В последние месяцы во внешней и военной политике Франции произошел целый ряд примечательных сдвигов. Так, на европейском направлении Париж добился подписания комплексного договора о дружбе и усиленном сотрудничестве с Польшей, чем продемонстрировал свой особый интерес к странам Восточной Европы, ранее не входившим в число основных приоритетов. Вслед за этим последовал государственный визит и декларация «Ланкастер 2.0» с Великобританией, в которой, среди прочего, стороны условились о координации ядерных доктрин. Вместе с другими членами НАТО Пятая республика наметила новые показатели оборонных расходов, объявив о росте своего военного бюджета к 2027 году. Наконец, последовали свежие доктринальные документы: первая арктическая концепция и обобщающий Национальный стратегический обзор. Калейдоскоп подобных событий заставляет задаться вопросом о том, каковы нынешние ориентиры Франции в меняющемся мире и с какой внешней и оборонной политикой она вступила в заключительные два года президентства Эммануэля Макрона.
Антироссийский тренд
Основным лейтмотивом, объединяющим последние шаги Елисейского дворца на военно-политическом треке, стало намерение укрепить собственные союзы и имеющиеся возможности в тот период, когда гарантии США не вызывают былой уверенности, а международная обстановка для самого Парижа становится все более напряженной. Ответом на позицию Вашингтона, не устают напоминать во Франции, должна стать европейская стратегическая автономия, понятая не только как самообеспеченность в ресурсном и технологическом планах, но и как способность ЕС выступать самодостаточной военной величиной после долгих лет демобилизации. В качестве главного источника угроз французское руководство выбрало Россию, что неоднократно проговаривалось в различных выступлениях высших должностных лиц.
Так, первым эту линию в текущем году задал сам президент Э. Макрон, еще в марте обратившийся к согражданам с чрезвычайно алармистским по духу посланием. В нем он объявил, что Франция и Европа «вступают в новую эру», где их процветание и безопасность попадают в полосу неопределенности: мир становится более жестким, применяется право сильного, конфликты только разрастаются. Наибольшую опасность для европейцев несут действия России, которая, по убеждению французского лидера, «уже превратила украинский конфликт в общемировой». Апеллируя к эмоциям зрителей, нежели к фактам, он нарисовал максимально мрачную картину того, как Кремль повсюду вмешивается в электоральные процессы, манипулирует общественным мнением через социальные сети и даже совершает кибератаки на системы здравоохранения западных стран. Более того, Россия, считал Э. Макрон, уже готовится к новым конфликтам после Украины, ведь к 2030 г. ее армия получит в распоряжение «дополнительно 300 тыс. солдат, 3 тыс. танков и 300 истребителей». Желая в идеале иметь мирные отношения с «успокоенной и мирной» Москвой, он, тем не менее, призвал усилить меры противодействия ей: продолжать поддержку киевского режима (и отвергнуть перспективу любого мирного соглашения «под русским диктатом»), скорее разворачивать «коалицию желающих» отправить войска на Украину, укреплять европейские оборонные возможности. По всем этим направлениям особую роль должна сыграть Франция как ядерная держава и страна с «самой эффективной армией в Европе».
В июле настрой своего шефа подхватил директор Главного управления внешней безопасности (DGSE, разведка) Н. Лернер. В одном из крайне редких интервью для СМИ он рассуждал, что Россия ныне представляет собой «экзистенциальную угрозу» для Европы не только из-за ее продвижения на Украине, но и по идеологическим соображениям, продвигая альтернативное виденье мира. С одной стороны, Москве очень близка философия «осажденной крепости»; с другой стороны, она хочет восстановить утраченную империю. Комбинируя эти два нарратива, Россия якобы уже сейчас легитимирует будущие недружественные шаги в сторону НАТО, включая возможное обострение на Балтике. По версии главы DGSE, российская сторона использует разнообразные методы гибридного противостояния, в том числе вербует информаторов на французских оборонных предприятиях. Оперативным новшеством выступает использование наряду с цифровыми инструментами различных акций «на земле» для дестабилизации общества противника: например, нанесение граффити со звездами Давида на стены парижских домов.
Наконец, в преддверии национального праздника 14 июля не замедлил присоединиться к высокопоставленному дуэту начальник Генерального штаба Т. Бюркар. На слушаниях в профильной комиссии Национального собрания и в ходе отдельной пресс-конференции (тоже крайне редкого мероприятия в случае столь крупного военного чина) генерал не скупился на негативные оценки, тем более уже зная о приближающейся плановой отставке. В первом случае он объявил, что Россия все равно находится на пути к стратегическому поражению, а ее территориальные приобретения несопоставимы с материальными и людскими потерями в ходе конфликта. По его мнению, очевидной стала изоляция Москвы, коль скоро, например, Балтика превратилась во «внутреннее» море НАТО. При этом еще есть шанс, что политически Россия все же одержит победу, если она «продержится на пять минут дольше, чем мы». На пресс-конференции же главным откровением стали слова Т. Бюркара о том, что именно Кремль объявил своим главным соперником в Европе Францию (а не наоборот, и без доказательств такого решения). Кроме него, в число основных угроз для Пятой республики вошли Китай как соперник на долгосрочную перспективу, Иран, «занимающийся государственным терроризмом», а также ситуация в Африке, где французское присутствие, будто бы все еще востребованное местными государствами, становится предметом информационных манипуляций иных держав. Важно подчеркнуть, что отставка начальника Генштаба произошла, похоже, действительно не из-за расхождений с другими инстанциями: его позиция, как ясно из сказанного выше, прозвучала в унисон с президентом и директором DGSE. Именно Т. Бюркар еще при назначении в 2021 г. выдвинул доктрину победы в войне еще до ее непосредственного начала (gagner la guerre avant la guerre), ставшую общим местом в современной французской стратегической мысли. Скорее, причина кроется в обычной ротации кадров, ведь уходящий военачальник и так пробыл на посту дольше всех своих предшественников за последние двадцать лет.
Сменщик Т. Бюркара — авиационный генерал Ф. Мандон, ранее работавший в должности начальника личного военного штаба при президенте, — получил в наследство не только серию антироссийских высказываний, но и вышеупомянутый Национальный стратегический обзор. Документ подобного типа принимается при Э. Макроне уже в третий раз — после 2017 и 2022 гг. — и, по сути, играет роль Белой книги по обороне и безопасности (последняя датируется 2013 г.), будучи ее более сжатым и быстрее утверждаемым аналогом. Не утомляя читателя подробным пересказом 104-страничного документа, стоит заметить, что в целом он закрепил все основные тезисы, ранее озвученные президентом и его командой. Во-первых, это очередной шквал критики в адрес России: последняя обвиняется в угрозе «открытой войны против самого сердца Европы» и желании обрушить устоявшийся мировой порядок. Во-вторых, констатируется наступившая неопределенность в трансатлантических отношениях и «стратегическое пробуждение» Европы, с точки зрения авторов, уже состоявшееся в ответ на украинский конфликт и политику Д. Трампа. В-третьих, выделено возросшее значение ядерного фактора в международных отношениях: по подсчетам оборонного эксперта Э. Тененбома, слово «ядерный» в различных сочетаниях встречается в Обзоре порядка ста раз, что само по себе показательно. В-четвертых, четко взят курс на подготовку к конфликтам высокой интенсивности — развертывание оборонных производств, накопление запасов снарядов и комплектующих — с опорой на европейскую оборонную интеграцию.
Как и в Обзоре 2022 г., в новом документе выдвинут ряд стратегических ориентиров до конца десятилетия, включая намерение как можно чаще выступать «рамочной нацией» внутри НАТО (и в принципе быть «надежным союзником»), ориентировать вооруженные силы на выполнение любых задач в любых средах, укреплять связку армии и общества и т.д. Среди терминологических нюансов эксперты отмечают полное отсутствие понятия «держава равновесия» (puissance d’équilibre), которым французское руководство пыталось три года назад описать роль своей страны в мире, но недопонятое в других западных столицах. Нашумевшая тогда же «военная экономика» (économie de guerre) исправлена на более мягкое определение «экономика, готовящаяся к войне» (économie qui se prépare à la guerre). Заслуживает внимания развернутый подраздел о ядерной доктрине, в котором впервые официально прописан характерный вокабуляр (строгая достаточность, неприемлемый ущерб, принцип постоянства и пр.) с мыслью, введенной в дискурс Э. Макроном, о европейском измерении национальной стратегии сдерживания. Ведение диалога с другими странами ЕС о возможном взятии их под французский «зонтик» станет одной из задач нового начальника Генштаба. Однако в целом, полагает аналитик Института Монтеня А. Леблан, ни в 2022, ни в 2025 гг. Обзоры не содержали как таковой стратегии Франции в полном смысле слова, став длинными перечнями угроз и задач без целостного, долгосрочного взгляда.
Весь этот поток заявлений напоминает сеанс саморазоблачения: нынешнее французское руководство, когда-то называвшее Россию европейской державой и даже сейчас иногда телефонирующее в Кремль, теперь видит себя главным «ястребом» внутри ЕС и НАТО, по сути — мотором антироссийской линии. Столь неприглядная роль стала, с одной стороны, способом адаптации Парижа к общей западной линии после 2022 г., противоречить которой нет ни возможностей, ни желания из-за опасения остаться в изоляции; с другой — закономерным результатом «атлантизации» элит и внешней политики страны после возвращения в военную компоненту НАТО в 2009 г. В данной системе координат главным ориентиром становится сближение с наиболее атлантистскими из всех возможных партнеров, включая как раз Великобританию и Польшу, а также Украину, которую французский лидер пообещал «никогда не бросить».
Бюджеты и союзы
За многочисленными риторическими упражнениями, вместе с тем, не должен теряться тот факт, что одновременно Париж предпринял и ряд предметных шагов, подтверждающих выбранный курс. Как глубокомысленно сформулировал Э. Макрон в речи в Министерстве вооруженных сил от 13 июля, «чтобы быть свободным, нужно уметь устрашать, а чтобы устрашать, нужно быть сильным». Обретение этой «силы» в последнее время происходило несколькими способами.
В частности, как упоминалось ранее, руководство страны анонсировало новый виток повышения оборонных расходов. Согласно действующей редакции Закона о военном планировании (LPM) на 2024–2030 гг., бюджет на текущий год составляет 50,5 млрд евро, в 2026 г. вырастет до 53,7 млрд евро, в 2027 г. — до 57,9 млрд евро. Эту траекторию, по французским меркам и без того достаточно быстро растущую от года к году (по три с лишним миллиарда), теперь решено превзойти и в 2027 г. выйти на показатель в 64 млрд евро, прежде ожидавшийся ближе к концу десятилетия. Данное повышение пока было анонсировано Э. Макроном лишь на словах, однако, видимо, будет прописано в новой редакции LPM в следующую парламентскую сессию. Появление Национального стратегического обзора говорит в пользу этой гипотезы, поскольку прежде документ не раз работал в качестве доктринального обоснования для очередного LPM. Согласно распространенной среди парламентариев и экспертов точке зрения, действующий закон позволяет залатать наиболее вопиющие дыры в обеспечении вооруженных сил, однако для дальнейшего роста боевых возможностей все равно предусматривает недостаточные ассигнования. Теперь же он приблизится к этой цели, тем более что на то есть общественная поддержка: 84% населения положительно относятся к армии, 72% согласны на повышение расходов (иными словами, запугивание «российской угрозой» успешно работает).
Как отметил военный эксперт О. Шмитт, основной интригой новой версии LPM будет вопрос о том, по какой модели далее будет развиваться военное строительство: «Россия прежде всего» (с упором на подготовку к крупной конфронтации в Европе), «индо-тихоокеанской» (с акцентом на защиту заморских владений и проекцию силы), «компромиссной» (без явных перекосов). Стоит напомнить, что до сегодняшнего дня французские вооруженные силы развивались скорее по последнему варианту, ведь политическое руководство страны привыкло требовать от армии, авиации и флота выполнения всего спектра боевых задач, из-за чего бюджетный пирог распределялся более-менее гармонично. К тому же это позволяло уйти от вечных споров между разными видами вооруженных сил, обеспечивая их всей необходимой техникой на равномерной и ритмичной основе. Между тем в экспертной среде все чаще стали звучать голоса против подобной модели, напирающие на то, что она плохо отвечает требованиям конфликтов высокой интенсивности, создавая ситуацию, когда у Франции есть все необходимые силы и средства (даже редко встречающиеся у других стран, как, например, атомный авианосец), но в слишком малых количествах. LPM 2024–2030 в действующей редакции только закрепил эту проблему, однако позволит ли анонсированное повышение расходов ее решить, пока вопрос открытый.
В пользу того, что военное строительство будет развиваться с прицелом именно на европейское направление, говорит тот факт, что как раз здесь Франция активно укрепляет союзнические связи на двустороннем уровне в дополнение к форматам ЕС и НАТО. Согласно ст. 4 Нансийского договора с Польшей, стороны обязуются оказывать друг другу помощь в случае внешней агрессии («в том числе военными средствами»), хотя и без конкретики о французских ядерных гарантиях. Существенным сдвигом в отношениях с Великобританией стал не только тезис о координации ядерных доктрин, но и переформатирование Совместных экспедиционных сил (CJEF) — увеличение в пять раз до 50 тыс. человек, превращение их в прообраз будущего западного контингента на Украине, отправляемого «коалицией желающих». В качестве сигнала о готовности потенциально расширить собственный ядерный зонтик на ближайших соседей объявлено о планируемом развертывании вблизи границы с ФРГ двух новых эскадрилий истребителей Rafale с тактическим ядерным оружием. Все это — прямая реакция на ослабление союза с США, которое чувствуют и избиратели. Согласно майскому опросуIfop, лишь 27% французов готовы назвать Вашингтон военным союзником и почти столько же (26%) — «вражеской страной», 58% хотели бы полностью автономной европейской системы обороны (даже если в реальности она едва ли реализуема), относительное большинство хотело бы силового вмешательства Франции при попытке Д. Трампа присоединить Канаду и Гренландию (44 и 43% соответственно).
Помимо прочего, еще в 2023 г. в структуре сухопутных войск было создано отдельное командование по европейскому театру, координирующее французские войска, развернутые в Эстонии и Румынии. В целом после ухода из ряда африканских стран именно в Европе сосредоточено больше всего французских войск за пределами национальной территории — более 4 тыс. военнослужащих (суммарно по всем миссиям НАТО). Наблюдается активность и на северном фланге, где Париж, по мнению российского эксперта С. Гриняева, рассчитывает интегрировать Гренландию в сферу европейских интересов, стать посредником между англосаксонскими и северными странами, а в своей арктической стратегии нацелился на «консолидацию западного военного блока в Арктике и формирование единого фронта против РФ». Дополнительным аккордом стало подписание документа о стратегическом партнерстве с Норвегией — еще одной страной, ранее «позабытой» французской внешней политикой, с которой намечено формировать общую стратегическую культуру и даже вести совместные операции на Крайнем Севере на основе понимания НАТО как «центрального элемента евро-атлантической безопасности».
Тем не менее о том, что нынешнее руководство Пятой республики не хотело бы замыкаться в своих приоритетах только на Европе, говорит его одновременно продолжающаяся активность в Индо-Тихоокеанском регионе. В минувшем мае Э. Макрон совершил поездку во Вьетнам, Индонезию и Сингапур, где, в частности, впервые принял участие в конференции «Диалог Шангри-Ла». Пользуясь этой возможностью, он подчеркнул взаимосвязь между европейским и азиатским театрами, надеясь склонить симпатии стран региона в антироссийскую сторону, и провел параллель между украинским конфликтом и возможным столкновением США и КНР из-за Тайваня. В очередной раз французский лидер предложил странам Юго-Восточной Азии идти вслед за Парижем по «третьему пути», сославшись на речь Ш. де Голля 1966 г. в Пномпене, когда тот отверг логику блокового противостояния, хотя точное содержание данной альтернативы вновь осталось за скобками.
По следам президентского турне получила обновление региональная стратегия Франции. По оценке специалиста С. Пажон, хотя ее можно назвать более приземленной и реалистичной, ей все еще не хватает четкого обозначения целей, средств и бюджетов. В тексте фиксируется главный принцип построения отношений с США («союзник, но не подчиненный»), более лояльная оценка расширения зоны ответственности НАТО на ИТР вместо прежней строго негативной позиции, двойственное отношение к Китаю (требовательный диалог с уклоном в сторону критики). Усилился акцент на удержание и развитие заморских территорий при аккуратном обходе болезненной для Франции темы деколонизации. Крупным шагом для сохранения позиций в регионе в этом смысле стало изменение статуса Новой Каледонии, которая, превращаясь де-юре в государство в составе Пятой республики и получая широкую автономию даже в международных делах, все равно должна будет ориентироваться на военно-политические интересы Парижа. Такую ситуацию закрепляет Буживальское соглашение от июля 2025 г., правда, еще нуждающееся в утверждении парламентом и местными властями.
Остается в числе приоритетов не столько военной, сколько внешней политики Франции и Ближний Восток. Здесь Э. Макрон за счет отдельных шагов пытается заново отыскать место для своей страны в региональных раскладах, официально признавая Палестину, налаживая диалог с новым руководством Сирии, а также обозначая себя в качестве одной из заинтересованных сторон в рамках иранского ядерного досье (при минимальном фактическом участии в недавнем обострении). В качестве приоритетной страны для Франции постепенно закрепляются ОАЭ, которые в силу своего географического положения расцениваются также в качестве важного звена в индо-тихоокеанской стратегии. Как замечают в Военной школе при Министерстве вооруженных сил, активизация «арабской политики» Парижа (термин, с 1960-х гг. обозначающий активное налаживание связей с арабскими странами при определенном дистанцировании от Израиля) происходит в тот момент, когда в регионе после некоторой паузы вновь разворачивается соперничество внешних игроков, прежде всего США и Китая. На этом фоне несколько скромно выглядит африканское направление, где после неудачного завершения операции «Бархан» Елисейскому дворцу похвастать де-факто нечем, если не считать успехом недавний окончательный уход из Сенегала. В том же свежем Обзоре опять в общих чертах говорится о грядущей «актуализации французской стратегии в Африке», приуроченной теперь к саммиту Африка-Франция 2026 г. в Кении.
Столь обширная международная активность французского лидера ложится на зыбкую почву внутри страны. Хотя подавляющее большинство сограждан доверяет армии и поддерживает рост оборонных расходов, лично к Э. Макрону оно по-прежнему относится негативно: лишь 21% поддержки. Еще более хрупкими выглядят позиции премьер-министра Ф. Байру (12%), которому и предстоит изыскивать бюджетные ресурсы для повышения оборонных расходов. Перед уходом на летние каникулы правительство представило контуры государственного бюджета на 2026 г., в котором планируется урезать расходы в общей сложности на 43,8 млрд евро, чтобы «всего» до 4,6% ВВП снизить дефицит (вместо 5,8% к началу 2025 г.). Оборона же останется неприкосновенной статьей, которая будет только расти, притом Э. Макрон настаивает, что этого удастся достигнуть не за счет увеличения госдолга (113,9% ВВП по итогам первого квартала 2025 г.). Следовательно, единственным возможным вариантом будет резать «по живому» — сокращать социальные расходы, урезать госаппарат, замораживать пособия и пенсии, идти на спорные меры вроде отмены отдельных выходных и праздничных дней. А это, в свою очередь, приведет лишь к обострению социальной напряженности и новому витку противостояния с оппозицией ближайшей осенью, когда бюджетные баталии достигнут своего пика, еще и в условиях отсутствия стабильного парламентского большинства. Впрочем, в духе общеевропейских установок — по докладу М. Драги и другим схожим документам — правительство наверняка будет пытаться парировать критику тем, что оборонные расходы будут иметь положительный эффект для французской экономики в силу наукоемкости производств, сохранения рабочих мест и т.п.
***
Последние сдвиги во внешней и военной политике Франции позволяют сделать два вывода о приоритетах Парижа на старте завершающего отрезка президентства Э. Макрона. С одной стороны, Елисейский дворец отчетливо занял атлантистскую, недружественную для России позицию, пытаясь не только участвовать в противостоянии с Москвой, но и даже возглавлять его от лица остатков «коллективного» Запада. Бесконечно тиражируемый тезис о «российской угрозе» стал для французских правящих элит, некогда всерьез заинтересованных в диалоге с нашей страной, до некоторой степени новым смыслом существования, способом сохранять единство европейских держав и держать ситуацию под относительным контролем у себя дома, оправдывая, в частности, рост оборонных расходов, тяжело дающийся бюджету. Пятая республика, по существу, взяла курс на долгосрочное противостояние с Россией, укрепляя собственные военные возможности и союзнические связи с ближайшими, наиболее проатлантистскими партнерами, по сути, готовясь к полноценному конфликту на рубеже десятилетий. С другой стороны, при очевидном акценте на европейское направление по-прежнему сильны амбиции Парижа играть видную роль везде и сразу, включая Индо-Пацифику и Ближний Восток. Несмотря на падение своего политического и экономического веса в мире, на берегах Сены дерзко отвергают реальность, по инерции все еще считая себя великой державой, чье слово может повлиять на ход самых разных процессов, и даже не опасаясь «надорваться». Вкупе с внутриполитической напряженностью все это превращает Францию в агрессивного и непредсказуемого международного игрока как минимум до ближайшей смены власти в 2027 г.