UnHerd: МВФ не сможет помочь оказавшейся в долговом штопоре Европе
© AP Photo / Alex Brandon
У всех европейских стран одна и та же проблема — долгосрочная стагнация роста производительности труда, пишет UnHerd. И никакой МВФ им не поможет: его задачей не является спасение бестолковых правительств, считает автор статьи.
Вольфганг Мюнхау (Wolfgang Munchau)
Есть две новости: хорошая и плохая. Международный валютный фонд в ближайшее время не нагрянет к канцлеру казначейства на Даунинг-стрит, 11. Положение Великобритании в 1976 году несопоставимо с сегодняшним. Увы, оно несравнимо хуже.
В 1976 году в Великобритании разразился финансовый кризис, и тогдашний канцлер от Лейбористской партии Денис Хили, сделал то, что от него требовалось: ввел режим жесткой экономии. “Никто не любит своего банкира”, — невесело сострил он, покорно принимая МВФ. Но он проглотил эту горькую пилюлю и взял деньги. Великобритания получила от МВФ экстренный кредит в размере 3,9 миллиарда долларов. Взамен Хили пришлось взвалить на себя тяжкую ношу: повысить налоги и сократить расходы.
В то время Великобритания переживала кризис платежного баланса: у нее заканчивались валютные резервы для оплаты импорта. Сегодня ситуация совсем иная. Проблема современной Великобритании, которой не было в 1976 году, заключается в системно слабой экономике с низким ростом производительности труда. Экономическая модель Великобритании эпохи капитализма поздней стадии, вращающаяся вокруг государства-рантье, больше не работает. Однако, в отличие от 70-х годов, в Великобритании больше нет весомого политического большинства, чтобы разорвать порочную взаимосвязь между растущим долгом и низким экономическим ростом.
Брексит не стал причиной этой проблемы — но и не решил ее. “Брекситёры” угодили в ту же ловушку, что и до них — “евросоюзники”. Для успешного членства в ЕС Великобритании необходимо было реформировать свою экономическую модель. Единый рынок ЕС со временем стал неэффективным и перестал служить мотором роста.
“Брекситеры” также ошибались. Если они действительно собирались вернуть себе “бразды правления”, как они утверждали, им тоже следовало бы реформировать экономическую модель и вместо этого поощрять предпринимательство и инновации. Это потребовало бы системной “перезагрузки” государственного сектора. Но ничего из этого не произошло. И тут никакой МВФ не поможет. Дело в том, что он — отнюдь не “бессменное мировое министерство финансов”, как когда-то выразился бывший президент Танзании Джулиус Ньерере. И уж точно задачей МВФ не является спасение бестолковых правительств.
И если в Великобритании дела идут плохо, то во Франции — и того хуже. Франция пережила финансовый кризис в 1982 году — через год после того, как Франсуа Миттеран стал первым президентом-социалистом. После года типично социалистической экономической политики страна оказалась на грани финансового кризиса, аналогичного положению Великобритании шестью годами ранее. В этот момент Миттеран совершил политический разворот, шокировавший сторонников. Он назначил новым министром финансов Жака Делора, который вслед за Хили в Великобритании ввел режим жесткой экономии — “операцию без анестезии”, по его собственному выражению. Делор, будущий председатель Европейской комиссии, скоординировал французскую экономику с немецкой, тем самым заложив основу для длительного периода стабильного экономического роста. Вопреки распространенному мнению, с 1976 по 1979 год экономический бум пережила и Великобритания. Маргарет Тэтчер пришла к власти не из-за вялого роста, а из-за неэффективного государственного сектора.
Как бы то ни было, в отличие от 70-х и 80-х, ни у Франсуа Байру, ни у Кира Стармера нет необходимого большинства, чтобы взять курс, который мог бы решить проблему. Во Франции ситуация близка к критической точке: Байру потребовал вотума доверия в поддержку жесткой экономии, и все согласны с тем, что ему будет сложно заручиться большинством. Но он не сдается. На днях он выступил по телевидению с впечатляющей тирадой, в которой заявил, что от молодых французов ждут погашения долга, “потому что так приятнее определенным политическим партиям и удобнее бумерам, у которых всё прекрасно”. Но копящийся французский долг уходит на нелепую политику досрочных пенсий и раздутый государственный сектор. Последний раз сбалансированный бюджет у Франции был в далеком 1974 году.
В отличие от Байру, у Стармера имеется внушительное большинство — но все равно недостаточное для реформы системы социального обеспечения, необходимой для достижения его же собственных налогово-бюджетных целей. Разумеется, он может повысить налоги, и это почти наверняка произойдет в осеннем бюджете. Но это лишь усугубит порочный круг. С ростом налогов компании начнут меньше инвестировать, а население — меньше потреблять.
Кроме того, толковые люди разъезжаются. После Брексита многие европейские экспаты покинули Лондон. Но большинство все же предпочло жить и работать в Великобритании — в ней было удобно вести дела. Однако налоговая политика лейбористов, направленная сперва против экспатов, а затем и против их собственности, отбила у них всякую охоту оставаться.
Параллели между Великобританией и Францией не случайны. Нечто подобное происходит по всей Европе. Основная проблема — производительность труда — в расчете на один отработанный час. Более ходовой показатель валового внутреннего продукта (ВВП) вводит в заблуждение, поскольку смешивает в одну кучу производительность труда и рост занятости. Яркий тому пример — Испания, где рост ВВП формально очень высок, однако обусловлен сугубо массовой иммиграцией. Испания, Италия, Франция, Великобритания, а теперь и Германия — все они страдают от низкого роста производительности труда. Вот почему люди так несчастны: на бумаге их страны богатеют, но в действительности это не так.
Старая экономическая модель “просачивания благ сверху вниз” работала в эпоху безудержного глобального финансового капитализма. В Великобритании этот период начался в середине восьмидесятых и закончился в 2008 году, когда производительность труда рухнула. Волна низкого роста производительности труда нахлынула на Италию примерно тогда же, когда страна вступила в еврозону. В Германии стагнация началась во второй половине прошлого десятилетия. Франция до пандемии держалась лучшие, чем Германия и Великобритания, но с тех пор все равно влилась в клуб стран с низкой производительностью.
Америка пока что опровергает эту тенденцию. У нее высокий уровень долга и высокие темпы роста. Но при Дональде Трампе ситуация может измениться, поскольку его “большой и красивый” законопроект еще безрассуднее всего того, что мы видели в Европе. Вот это будет ирония, если самый еврофобский президент в истории Америки в итоге создаст экономику европейского образца с низкой производительностью!
Однако, повторюсь, даже это будет лишь частным случаем общей тенденции. Нельзя “повесить” это на какого-то одного политика или политическую партию. Противостояние левых и правых тут тоже ни при чем. Экономика Великобритании рухнула во время мирового финансового кризиса, когда премьер-министром был Гордон Браун. После этого у власти сменилось семь премьеров от обеих партий. Францией управляет разношерстная коалиция левых, центристов и умеренно правых, но ни у кого из них нет даже примерного плана выхода из кризиса.
Скорее, проблема заключается во взаимоотношении долга и производительности труда. Необходимо рассматривать эти два показателя вместе — а также расходы на обслуживание долга, которые определяются процентными ставками и графиком погашения. Коэффициент государственного долга по отношению к ВВП в Великобритании составляет 95,6%. Во Франции — 113%. В США ещё выше — 124%. Но ситуация в Великобритании и Франции усугубляется низким ростом производительности труда.
У Германии долг меньше, чем у других крупных европейских стран. Но ее долговое бремя тоже растет. Немецкое государство всеобщего благосостояния отбилось от рук и берет на себя невыполнимые обязательства. У всех этих европейских стран одна и та же проблема — отличаются лишь масштабы. И основная причина та же самая — долгосрочная стагнация роста производительности труда.
Есть лишь три пути решения долговой проблемы: политика жесткой экономии, рост и дефолт.Некоторые добавили бы к этому списку инфляцию, но я так делать не стану. Инвесторы все равно потребуют в качестве компенсации повышения процентных ставок, и правительство окажется в столь же затруднительном положении, что и прежде.
Самой авторитетной работой о суверенном долге некоторое время считался труд “Рост в эпоху долга”, который в 2010 году написали экономисты Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф. Они изучили 44 страны в течение двух веков и обнаружили, что экономики с соотношением долга к ВВП свыше 90% в целом демонстрировали худшие результаты, чем с более низкими показателями. Тогда эту работу попытались опровергнуть закравшимися в расчеты ошибками. Увы, они лишь отвлекли внимание от главного вывода — о наличии пагубной взаимосвязи между высоким уровнем долга и низким ростом производительности труда. Выводы статьи стали тем актуальнее за 15 лет, минувших с момента публикации.
Так что бойтесь синдрома Рейнхарт-Рогоффа! Долговой штопор — сродни медленно подтачивающей организм смертельной болезни. Сложно предсказать ее развитие, но одно можно сказать наверняка: мы не проснемся одним прекрасным утром, выяснив, что чудесным образом исцелились.
Вольфганг Мюнхау — директор аналитического центра Eurointelligence и публицист UnHerd