FA: США больше не могут игнорировать проблему госдолга
США слишком долго игнорировали проблему госдолга, однако сейчас движутся к моменту, когда она может подорвать экономику страны, пишет Кеннет С. Рогофф для FA. Невозможно предсказать, в какой именно день лопнет долговой пузырь — но когда это случится, то основание, на котором зиждилось мировое господство Вашингтона, будет разрушено.
Кеннет С. Рогофф (Kenneth S. Rogoff)
Может ли долговая зависимость Вашингтона спровоцировать наступление нового мирового кризиса?
На протяжении прошедшей четверти века у всего мира вызывала удивление способность Соединенных Штатов выпутываться из трудных ситуаций благодаря наращиванию долга. Как при демократической, так и при республиканской администрациях, правительство США вновь и вновь — и более энергично, чем практически любая другая страна мира, — использовало долг как инструмент для ведения войн, выхода из глобальных рецессий, пандемии и финансовых кризисов. Даже когда государственный долг США стремительно рос, переходя от одного уровня к другому (напомним, что чистый долг сейчас приближается к 100 процентам национального дохода), кредиторы внутри страны и за рубежом не проявляли признаков этакой усталости от долга. В течение многих лет, уже после мирового финансового кризиса 2008–2009 годов, процентные ставки по казначейским облигациям были чересчур низкими, и многие экономисты пришли к убеждению, что они, мол, и останутся такими же и в дальнейшем. Таким образом, поддержание государственного дефицита (новых заимствований) реально казалось этаким бесплатным сыром. Хотя показатель отношения долга к доходу радикально подскакивал после каждого кризиса, не было очевидной необходимости копить деньги, ожидая наступление следующего кризиса. Учитывая репутацию доллара как самого главного в мире безопасного и ликвидного актива, инвесторы на мировом рынке облигаций всегда будут рады переварить очередную огромную кучу долларового долга, особенно в кризисной ситуации, когда неопределенность высока, а безопасные активы дефицитны.
Однако в последние несколько лет эти постулаты оказались под серьёзным вопросом. Во-первых, рынки облигаций стали гораздо менее послушными, а долгосрочные процентные ставки по 10-ти и 30-летним казначейским облигациям США резко выросли. Столь высокие процентные ставки могут серьёзно ударить по такому крупному должнику, как Соединённые Штаты Америки, поскольку общий государственный долг США сейчас составляет почти 37 триллионов долларов, что примерно равно госдолгу всех остальных крупнейших развитых экономик вместе взятых. Если средняя ставка увеличивается на один процент, то это ведет к увеличению ежегодных платежей по процентам, которые должно выплачивать правительство США, на 370 миллиардов долларов. В 2024 финансовом году Соединённые Штаты потратили 850 миллиардов долларов на оборону (это больше, чем любая другая страна), однако ещё большую сумму — 880 миллиардов долларов — они потратили на выплату процентов. По состоянию на май 2025 года все основные рейтинговые агентства понизили рейтинги госдолга США; и теперь среди банков и иностранных государств, владеющих триллионами долларов американского долга, крепнет ощущение, что фискальная политика страны становится неустойчивой и может привести к серьезным проблемам. Однако ситуация становится еще более опасной поскольку растет вероятность возвращения в ближайшее время сверхнизких процентных ставок по займам как в 2010-х годах.
Волшебного решения не существует. Попытки президента США Дональда Трампа возложить вину за высокие процентные ставки на Совет управляющих Федеральной резервной системы глубоко ошибочны. Федеральная резервная система контролирует ставку по займам овернайт, однако долгосрочные ставки устанавливаются на огромных мировых рынках. Если ФРС установит ставку овернайт слишком низкой, а рынки будут ожидать роста инфляции, то в этом случае долгосрочные ставки также вырастут. В конце концов, неожиданно высокий показатель инфляции фактически является формой частичного дефолта, поскольку инвесторы получают выплаты в долларах, покупательная способность которых снизилась; если же они ожидают высокой инфляции, то им, естественно, потребуется более высокая доходность в качестве компенсации. Одна из главных причин существования независимого центрального банка у правительств — это именно желание убедить инвесторов в том, что инфляция останется на низком уровне, и тем самым поддерживать долгосрочные процентные ставки на низком уровне. Если администрация Трампа (или любая другая администрация США) попытается подорвать независимость ФРС, то это в конечном итоге приведёт не к снижению, а к повышению стоимости государственных заимствований.
Сомнения по вопросу о безопасности владения казначейскими облигациями привел к связанным с этим сомнениям относительно самого̀ доллара США. Десятилетиями статус доллара как мировой резервной валюты обеспечивал более низкие процентные ставки по займам США, снижая их на полпроцента или даже на один процент. Однако с учетом того, что на Соединенные Штаты приходится столь значительный уровень долга, доллар больше не выглядит неуязвимым, особенно в условиях неопределенности американской политики. В ближайшем будущем центральные банки, играющие важную роль в мировой экономике, и иностранные инвесторы могут принять решение об ограничении своих общих запасов долларов США. В среднесрочной и долгосрочной перспективе доллар может уступить свою долю рынка китайскому юаню, евро и даже криптовалюте. В любом случае, спрос за рубежом на американские казначейские облигации сократится, что окажет дополнительное давление на процентные ставки в США и еще больше усложнит задачу выхода из долговой ямы.
Если взять под контроль Федеральную резервную систему окажется недостаточным, то в этом случае администрация Трампа намекнула на то, что будут предприняты более радикальные меры по решению проблемы растущих выплат по долгу. Так называемое Соглашение Мар-а-Лаго (стратегия, предложенная в ноябре 2024 года Стивеном Мираном, ныне главой Совета экономических консультантов Трампа [Мар-а-Лаго — по названию резиденции Д. Трампа во Флориде — прим. ИноСМИ]), предполагает, что Соединенные Штаты могут выборочно объявить дефолт по платежам иностранным центральным банкам и казначействам, хранящим триллионы долларов США. Независимо от того, было ли это предложение кем-то воспринято всерьёз, само его появление вызвало беспокойство у мировых инвесторов и вряд ли будет забыто. В масштабный законопроект о налогах и расходах, принятый Конгрессом США в июле нынешнего года, было включено положение, которое бы давало президенту право взимать 20-процентный налог с отдельных иностранных инвесторов. И несмотря на тот факт, что это положение было исключено из окончательного варианта законопроекта, оно все-таки является своеобразным предупреждением о том, что может произойти, если правительство США столкнется с бюджетным дефицитом.
В условиях резкого роста долгосрочных процентных ставок, приближения государственного долга к пиковому значению с момента окончания Второй мировой войны, а также растущих опасений со стороны иностранных инвесторов и нежелания политиков ограничивать новые заимствования, мы видим, что возможность возникновения в США долгового кризиса, который случается раз в столетие, уже не кажется столь уж фантастичной. Долговые и финансовые кризисы, как правило, возникают именно тогда, когда бюджетная ситуация в стране шаткая, процентные ставки высоки, политический ландшафт находится в состоянии паралича, и в этот момент внезапно происходит неожиданное событие, которое застает политиков врасплох. Первые три критерия уже наблюдаются в США, не хватает лишь одного — неожиданного события, шока. Даже если стране удастся избежать реального долгового кризиса, резкое падение доверия к ее кредитоспособности всё равно будет иметь серьезные последствия. Для политиков важно понимать, каким образом и почему могут развиваться подобные сценарии, и какие инструменты имеются у правительства для реагирования на них. В долгосрочной перспективе экономика США может на целое десятилетие погрузиться во мрак из-за наличия серьезного долга или, что более вероятно, из-за возникновения инфляционной спирали, в результате чего будут резко ослаблены позиции доллара как доминирующей мировой валюты и подорвана мощь Соединенных Штатов Америки.
Их деньги, наша выгода
Крайне важно понимать, что экономическая политика администрации Трампа является скорее катализатором, нежели фундаментальной причиной проблемы задолженности США. Эта проблема, по сути, началась эпохи дефицитных расходов, которая пришлась на 1980-е годы и связана с президентством Рональда Рейгана. В этот период соотношение госдолга США к ВВП составляло примерно треть от современного уровня. Как заметил вице-президент Дик Чейни во время первого срока Джорджа Буша-младшего, "Рейган доказал, что дефицит не имеет значения". К этому предположению, похоже, в XXI веке обе партии отнеслись серьезно, несмотря на гораздо более тревожное долговое бремя. Например, в 2024 финансовом году при администрации Байдена дефицит бюджета составил 1,8 триллиона долларов, или 6,4% ВВП. Это был рекорд мирного времени, немного превысивший 6,1% предыдущего года, если не считать времена мирового финансового кризиса и первого года пандемии. Дефицит бюджета при президенте Джо Байдене был бы ещё больше, если бы не решительное сопротивление двух центристских сенаторов-демократов, которые заблокировали некоторые из самых масштабных расходных законопроектов администрации.
Во время своей президентской кампании 2024 года Трамп критиковал Байдена за огромные дефицитные расходы его администрации. Однако, во время своего второго срока Трамп допустил столь же большой размер дефицита, который на протяжении всего десятилетия составил от шести до семи процентов ВВП, — здесь мы опираемся на независимые данные Управления Конгресса по бюджету (CBO) и Комитета за ответственный федеральный бюджет. Последний прогнозирует, что к 2054 году соотношение госдолга США к ВВП достигнет 172 процентов, а если положения законопроекта станут постоянными, то этот показатель может вырасти еще больше — до 190 процентов. Трамп и его экономические советники утверждают, что подобные прогнозы чересчур пессимистичны: прогнозы роста — слишком заниженные, а прогнозы процентных ставок — слишком завышенные. В результате увеличения экономического роста увеличатся налоговые поступления; а снижение процентных ставок приведет к тому, что обслуживание долга станет менее затратным. Если команда Трампа окажется права, то в этом случае оба фактора фактически приведут к снижению бюджетного дефицита и снижению соотношения долга к доходам. В то время как в январе 2025 года Управления Конгресса по бюджету прогнозировало годовой темп роста в 1,8% в течение следующего десятилетия, администрация же установила этот показатель в 2,8%. Разница существенная: если экономика США будет расти на 1,8% в год, то её размер (и вероятные налоговые поступления) удвоятся через 39 лет. Если экономика США растет на 2,8% в год, то она удваивается каждые 25 лет. По мнению Трампа, благодаря такому быстрому росту упростилось финансирование множества бюджетных ассигнований.
Прогнозы администрации Трампа по экономическому росту имеют под собой вескую основу, хотя они мало связаны с заявленными преимуществами "Большого прекрасного законопроекта", принятого в июле месяце ["Большой прекрасный законопроект" (англ. One Big Beautiful Bill Act, OBBBA) — это официальное название масштабного экономического законопроекта, предложенного в США в 2025 г. — прим.перев.]. Многие видные эксперты в области технологий твердо убеждены, что компании, занимающиеся разработкой искусственного интеллекта, в течение десяти лет при условии невмешательства государства смогут создать так называемый универсальный искусственный интеллект (AGI), то есть — ИИ-модели, которые по своей мощи могут сравняться с экспертом-человеком и даже превзойти его при решении широкого спектра сложных когнитивных задач, что приведет к быстрому росту эффективности. Прогресс исследований в области ИИ поистине поражает воображение, поэтому имеются веские основания полагать, что ИИ окажет значительное влияние на экономику. Однако в среднесрочной перспективе широкое внедрение ИИ может быть затруднено из-за многочисленных препятствий, включая чрезмерные энергетические потребности, стандарты регулирования данные и правовую ответственность в контексте защиты данных. Более того, поскольку ИИ позволяет компаниям в некоторых секторах увольнять множество сотрудников, общественное недовольство может побудить политических популистов проводить политику, которая, наряду с жесткими ограничениями легальной иммиграции, сокращением финансирования научных исследований и разворачивающейся в настоящее время сумбурной войной тарифов, может значительно замедлить влияние искусственного интеллекта на экономический рост.
Вне зависимости от того, когда и каким образом будет идти революция ИИ, нельзя исключать, что новое крупное экономическое потрясение уже не за горами. Во времена пандемии COVID-19 кратковременная рецессия и масштабные меры правительства, направленные на борьбу с ней, привели к увеличению госдолга примерно на 15% ВВП; однако в случае мирового финансового кризиса госдолг увеличится на почти 30% ВВП. Разумно предположить, что в ближайшие пять-семь лет произойдёт ещё одно потрясение подобного же масштаба — кибервойна или даже полномасштабный военный конфликт, климатическая катастрофа, новый финансовый кризис или пандемия. Более скромные прогнозы Управления Конгресса по бюджету в отношении роста экономики варьируют между вероятностью фантастического роста (обусловленного, по всей видимости, искусственным интеллектом) и рисками новых потрясений.
Скорость роста госдолга США также будет зависеть от процентной ставки. Как прогнозирует Управление Конгресса по бюджету, правительству придётся платить по средней процентной ставке в размере 3,6% до 2055 года. (При расчете средней процентной ставки учитывается, что правительство займы как с коротким, так и с длительным сроком погашения.) И здесь администрация Трампа также считает прогнозы Управления Конгресса по бюджету слишком пессимистичным. Президент США, вероятно, надеется, что экономика вернется к крайне низким процентным ставкам, которые были во время его первого срока, когда они составляли в среднем менее половины текущих ставок и наблюдалась незначительная инфляция. Иначе трудно понять, почему он настаивает на том, чтобы ФРС сократила краткосрочные процентные ставки на целых три процентных пункта.
Точку зрения Трампа не следует с размаху отбрасывать. Несколько членов Комитета по операциям на открытом рынке Федеральной резервной системы (FCRA), периодически прогнозирующий то, какой будет краткосрочная процентная ставка ФРС через пару лет, считают снижение процентных ставок в качестве основного сценария. Однако, несмотря на тот факт, что к концу июля 2025 года ставка по 30-летним казначейским облигациям была близка к 5%, рыночные индикаторы не указывают на предстоящее резкое снижение долгосрочных ставок. Если они останутся на этом уровне или вблизи него, то возникнет реальная вероятность дальнейшего роста долга, особенно с учетом того, что самый большой кризис в экономике США на данный момент носит политический характер.
Волшебная гора
Неспособность Вашингтона как-то совладать с проблемой роста долга возникли отчасти в результате применения ошибочных (или, по крайней мере, перехваленных) экономических теорий, которые получили распространение в последние два десятилетия. На всем протяжении современной истории по большей части считалось, что адекватно управлять государственным долгом — значит, что в периоды почти полной приостановки экономического роста нужно снижать соотношения размера этого долга к ВВП с тем, чтобы накопить фискальные резервы на случай следующего кризиса. В XIX веке Великобритания задействовала госдолг для ведения войн, а межвоенное время использовала для восстановления государственных финансов. Аналогичным образом, несмотря на то, что соотношение госдолга США к ВВП было очень высоким во время Второй мировой войны, в последующие годы оно быстро снижалось; поскольку Соединенные Штаты только что пережили две мировые войны, политики опасались возникновения новой. Для того, чтобы оплатить Корейскую войну, администрация Эйзенхауэра, как известно, повысила налоги, вместо того чтобы полагаться в основном на заемные средства. Однако в годы, которые пришлись на период после мирового финансового кризиса, длительные периоды очень низких процентных ставок заставили усомниться некоторых ведущих экономистов в этом традиционном подходе.
Опираясь на свою влиятельную теорию "вековой стагнации", бывший министр финансов США Лоуренс Саммерс предположил, что в долгосрочной перспективе реальные процентные ставки (с поправкой на инфляцию) будут оставаться низкими из-за таких факторов, как неблагоприятная демографическая ситуация, низкий рост производительности труда и неизменно слабый общемировой спрос. Другие экономисты, как, например, Пол Кругман и бывший главный экономист МВФ Оливье Бланшар, предположили, что нет худа без добра и поэтому у вековой стагнации тоже есть свой положительный момент: стабильно низкие ставки позволяют правительству агрессивно проводить фискальную политику, не слишком задумываясь о её цене. Считалось, что при нормальном экономическом росте налоговые поступления будут неуклонно увеличиваться более чем в достаточном объеме и, по крайней мере, в среднем смогут покрывать стремительно растущие процентные выплаты по обслуживанию государственного долга. Действительно, ситуация с процентными ставками в 2010-х годах была настолько позитивной, что некоторые экономисты, включая сторонников современной денежной теории, утверждали, что риск увеличения дефицита бюджета невелик даже при быстром росте экономики. Согласно этой точке зрения, разделяемой прогрессивными политиками, такими как член Палаты представителей США Александрия Окасио-Кортес и сенатор Берни Сандерс, дефицитное финансирование представляло собой недорогой способ инвестиций в систему социальной защиты, включая амбициозные меры по борьбе с изменением климата и снижению неравенства.
Справедливости ради, надо сказать, что среди демократов не наблюдалось единодушия в вопросе об использовании госдолга в качестве экономического стимула. Даже Байден, несмотря на то, что допустил огромный дефицит бюджета ради финансирования приоритетных задач развития, дал ясно понять, что в долгосрочной перспективе он надеялся покрыть эти расходы за счет повышения налогов. И Байден, вполне возможно, именно это бы и сделал, если бы в Сенате США в его времена преобладало демократическое большинство. В противоположность администрациям президентов-демократов, республиканские администрации продолжали придерживаться другого подхода: размеры бюджетного дефицита не имеют значения, если он используется для компенсации налоговых сокращений, поскольку увеличение темпов экономического роста со временем превратит дефицит в профицит. Несмотря на то, что данное утверждение широко признавалось преувеличением, тем не менее, общее мнение, в том числе на Уолл-стрит, заключалось в том, что политика сверхнизких процентных ставок спасёт ситуацию, даже если дополнительный рост, достигнутый за счет сокращения налогов, окажется недостаточным.
По мере того, как споры о госдолге становились все более политизированными, тех экономистов, которые подвергали сомнению господствующую догму (о том, что процентные ставки будут оставаться низкими всегда), стали считать инакомыслящими, которых следует избегать. Однако любой, кто стал бы анализировать колебания процентных ставок на достаточно большом историческом интервале, признал бы, что возврат к более высоким ставкам — вполне реальная и даже весьма вероятная возможность. Давайте рассмотрим процентную ставку по десятилетним казначейским облигациям США с учетом инфляции, которые часто используются в качестве мерила реальной процентной ставки в экономике. В период с сентября 2007 года по сентябрь 2012 года ставка по десятилетним облигациям упала примерно на три процентных пункта, что вряд ли можно объяснить такими долгосрочными тенденциями, как демографический спад или же падение производительности труда. Гораздо более правдоподобным объяснением этому явлению стал затяжной мировой финансовый кризис и его последствия. Как и в случае с другими финансовыми кризисами прошлого, указанные последствия в конечном итоге сойдут на нет, и можно предположить, что эпоха сверхнизких процентных ставок также вполне мажет закончиться.
Правда, некоторые факторы, которые могли способствовать сильному снижению процентных ставок, сохраняются и сегодня (включая старение населения в большинстве развитых стран). Однако есть множество оснований полагать, что долгосрочные процентные ставки останутся высокими и в будущем. Прежде всего, рост госдолга, наблюдаемый во всём мире, оказывает давление на ставки в США, особенно в условиях интегрированных рынков капитала. Например, среднее соотношение чистого долга к ВВП в странах "Большой семёрки" выросло с 55% в 2006 году до 95% сегодня. Более того, Соединённые Штаты — это даже не самый худший из нарушителей: у Японии, например, соотношение чистого долга к ВВП составляет 134% (при этом её государственный долг составляет колоссальные 235% ВВП); в Италии это соотношение составляет 127%, во Франции — 108%, а в Соединённых Штатах — 98%. Среди других факторов, влияющих на повышение процентных ставок, назовем следующие: активность популистских партий во многих странах мира, которые выступают за увеличение расходов внутри страны; гигантский уровень энергопотребления со стороны искусственного интеллекта, что порождает огромный спрос на инвестиции; тарифные войны и фрагментация мировой торговли, что вынуждает компании вкладываться в возвращение производственных операций из-за рубежа, а для этого нужны огромные заимствования; а также постоянно растущие затраты, которые необходимы для подготовки к последствиям изменения климата и для их устранения. Приняв во внимание вышеперечисленные тенденции, некоторые экономисты начали пересматривать радужные прогнозы 2010-х годов; правда, Вашингтон пока что особой активности здесь не проявляет. А при наличии высоких процентных ставках, большом государственном долге, политических потрясениях и проблемах с независимостью центрального банка существует реальный риск того, что при возникновении какого-то очередного экономического потрясения последствия могут спровоцировать более масштабный коллапс.
ВЕЛИКОЕ ФИНАНСОВОЕ ПОДАВЛЕНИЕ
Вопрос о том, как и когда может возникнуть долговой кризис в США, — это, образно говоря, вопрос почти о 37 триллионах долларов. В одном из сценариев указывается следующая причина такого кризиса: крах доверия инвесторов к казначейским облигациям США, или, как по этому поводу выразился еще в мае генеральный директор JPMorgan Chase Джейми Даймон, возникновение "трещины на рынке облигаций", т.е. резкого роста процентных ставок, который выявил еще более масштабную проблему. И это отнюдь не преувеличение, как может показаться на первый взгляд: всё дело в том, что прежде, чем неожиданно начаться долговые кризисы зачастую развиваются незаметно — порой кажется, что они будут развиваться бесконечно. С другой стороны, растущие опасения инвесторов на счет сохранности своих денег могут через много месяцев и даже лет привести к постепенному росту доходности казначейских облигаций в течение многих месяцев или даже лет.
Сам по себе рост процентных ставок еще не является кризисом. Проблемы с долгом могут привести к снижению цен на акции и жильё, затруднить бизнес-инвестиции и увеличить стоимость обслуживания государственного долга. Если такой процесс будет развиваться медленно, то у правительства будет время на реакцию. Если же правительство не примет решительных мер (например, не сможет покрыть текущий бюджетный дефицит и не продемонстрирует финансовую честность), то рынки почувствуют угрозу, процентные ставки вырастут ещё больше и правительству придётся принять ещё более серьёзные корректировки, чтобы стабилизировать ситуацию. При сохранении высокой процентной ставки по долгу, уровень доверия бизнеса и потребителей останется на низком уровне, а экономический рост застопорится. Привычное для США решение — поддерживать гигантский бюджетный дефицит — может привести к обратному эффекту и еще бо̀льшему увеличению процентных ставок. Для того, чтобы выбраться из подобной ситуации, не применяя сокрушительных мер жесткой экономии, правительство почти наверняка прибегнет к нетрадиционным мерам, которые на сегодняшний день зачастую ассоциируются с развивающимися рынками.
Во-первых, Соединенные Штаты могут объявить дефолт (в юридическом смысле) по своим долгам. Они уже это делали раньше. Скажем, в 1933 году президент Франклин Рузвельт отменил так называемую "золотую оговорку" в отношении госдолга, т.е. гарантированное право кредиторов получать вместо долларов выплаты в золоте по цене 20,67 доллара за тройскую унцию. В следующем году курс обмена долларов на золото был установлен на уровне 35 долларов за унцию, что привело к резкому обесценению валюты. В весьма спорном деле Верховный суд в 1935 году постановил, что отмена Рузвельтом "золотой оговорки" по государственному долгу действительно являлась дефолтом. Однако под огромным политическим давлением со стороны президента суд одновременно постановил, что кредиторы не имеют права на компенсацию, поскольку ущерб им не был причинен. Вы это серьезно? Для иностранных центральных банков по всему миру, которые держали казначейские облигации США, полагая, что они столь же ценны, как и золото, дефолт 1933 года оказался весьма болезненным событием.
Учитывая тот факт, что Соединенные Штаты могут печатать доллары, а не отказываться от обслуживания долга, возникает гораздо более простой вариант — использовать высокую инфляцию для достижения частичного дефолта. Конечно, независимость ФРС представляет собой существенное препятствие, но в условиях настоящего кризиса отнюдь не непреодолимое. Независимость ФРС не предусмотрена Конституцией, и у президента есть множество способов побудить ее снизить процентные ставки. Первый, очевидно, заключается в том, чтобы назначить такого председателя ФРС, который будет считать, что радикальное снижение процентных ставок — в национальных интересах, даже если оно приведет к инфляции. Однако это решение имеет ограничения (тут надо напомнить тот факт, что председатели ФРС занимают свои должности четыре года, а Верховный суд в своем майском решении указал, что президент не может уволить председателя из-за разногласий по политическим вопросам). Более того, председатель ФРС возглавляет Федеральный комитет по операциям на открытом рынке ФРС США (FOMC), в который входят семь управляющих ФРС в Вашингтоне, президента Федерального резервного банка Нью-Йорка и четыре представителя 11 региональных Федеральных резервных банков, которые входят в состав (FOMC) на ротационной основе. Эти должности как правило сменяются нечасто; полный срок полномочий управляющего ФРС составляет 14 лет, и только одна позиция гарантированно откроется в 2026 году.
Однако при содействии Конгресса президент США может сделать гораздо больше. Например, Конгресс может предоставить министерству финансов право определять целевую краткосрочную процентную ставку ФРС при условии возникновения национальной чрезвычайной ситуации, включая долговой кризис. Примерно это самое и произошло во время Второй мировой войны и сразу после нее. Президент также может назначить в Совет управляющих ФРС новых членов, подобно тому, как в 1930-е годы Рузвельт угрожал сделать это в отношении Верховного суда. Мы даже представить себе не можем, куда может завести нашу страну противостояние подобного масштаба между ФРС и президентом США. Но даже если ФРС подчинится и резко снизит ставки, инфляция не станет тем универсальным спасением, как считают некоторые. В то время как по-настоящему масштабная гиперинфляция, подобная той, что возникла в Германии после Первой мировой войны, фактически списала бы государственный долг, она вместе с тем уничтожила бы и остальную экономику — спросите об этом граждан Венесуэлы и Зимбабве, которые уже в нынешнем столетии пострадали от ужасающей гиперинфляции. Более правдоподобный сценарий был бы таким: несколько лет инфляции в стиле 1970-х годов (в 1979 году в США общая инфляция достигла более 14%) обрушили бы стоимость долгосрочных облигаций, но при этом оказали бы меньшее влияние на краткосрочный долг, который пришлось бы рефинансировать по более высоким процентным ставкам — и столь длительный и значительный всплеск, скорее всего, нанес бы огромный ущерб как экономике США, так и мировой экономике.
Один из способов совладать с последствиями инфляции заключается в том, чтобы использовать её в сочетании с финансовым подавлением. В рамках этой стратегии делается следующее: правительство помещает госдолг в финансовый сектор через банки, пенсионные фонды и страховые компании, при этом центральный банк, как правило, также скупает его в огромных объёмах. Создавая обширный рынок для государственного долга, правительство может снизить процентную ставку, которую ему приходится платить, и значительно уменьшить вероятность внезапного отказа от своих облигаций. Финансовое подавление можно усилить, ограничив доступ к другим активам, которыми люди могут владеть, или введя контроль над процентными ставками. Это вовсе не так экзотично, как кажется: правительства во всем мире использовали финансовое подавление на протяжении большей части современной истории. Так, после Второй мировой войны правительства активно использовали финансовое подавление, чтобы с помощью инфляции избавиться от огромного государственного долга. Без финансового подавления значение госдолга США по отношению к ВВП, судя по всему, продолжало бы расти на интервале с 1945 по 1955 год; однако вместо этого он упал более чем на 40%. В некоторых государствах, в частности, в Великобритании, результаты были ещё более впечатляющими. Сегодня стратегия финансового подавления особенно распространена на развивающихся рынках, но Европа использовала финансовое подавление для поддержания евро во время европейского долгового кризиса, а Япония применяла эту стратегию в ещё больших масштабах: доля государственного долга, которую держит Банк Японии, составляет почти 100% ВВП страны.
После мирового финансового кризиса Соединённые Штаты также применяли стратегию финансового подавления посредством финансового регулирования и покупки Федеральной резервной системой долгосрочных казначейских облигаций. В крайнем случае, они могли бы сделать гораздо больше. Финансовое подавление особенно эффективно в условиях высокой инфляции, когда рынки обычно повышают процентные ставки по госдолгу. С другой стороны, финансовое подавление негативно влияет на долгосрочный рост, поглощая те банковские финансы, которые могли бы идти инновационным компаниям в частном секторе. Использование финансового подавления для борьбы с высоким уровнем госдолга — это далеко не единственная причина низких показателей экономического роста Японии за последние десятилетия, но, безусловно, одна из главных.
Как показал опыт Японии, финансовое подавление отнюдь не станет панацеей для США. По сути, оно эффективно только в отношении отечественных вкладчиков и финансовых учреждений, которым сложно избежать скрытого налога на свои сбережения и доход. Если бы Вашингтон применил стратегию финансового подавления в больших масштабах, то тогда иностранные инвесторы, на долю которых сейчас приходится почти треть госдолга США, попытались бы бежать, и остановить их, не прибегнув к прямому дефолту, было бы непросто. Более того, экономика США сильно зависит от финансового сектора, который обеспечивает функционирование инновационной экономики. И подобно тому, как издержки инфляции в наибольшей степени ощущают люди с низким уровнем дохода, — точно так же именно на них будут сказываться и последствия финансового подавления, поскольку у людей богатых есть обходные пути.
Наряду с дефолтом, мерами жесткой экономии, инфляцией и финансовым подавлением, появляется новый перспективный вариант борьбы с высоким уровнем госдолга, все плюсы и минусы которого пока не до конца ясны. Речь идет о криптовалюте — долларовых стейблкоинах. В отличие от традиционных криптовалют, таких как биткоин, курс которых в долларах сильно колеблется, стейблкоины привязаны к доллару, как правило, в соотношении один к одному. Новое законодательство США, принятое Конгрессом в 2025 году, пытается заложить четкую нормативную базу, требуя, чтобы долларовые стейблкоины США содержали казначейский долг и гарантированные федеральным правительством банковские депозиты для (почти) полной выплаты всеми держателям стейблкоинов в том случае возникновения кризисной ситуации. Данное требование потенциально могло бы привести к созданию замкнутого пула стейблкоинов, эмитенты которых будут владеть значительными объемами казначейских векселей. Если стейблкоины будут конкурировать за средства, которые обычно выделяются банкам, то с их помощью можно будет перенаправлять банковские депозиты в сферу казначейского долга. Учитывая ряд нерешённых вопросов, связанных с риском массового изъятия стейблкоинов и контролем их оборота (для предотвращения использования стейблкоинов в преступных целях или же для уклонения от уплаты налогов), то мы увидим, что на данный момент не вполне ясно, будет ли новое законодательство способствовать стабильности или станет её подрывать.
В принципе, ФРС резервная система также сможет выпустить собственный стейблкоин (или цифровую валюту центрального банка). Это также будет конкурировать с банковскими депозитами и направлять сбережения на погашение государственного долга, если только эти средства не будут, в свою очередь, использоваться для кредитования частного сектора, из-за чего могут возникнуть свои проблемы. Цифровая валюта ФРС будет отличаться от стейблкоинов и по другим важным характеристикам. Во-первых, она, по замыслу, будет полностью подкреплена доверием и кредитом правительства Соединённых Штатов, и, по-видимому, отслеживать её использование будет легче. С другой стороны, конкурентоспособные стейблкоины частных институтов, вполне вероятно, будут гораздо более инновационными, передовыми. Несмотря на тот факт, что ни один из доступных вариантов решения проблемы раздувания размеров госдолга не является особенно привлекательным, тем не менее, необходимо, чтобы правительство стало их серьезно рассматривать. Вашингтон должен быть готов не только к грядущему потрясению, если оно вдруг возникнет, — политики и высшие должностные лица должны ясно себе представлять все последствия, которые произойдут в том случае, если правительство США продолжит исходить из того, что Соединенные Штаты вообще никогда не столкнутся с долговым кризисом.
КОНЕЦ ИМПЕРИИ
Слишком уж долго Вашингтон предпочитал ничего не видеть, игнорируя масштабную проблему госдолга и надеясь, что ключ к ее решению — возвращение к невероятно высоким темпам экономического роста и низким процентным ставкам. Однако США приближаются к тому моменту, когда государственный долг может подорвать не только экономическую стабильность нашей страны, но и то основание, на котором зиждилось её мировое господство на протяжении многих десятилетий, включая военные расходы, которые Соединенные Штаты использовали, начиная с послевоенного времени, для поддержания огромного влияния доллара на мировую финансовую систему. Ни одна страна в истории — будь то Испания в XVI веке, Нидерланды в XVII веке или Великобритания в XIX веке — не смогла обеспечить доминирование своей валюты, не будучи при этом сверхдержавой.
У США есть возможность избежать долгового кризиса. И экономисты-трамписты, и прогрессивные экономисты (Прогрессивные экономисты придерживаются концепции "смешанной экономики" — прим. ИноСМИ), которые рассчитывают на то, что дивиденды от роста в конечном итоге перевесят затраты на проценты по высокому госдолгу, — все они могут оказаться правы. Однако политика наращивания госдолга, проводимая как Республиканской, так и Демократической партиями в первой четверти XXI века, остается одним из рисковых элементов — "крупная ставка, но малая вероятность выигрыша", особенно это нужно иметь в виду нашей стране, которая хочет сохранить доминирующее положение до конца этого столетия и в дальнейшей перспективе. Порой приходится слышать: сколь бы высоким ни был госдолг США, это никак не повлияет на способность нашей страны бороться с финансовыми кризисами, пандемиями, климатическими явлениями и войнами; однако, это убеждение, безусловно, станет тормозом для развития нашей страны и его все сложнее и сложнее придерживаться — достаточно посмотреть на текущую тенденцию, которая просматривается в изменении дефицита госбюджета.
Невозможно предсказать, как и когда долговой пузырь в США может лопнуть и какими будут последствия — меры жёсткой экономии, высокая инфляция, стратегия финансового подавления, частичный дефолт или даже сочетание всех этих факторов. Имеются веские основания полагать, что инфляция будет сильно выраженной, как это было в 1970-х годах. Как бы то ни было, долговой кризис будет дестабилизировать Соединённые Штаты и всю мировую экономику целиком, а также нанесет удар по статусу доллара как мировой резервной валюты. Если эту ситуацию не остановить, то позиции нашей страны в мире будут поколеблены.