В рамках внеконкурсной программы 82 Венецианского кинофестиваля был показан документальный фильм Александра О. Филиппа «Головокружение Ким Новак» / «Kim Novak’s Vertigo» о живой легенде мирового кино — 92-летней актрисе Ким Новак. Фильм стал удачным сопровождением к Золотому льву за вклад в кинематограф, который актриса получила 1 сентября из рук Гильермо дель Торо.
Александр О. Филипп («Линч/Оз», «Цепные реакции») остаётся верен своей репутации режиссёра кино о кино, но здесь он немного меняет вектор: от холодного препарирования архивных материалов — к тёплой, осторожной работе с памятью одной женщины. Раскрывая её слой за слоем, он приближается к мифу, давая право голоса той, чей образ десятилетиями принадлежал другим. В результате «Головокружение Ким Новак» — не комментарий к Хичкоку, а документ о том, как актриса возвращает себе собственный образ.
Филипп объявляет фильм не биографией, сделанной по хронологии, а спиралью мотивов: голосовые сообщения Новак, снятые дома в Орегоне, работа с её «чердаком памяти» — коробками писем, костюмами, вырезками — и постоянные переключения из настоящего в прошлое. Эта спиральная композиция подчёркнута авторским стилем режиссёра и ощутима в монтаже, где крупные планы речи соседствуют с архивными фотографиями и фрагментами фильмов.
Один из ключевых моментов — найденный в коробке серый костюм из «Головокружения». Новак аккуратно открывает крышку, достаёт костюм и подносит его к лицу, будто проверяя, остался ли на нём её запах. Сцена производит ровно тот головокружительный эффект, к которому десятилетиями стремились киноведы, — и одним движением возвращает телесность легенде.
Новак рассказывает о детских травмах — о стремлении матери прервать беременность подручными средствами и о попытке задушить её подушкой из отчаянной бедности. Эти признания, произносимые слабым голосом 92-летней актрисы, меняют тон фильма, и вот перед нами уже не икона культовой классики Хичкока, а человек, выживший наперекор обстоятельствам и выстроивший затем собственную систему опор — живопись, уединение, любовь к животным.
Далее — жёсткая школа студийной системы: ранние годы на Columbia Pictures, соответствие фабричным стандартам женской внешности и поведения, попытки отвоевать контроль над ролями и публичным образом. При этом фильм не превращается в обвинительный акт: Новак говорит о партнёрах (особенно о Джеймсе Стюарте) гораздо больше, чем о самом Хичкоке. И его немного не хватает, но внутри логики картины это выглядит честным — здесь акцент сделан не на режиссёре-демиурге, а на актрисе, вышедшей из тени его мифа.
Картина убедительно показывает Ким Новак, как очень сильную личность, это «портрет независимой звезды, ушедшей, чтобы жить на своих условиях». Когда она рассказывает о живописи, об одиночестве, о праве быть не удобной, фильм словно переключается из режима музейного просмотра в живой разговор. В этом — его главная ценность: он не консервирует икону, а фиксирует процесс.
В итоге, вместо разбора её судьбы через мужскую оптику, мы слышим голос актрисы — иногда она шепчет, иногда говорит с нажимом, — но голос всегда принадлежит ей. Это возвращение истории героине, которая наконец-то рассказывает её сама.