Летом постановки на открытом воздухе становятся важной частью театрального мира. Forbes Life рассказывает про один из самых масштабных проектов 2025 года — «Божественную комедию» театральной компании «Эскизы в пространстве» Сельского театра драмы и комедии в деревне Фомиха, который идет 12 часов в ночном лесу и на реке Нерль во Владимирской области
Современный российский театр развивается по принципу центробежности, на лето разъезжаясь по фестивалям: «Аулак» в Альметьевске, «Выкса-фестиваль» в Нижегородской области, «Толстой» в Ясной Поляне под Тулой, «Вахтанов. Путь домой» во Владикавказе, «Сенокос» в Суздальском районе Владимира. Особую атмосферу здесь создают спектакли-шествия, объединяющие участников спектакля и зрителей.
Театровед Вадим Щербаков, отвечая на вопрос Forbes Life, с чем связана растущая популярность этого жанра, говорит, что они отражают «средневековизацию» общественного сознания. «Они дают ощущение праздника и легко считываемые смыслы. Плюс променад на чистом воздухе. Прямо как городские мистерии позднего Средневековья», — говорит Щербаков.
Один из самых масштабных спектаклей этого лета — «Божественная комедия» режиссеров Дмитрия Максименкова и Дмитрия Мышкина. Такое у Заполицкой ГЭС на Нерли под Владимиром можно увидеть не каждый день: люди в ярких костюмах, женщины в платьях и на каблуках выходят из автобусов и автомобилей. У обочины выстроилась группа то ли грибников, то ли походников. Эти 35 человек готовы посмотреть спектакль-мистерию компании «Эскизы в пространстве» в Сельском театре драмы и комедии в Фомихе, который поддерживает бизнесмен, меценат Дмитрий Разумов. Обещают девять кругов ада в ночном владимирском лесу.
Зрители «Божественной комедии» выстраиваются в длинную очередь на обочине грунтовой дороги. Она упирается в деревянный стол, где стоят мужчина и женщина в черном и с венками из желтых полевых цветов на головах. Здесь требуют сдать мобильные телефоны, документы и подписать контракт, который начинается так: «Земную жизнь пройдя до половины, я сдал мобильный телефон».
Понятно: дантовская прогулка по ночному лесу иных средств связи, кроме божественной, не предполагает. Группа движется вдоль реки Нерль. В кукурузном поле образуется просвет, а там — тропинка, выстланная красной корой. На поляне накрыт длинный деревянный стол со множеством блюд. «Что-то уже начинает холодать», — жалуются друг другу девушки в легких кофтах. Музыканты исполняют мелодию ада, полную дисгармонии и хаоса.
Две хрупкие актрисы в обтягивающих трико, объединенные головным убором (словно симамские близнецы) с вышитой красным надписью «Ад», подают запеченную рыбу. Появляется Вергилий — это философ-дантовед Евгений Добров с модными рыжими усами. В роли гида-экскурсовода по дантовскому Аду он подробно рассказывает о произведении.
Над полем поднимается гигантский портрет Данте. Символический образ флорентийского поэта в красном плаще и капюшоне, с лавровым венком, смотрящий на поле и реку, поднятый на деревянных реях двумя актерами, напоминает выносную икону и одновременно кадр из фильма «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова с гигантским портретом Сталина. Тут начинается ливень и зрители стремительно бегут на переправу к реке.
Они прыгают на небольшой плот и пытаются стоя балансировать, хватаясь друг за друга, чтобы не упасть в ледяную воду без спасательных жилетов — начинается путешествие по девяти кругам Ада. Действие эпизодично, из ночной тьмы фонариком проводник выделяет те или иные сцены, декорации и костюмы условны, и зрители смотрят молча, не позволяя себе даже реплик. То ли насыщенно думают, пытаясь проанализировать увиденное, то ли концентрируют физические силы.
«Спектакли-променады стали важным атрибутом театральных фестивалей довольно давно. Уже несколько десятилетий назад Авиньонский фестиваль непременно включал в свою программу постановки, которые могли начинаться на рассвете или на закате. Приглашали своих зрителей на кладбище или в пустующую церковь, — рассказывает театровед Ольга Егошина. — Иногда спектакли-променады преследуют познавательные цели: рассказывают своим зрителям-участникам экскурсий историю города, или великого человека, или какого-либо исторического события. Иногда такие променады направлены на то, чтобы погрузить их участников в переживание нового для себя состояния».
Исследователь театра вспоминает, как смотрела третью часть трилогии Ромео Кастелуччи по «Божественной комедии» Данте «Рай» в Авиньоне в 2008 году: «Зрителей маленькими группами по три человека запускали в старинную полуразрушенную церковь целестинов. Там вы оказывались в пространстве, заполненном водой и сиянием театральных софитов. Звучала музыка сфер. И звуки капающей воды. В течение пяти–семи минут зритель мог ощутить себя в инобытии. А потом тебя просили на выход и запускали следующую партию».
В случае с «Божественной комедией» попытка разгадать в очередном мини-акробатическом номере библейскую отсылку требует предельной концентрации. Полифония актерских голосов воспроизводит стихи Малевича и «Диалоги» Платона, термометр опускается до +12°C, и концепция Данте выглядит выстраданной: в девятом кругу Ада нет надежды, только холод.
Замерзших зрителей не менее продрогший Вергилий выводит из леса к палаточному лагерю. Там уже разбиты промокшие палатки в лужах с тонкими летними спальниками, не приспособленными к холодной августовской ночи. На рассвете, в четыре часа утра, уже слышен звон колокольчиков, стук железа и даже мычание коровы — это актеры в белых одеяниях зовут продолжить действие. Уставшие физически и морально зрители с облегчением выбираются из палаток и греются под первыми лучами солнца. Стоя в очереди к уличному туалету без замка, они шепчут, как всю ночь мерзли и скатывались в спальниках под горку.
«Мы задумали этот спектакль как путь — физический, эмоциональный, духовный. Это не просто история Данте, это переживание предела, встречи с собой, с тьмой и светом. Нам важно, чтобы зритель не просто посмотрел, а прошел этот путь сам — ощутил, как жизнь становится искусством, а природа — сценой», — пишет в буклете к спектаклю автор концепции, режиссер и художник-постановщик Ира Михейшина.
После ночных страданий появление солнца действительно кажется божественным чудом. Медленное утреннее шествие, напоминающее крестный ход, выводит зрителей в Рай к накрытому столу. Звучат тихие итальянские мелодии, завтрак становится своеобразным причастием, отпущением грехов и облегчением. Если в Аду говорили текст и следовало постоянное движение, то в Раю ключевая сцена — несколько минут молчания, когда актеры замирают на поляне, а за ними встает солнце. Спектакль окончен — вновь встав на плот, зрители уплывают в цивилизацию.