сопрано Ольга Кульчинская, участвовавшая в молодежной программе Большого в 2013-2014 годах. В спектаклях Дмитрия Чернякова она также пела партию Наташи в «Войне и мире» и Царевну Лебедь в «Сказке о царе Салтане» в брюссельском оперном театре La Monnaie. Другой выпускник молодежной программы Большого баритон Андрей Жилиховский (князь Андрей в «Войне и мире») исполнял роль генерала Ахиллы.
Каждый герой, усилиями режиссера и актеров, превратился из исторической маски Цезаря, Клеопатры, ее брата Птолемея или Корнелии (вдовы Помпея Великого) в живого человека, чьи поступки (иногда ужасные) мотивированы и логично вытекают из развития характера в предложенных обстоятельствах. И именно это делает все действие цельным и законченным.
Птолемея абсолютная власть силы превращает в маньяка и убийцу. Клеопатра проходит путь от соблазнительницы в синем парике до глубоко чувствующей влюбленной, переживающей потерю, не способной простить женщины. Сам Цезарь, начинающий действие уверенным в себе харизматичным «хозяином жизни», в конце теряет весь лоск. Он после того, что пережил, уже не может быть ни в чем уверен. Прежде всего в людях. Мир больше не «луг в мае, по которому ходят женщины и кони», а пугающее минное поле, которое в любую секунду может обернуться сиреной воздушной тревоги или выстрелом в упор.
Конечно, зрителям, которые пришли послушать «барочную попсу», такая концепция «Юлия Цезаря» не может понравиться. Она тревожит. Как и его «Война и Мир» в Мюнхене, эта постановка Дмитрия Чернякова не может не отражать и разочарование художника, и его мрачный взгляд на то, как легко человек теряет свое человеческое. Казалось бы, давно выученные уроки не только не выучены, а видимо, не могут быть выучены никогда. Потому что слово «человек» звучит не только гордо, но и ужасно. И тонкий слой цивилизованности может быть прорван в любой момент.
Маркус Хинтерхойзер хотел увидеть актуальное произведение, говорящее о сегодняшнем дне, о сегодняшнем выборе, и «Юлий Цезарь в Египте» Георга Фридриха Генделя и Дмитрия Чернякова действительно стал именно тем спектаклем, с которого стоит начать нынешний Зальцбургский фестиваль. Он доказывает, что музыкальный театр — это не пыльный музей, а связанное с современностью живое дело. И это бесценно.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора