Помимо издания Миланского эдикта и созыва Вселенского Собора в Никее, третьим важнейшим деянием императора Константина стало создание новой столицы империи — на Босфоре, на месте древнего Византия, названной в честь своего основателя Константинополем, а по-другому также и Новым Римом, ибо этот город стал новым центром Римской империи.
Сразу после Собора Константин отправился в паломничество в Палестину. Вернувшись в Никомидию, он стал готовиться к отъезду на Запад. В начале 326 г. он вместе со всей семьею, кроме матери, оставшейся на Святой Земле, выехал в Италию, чтобы отпраздновать двадцатилетие своего правления в столице империи. Путь в Рим лежал через Наисс, где он явился на свет, Сирмий, Аквилею и Медиолан.
В столицу Константин прибыл в июле. В Риме он столкнулся с плохо скрываемым недовольством языческого большинства сенаторов его новой религиозной политикой. Константин принял вызов. В честь его приезда 15 июля состоялось традиционное торжественное шествие от храма Кастора и Поллукса на форуме до храма Марса за городским померием, и, поскольку оно сопровождалось жертвоприношением, сам Константин отказался участвовать в нем, тем самым откровенно обнаружив свою приверженность христианству. Этот его поступок вызвал раздражение у римских язычников. Римляне были задеты и тем, что Константина окружали выходцы с востока империи. Комментируя нарастание напряжения, биограф императора Дж. Бейкер писал: «Римляне уже посмеялись над их одеждой из шелка и атласа. Теперь пришел их черед напомнить римлянам, что люди в шелках и атласе — старые профессиональные воины, которые не могут удержаться от соблазна посмеяться над римскими воинами-любителями… «Любители» были в ярости… Этот инцидент вызвал столь резкую реакцию, что императорский двор в Риме оказался практически в полной изоляции. Сам Константин не мог пройти по улицам города без того, чтобы не оказаться объектом нападок со стороны прохожих» [1].
На императорском совете, созванном в связи с устраиваемой Константину обструкцией, предлагалось применить оружие для предотвращения открытого мятежа. Император, однако, не находил ситуацию опасной для его власти, видимо, понимая неспособность мятежных римлян к вооруженной борьбе. Поэтому, когда «некий придворный сообщил: статую императора забросали камнями и разбили ей голову… Константин провел по голове и произнес: “Нельзя сказать, чтобы я это заметил!”» [2] И все же при всем его великодушии и благодушии обстановка становилась нервозной.
Пребывая в столице, император позаботился о сооружении в ней христианских церквей. На окраине города, по дороге на Остию, где, по преданию, был усечен мечом апостол Павел, он повелел построить базилику в честь апостола, главной святыней которой стала его гробница. Еще один храм, в честь апостолов, был тогда сооружен у Аппиевой дороги. Рассказывают, что Константин собственноручно перенес на стройке церкви двенадцать корзин со строительным бутом — каждую в память об одном из Двенадцати учеников Спасителя. За два года до прибытия императора в Рим в нем, на Ватиканском холме, вблизи цирка Нерона, был заложен храм, посвященный апостолу Петру. Его освящение состоялось в присутствии Константина 18 ноября 326 г. Так Рим обретал облик христианского города.
Но в конце 326 г. император покинул Рим и отправился на Восток. Открыто выражаемая неприязнь римлян и плохо скрываемое недружелюбие бессильного, но почтенного ввиду своей древности римского сената укрепляли Константина в решимости поменять столицу империи. Первый шаг к этому сделан был уже Диоклетианом, устроившим свою резиденцию в Никомидии. С тех пор местопребыванием императоров бывали разные города, а точнее говоря, военные лагеря, расположенные в этих городах или поблизости от них, так что подобными временными и неофициальными столицами служили, помимо Никомидии, Сирмий на Балканах, Медиолан в Италии, Трир на Рейне и Эбурак (Йорк) в Британии. Между тем еще со времен Антонинов центр тяжести империи — экономический и демографический — переместился из Италии на Восток, а в культурном отношении грекоязычные провинции доминировали еще со времени их завоевания Римом. Римская элита давно уже стала двуязычной, одинаково хорошо владея и родным латинским, и греческим языками. Самые опасные военные угрозы также находились на востоке. Сильнейшим и потому главным противником Рима в течение многих веков служила Парфия, которая с воцарением Сасанидов сбросила с себя вместе со свергнутой династией эллинистическую оболочку и вновь стала Ираном.
С Никомидией у императора были связаны грустные воспоминания о своем «почетном» заложничестве при дворе Диоклетиана и затем об угрожавшей ему там смертельной опасности, когда властителем восточной части империи стал Галерий. Латиноязычный иллириец по рождению, Константин одно время собирался устроить новую резиденцию в Сардике (современная София), расположенной вблизи его родного города Наиса. Но стратегические соображения побудили его искать место для новой столицы дальше на востоке. Одним из вариантов рассматривались Фессалоники, но это был большой город, который мог быть лишь приспособлен к новой для себя роли, а идея Константина заключалась в том, чтобы создать город, который бы не нес на себе несмываемой печати прошлого. Это был замысел, подобный тому, который 14 столетий спустя на севере Европы осуществил другой великий реформатор. Возникла идея воздвигнуть новую столицу на месте к тому времени уже ушедшей в землю Трои, овеянной древними героическими воспоминаниями и где при этом ничто не мешало строить совершенно новый город на месте, лишенном застройки. Эта мысль подкреплялась и официальным мифом о происхождении римлян от бежавшего из горящей Трои Энея, так что перенос столицы из Италии на Восток представал в архаико-мифологическом воображении как возвращение римлян на свою исконную родину. Но пассеистские мечты, к тому же замешанные на языческих древностях, уступили место трезвым стратегическим соображениям реального политика. На какое-то время внимание Константина задержалось на небольшом городке, расположенном на азиатском берегу Мраморного моря, вблизи впадения в него Босфорского пролива, — Халкидоне, и наконец был сделан идеальный выбор: европейский берег Босфора — город Византий, в прошлом значительный, но пришедший в упадок после ряда разорений, которым он подвергся в войнах последних столетий, особенно при Септимии Севере, приказавшем, правда, его восстановить, но и в заново отстроенном виде он не мог сравниться с тем городом, который был им же разрушен.
Византий был расположен в самом узле коммуникаций, связывавших припонтийский север с Восточным Средиземноморьем, а также, в перекрестном направлении, Европу с Азией. Глубокая бухта Золотого Рога, к которой он примыкал, представляла несравненные возможности для устройства в ней торгового порта и военно-морской базы, она также превосходным образом защищала город, который с трех сторон окружен был морскою водой: Мраморным морем, Босфором и самим Золотым Рогом, так что оставалась лишь одна из четырех сторон, где город соприкасался с сушей и где поэтому с несравненно меньшими затратами, чем, например, в Риме, можно было выстроить крепостную стену, протяженность которой, если бы новая столица осталась в стенах древнего Византия, могла бы составлять не более одного километра. Но, разумеется, город нового назначения занял гораздо больше пространства и впоследствии распространялся в западном направлении: расстояние между морем и Золотым Рогом увеличивалось, в связи с чем не раз после Константина строились новые стены, более протяженные, чем оставляемые позади них. Были воздвигнуты городские укрепления и там, где защитой служили уже самые морские воды, но в результате их построения эта защита становилась еще более непреодолимой, так что в течение без малого девяти столетий, прошедших со времени основания новой столицы империи, ее бесчисленным врагам, много раз осаждавшим город, ни разу не удалось его взять.
Константинополь расположен на холмистой местности, пересеченной долиной, которая проходит от Золотого Рога до Мраморного моря. Поскольку город был назван Новым Римом, в нем, по подобию столицы империи на Тибре, также насчитывали семь холмов, лишь один из которых занимал древний Византий, что дает представление о масштабах градостроительного деяния, предпринятого императором. К западу от города высота местности над уровнем моря повышалась, приобретая уже горный вид. На северо- запад от Константинополя лежат Родопы, представляющие собой южную и самую высокую цепь Балканских гор.
Новую столицу заложили в местности с исключительно благоприятным климатом, теплым, но не жарким — со средней температурой января около 6, а июля — около 24 градусов. Продуваемый с разных сторон, особенно часто черноморскими ветрами, город не знает изнурительной жары даже в самое теплое время года. Зимой температура редко опускается ниже нуля, снег временами идет, но сразу тает, осень бывает долгой, мягкой и сухой, дожди чаще выпадают зимой и весной, которая быстро превращается в теплое, но не жаркое лето.
Четвертого ноября 328 г. — по местному греческому календарю шел первый год 276-й олимпиады — была совершена закладка Нового Рима, сопровождавшаяся как христианским богослужением, так и языческими церемониями, включавшими предварительные ауспиции и затем инаугурацию, которую возглавил иерофант Претекст — некоторые историки, в частности Я. Буркхард [3], называют его великим понтификом, но это недоразумение, поскольку эту должность, как вершину римской сакральной иерархии, со времен Цезаря и Августа занимал император. Роль эллинского жреца, телесты, выполнил при закладке Нового Рима философ неоплатонической школы Сопатр, которого в ту пору приблизил к себе Константин. Существует предание, известное из сочинения арианина Филосторгия — продолжателя «Церковной истории» Евсевия, что когда императора, который «шел с копьем в руке, обозначая новую границу города и шел все дальше и дальше, один из тех, кто его сопровождал, спросил: “Как далеко хочешь ты уйти, господин?”, тот ответил: “Пока не остановится Тот, Кто идет впереди меня” [4]. У Филосторгия этот диалог нашел осмысление в христианском контексте.
После закладки города началось интенсивное строительство, и, когда были воздвигнуты основные сооружения, 11 мая 330 г. состоялось его освящение. Параллельные христианскому богослужению, совершенному епископом этого города святым Александром, языческие церемонии исполнялись и на этот раз, но без особой пышности и без присутствия на них Константина, допущенные лишь из уважения императора к религиозной свободе язычников, которые на основании Миланского эдикта имели одинаковые права с христианами. Но в этот день давались блестящие цирковые игры, увлеченным зрителем которых был и сам император. В канун торжеств языческий философ Канонарид «прилюдно прокричал императору: “Не пытайся возвыситься над нашими предками, ибо ты обратил наших предков… в ничто!” Константин заставил философа приблизиться и стал убеждать его отказаться от этой апологии язычества, но тот воскликнул, что хочет умереть за своих предков, и был… обезглавлен»[5].
В центре новой столицы был установлен так называемый мильный столб, подобный тому, что стоял на республиканском форуме Древнего Рима, и служивший точкой отчета расстояний на всех дорогах, которые вели из города: главными были маршруты на Адрианополь и Фессалоники. Это была площадь, окруженная со всех сторон четырьмя триумфальными арками. В 500 метрах к югу от мильного столба был устроен гигантский ипподром, в центре которого возвышалась «змеиная колонна», привезенная из Дельф. Она служила там подставкой для золотого треножника, сооруженного за счет союзных греческих полисов, одержавших победу над персами при Платее. Колонна, сохранившаяся поныне, представляет собой три бронзовых змеиных туловища, свившихся в спираль. Винтовая лестница вела из ипподрома в расположенный с его восточной стороны императорский дворец, в комплекс которого входили также военные казармы и плацы. Позже, при сыне Константина, Констанции, вблизи дворца была сооружена христианская церковь в честь Премудрости Божией — Святая София, два столетия спустя, при Юстиниане, подвергшаяся радикальной перестройке. Неподалеку выстроено было грандиозное подземное хранилище дождевой воды, получившее название цистерны «1001 колонны».
На полпути от мильного столба до дворца находилась рыночная площадь Византия, переименованная в Августейон, с расположенными на ней языческими храмами в честь покровительницы Византия богини Реи и богини судьбы Тихе, считавшейся защитницей Рима. Там же стоял и христианский храм, построенный ранее основания новой столицы и по повелению Константина значительно расширенный и посвященный Божественному миру — Ирине. Во времена султанов храм служил военным складом и дошел до наших дней. За Божественной литургией, совершенной в этой церкви 11 мая, присутствовал святой Константин. От этой литургии и берет начало официальная история Константинополя. Много других христианских церквей, существовавших некогда в Новом Риме, но потом утраченных, восходят ко временам Константина.
На запад от мильного столба шла главная улица столицы — Месса. На пересечении этой улицы, существовавшей еще в древнем Византии, с крепостной стеной, выстроенной при Септимии Севере, был разбит форум — площадь овальной конфигурации, отделанная мрамором, в центре которой поставили порфирную колонну высотой более тридцати метров, доставленную из египетского Гелиополиса. В цоколь колонны вложили христианские реликвии, и среди них сосуд с миром Марии Магдалины, а на верху колонны была водружена созданная Фидием статуя Аполлона, голова которой была заменена портретным изображением императора Константина в ореоле из солнечных лучей. В правой руке он держал скипетр, а в левой — державу с частицей Креста Господня, обретенного святой Еленой в Иерусалиме.
По распоряжению императора новая столица была украшена многочисленными статуями, доставленными из разных городов империи, главным образом из Эллады и Ионии, но также из Рима, откуда привезли скульптуры императоров. Там, где при Констанции был воздвигнут храм Святой Софии, перестроенный святым Юстинианом, было установлено 427 статуй. Едва ли не большую часть из них составляли изображения языческих божеств, но в Константинополь их переносили не для поклонения, а для того, чтобы они украсили город. Исключительно эстетическое восприятие античной пластики и всего вообще искусства языческой древности, столь характерное для Нового времени, восходит к тому концепту имперской столицы, который принадлежит первому христианину в чреде императоров Рима. Среди скульптур, перемещенных в Новый Рим, были и настоящие шедевры: Зевс из Додоны, Афина из Линдоса и даже статуи Фидия и Лисиппа. До нас из всех этих шедевров дошли, правда, уже не в Константинополе, разграбленном крестоносцами в 1204 г., а в Венеции четыре бронзовых коня — прекрасный образец античного литья.
Построив новую столицу империи, Константин наделил этот город статусом, подобным тому, который имел ранее и формально сохранил после появления соперницы на Босфоре исконный Рим. Город был изъят из провинции Европы и Фракийского диоцеза, в которые до тех пор входил Византий. Подобно Риму, он освобождался от поземельной подати, а его граждане — от налогов на тех же основаниях, что и римляне. Малоимущим горожанам бесплатно выдавалось зерно за счет фиска. Обыватели Нового Рима стали называться одинаково с теми, кто проживал в исконном Риме, римлянами. Правда, поскольку их родным языком в значительном большинстве случаев был не латинский, а греческий, получалось не «романи» (romani), но ромеи. И этот юридический и политический термин, став этнонимом, вскоре распространился на всех грекоязычных граждан и подданных Римской империи, вытеснив древнее самоназвание «эллины», которое стало употребляться для обозначения язычников, противопоставляемых настоящим ромеям — христианам, принявшим религию, ставшую со временем государственной. Правда, при этой терминологической метаморфозе греческий язык не был переименован в ромейский, оставшись эллинским, подобно тому как язык исконных римлян не назывался римским, но всегда оставался латинским.
В Новый Рим из Рима ветхого и по воле императора, и по собственному выбору переселялись в основном сенаторы и чиновники, ставшие христианами либо по меньшей мере чуждые языческих предубеждений против христиан. В результате в Новом Риме складывались условия, благоприятные для его становления как столицы христианской империи, в то время как римский сенат превращался, благодаря привилегиям сенаторов, защищавшим их от чрезмерно энергичного воздействия на их религиозную совесть, наряду с философскими школами и деревенской глубинкой одним из последних заповедников язычества.
При содействии правительства в Константинополь переселялись выходцы из окрестных городов. Численность городского населения стремительно росла. На рубеже IV и V столетий, во времена святителя Иоанна Златоуста, в нем проживало до 100 тысяч христиан, а также не менее 50 тысяч язычников и иудеев. В V в. Новый Рим превзошел по численности населения Рим ветхий, к тому времени пришедший в упадок, и уступал тогда только Александрии и Антиохии, со временем опередив и их, став крупнейшим мегаполисом Средиземноморья.
Фрагмент книги «Эпоха Вселенских Соборов: Очерки из истории Церкви»,
под авторством протоиерея Владислава Цыпина
[1]Бейкер Дж. Константин Великий. Первый христианский император. М., 2004. С. 245.
[2] Там же.
[3]Буркхард Я. Век Константина Великого. М., 2003. С. 338.
[4]Christ K. Geschichte der römischen Kaiserzeit. Von August bis zu Konstantin. München: Beck, 2008. S. 760.
[5]Буркхард Я. Век Константина Великого. С. 343.