Политическая карта Южного Кавказа сегодня напоминает подвижную мозаику, где линии влияния стран меняются быстрее, чем высыхают чернила под очередными меморандумами о сотрудничестве. Армения ищет защиты на Западе, Азербайджан усиливает связи с Турцией, Грузия балансирует между НАТО и экономическими связями с Россией.
А тем временем над регионом нависает идея «моста Трампа», который, по мнению одних, может связать Кавказ с Центральной Азией, а по мнению других — лишь добавить нестабильности.
О том, теряет ли Россия своё влияние на Южном Кавказе, насколько устойчиво сближение Баку и Еревана с внешними игроками, какую роль играют Турция, Иран, Китай и США, и может ли «ШОСизация» стать альтернативой западной интеграции, мы поговорили с Сергеем Маркедоновым — ведущим российским экспертом по геополитике региона, научным сотрудником МГИМО и главным редактором журнала «Международная аналитика».
В этом интервью эксперт подробно рассказывает о новых геополитических проектах и перспективах развития Закавказья и Средней Азии. Мы обсудили сложные взаимоотношения между странами региона, влияние внешних акторов и возможные сценарии на ближайшие годы.
— Сергей Мирославович, здравствуйте! Спасибо, что согласились на интервью. Начнём с актуального вопроса. В последние годы наблюдается отход Армении и Азербайджана от России, их сближение с США, ЕС, Ираном и Турцией. В чём, на ваш взгляд, глубинные причины и масштабы этого процесса?
— Сейчас много говорится о «конце российской гегемонии» на Южном Кавказе. Например, влиятельный немецкий исследователь Штефан Майстер и известный американский эксперт по Евразии Джеффри Манкофф публикуют практически синхронно материалы на эту тему. Но если смотреть системно, то для начала нужно понимать, что такое гегемония, определиться что мы под этим понимаем. Иначе вместо анализа мы получим погоню за сенсацией и будем на новый лад рассказывать о «конце истории». Только на этот раз конце «российского доминирования».
Если взять Армению, то, несмотря на декларации о диверсификации внешней политики и евроинтеграции, в 2004 году на Россию приходилось более 40% товарооборота страны. Более одной трети! С Грузией, несмотря на отсутствие дипломатических отношений, экономические связи с Россией растут и в 2024 году товарооборот достиг 2,5 млрд долларов.
Азербайджан в массовом сознании ассоциируется с нефтью, но даже для внутреннего потребления он закупает российскую нефть. Военное присутствие России сохраняется — 102-я база в Армении действует, а признание Россией Абхазии и Южной Осетии делает её ключевым игроком для Грузии вне зависимости от сотрудничества этой страны с НАТО. Россия и Азербайджан имеют общую, проблемную границу в Дагестане и морскую – на Каспии.
Какой вывод? Отношения России с кавказскими странами — это не линейный процесс, а скорее синусоида с подъёмами и спадами. За 30 с лишним лет после распада СССР были периоды ухудшения и улучшения отношений. Например, после 2008 года дипломатические отношения с Грузией прервались, но экономические связи, напротив, усилились.
Армения и Азербайджан почувствовали ослабление российского влияния по разным причинам. Армения была разочарована событиями 2020-2023 гг., так как ожидала однозначной поддержки Москвы, и ожидания Еревана на оправдались. Азербайджан после возвращения территорий в Нагорном Карабахе и вокруг него стал меньше зависеть от России и ищет другие внешние ориентиры.
— Насколько сближение с другими игроками устойчиво?
— Это важный вопрос. Западные аналитики часто считают, что только Россия заинтересована в странах Кавказа как стратегических точках. Но Россия нужна и самим Армении и Азербайджану. ЕС ведёт разговоры с Арменией, но предметного диалога о безопасности пока нет. Миссия ЕС на границе занимается наблюдением, но не гарантирует безопасности.
Азербайджан сейчас уверен в себе, но сталкивается с вызовами: недиверсифицированная экономика, снижение нефтедобычи, сложные межконфессиональные отношения, а также неоднозначные отношения с Турцией, которая пытается усилить влияние на азербайджанское общество и политические элиты.
— Вы упомянули Турцию. Наши региональные эксперты часто говорят о полном единстве между Баку и Анкарой. Вы же отмечаете разногласия. Расскажите подробнее.
— Турция при Эрдогане стремится к умеренной «исламизации» внутренней политики, что для Азербайджана невыгодно, так как там большинство — шииты, а государство- светское и жёстко борется с радикальным исламизмом. Азербайджан обеспокоен вовлечением своих граждан в запрещённые у них и в России террористические организации, и мягкая позиция Турции в отношении исламистов вызывает опасения.
Хотя официально говорят о братстве и дружбе, в реальности есть противоречия. Азербайджан сотрудничает и с Израилем, и с Турцией, но Анкара и Тель-Авив имеют напряжённые отношения. Турция пытается заставить Азербайджан сделать выбор, которого Баку не хочет. Например, Азербайджан скептически относится к признанию Турецкой Республики Северного Кипра.
Исторически азербайджанское руководство стремилось балансировать между Россией и Турцией, чтобы избежать полного контроля Анкары. Концепция «одна нация — два государства» — красивая идеологическая схема, но на практике отношения сложнее.
— Спасибо за подробный анализ. Можем ли мы перейти к вопросу о так называемом «мосте Трампа» и Зангезурском коридоре? Могут ли они изменить баланс сил в Закавказье?
— Проект «мост Трампа» — скорее, красивая публицистическая идея. По крайней мере сегодня. Проблема региона в том, что транспортные коммуникации были устроены в советские времена, с анклавами и эксклавами, но все было завязано на «единый народнохозяйственный комплекс». Но таковой разрушен уже более 30 лет назад. Кстати, транспортные коммуникации были первой «крепостью», которая пала в этнополитических конфликтах еще на закате СССР. Блокады и нарушение единой логистики начались еще с конца 1980-х гг. Но сейчас регион не может развиваться полноценно без восстановления, но уже на новой межгосударственной основе, логистических цепочек.
Россия предлагала механизм обеспечения перемещения грузов между западными регионами Азербайджана и Нахичеванью по территории Армении еще в совместных заявлениях в ноябре 2020 и в январе 2021 гг. Но из-за подозрительности и разногласий этот вопрос завис.
С началом СВО Россия сфокусировалась на Украине, и Запад активизировал свои инициативы. В 2024 году в Конгрессе США обсуждалась разблокировка коммуникаций, чтобы связать Кавказ и Центральную Азию и снизить зависимость от России.
Однако проект создаёт проблемы для Ирана и России, так как предполагает американское присутствие у иранских границ и не учитывает интересы России, Ирана и Китая. Москва реагирует негативно, так как НАТО — крупнейший военный блок, который не включает РФ, но действует односторонне. Но главное в «дороге Трампа» — это то, что сама эта идея планируется как изначально конфликтная, в данном проекте нет места России, ее интересы попросту игнорируются.
— Как политические элиты Армении и Азербайджана относятся к этому проекту?
— В Азербайджане политическая вертикаль сильна, критика изнутри невозможна. В Армении оппозиция разрознена и неэффективна, но есть критика политики Пашиняна. Он сосредоточен на идее мира после потери Карабаха, но баланс мирных соглашений вызывает вопросы. Оппозиция спрашивает, а где пределы уступок?
Азербайджан прежде всего продвигает свои интересы, с чьей помощью — не так важно. В Армении есть риск, что политика Пашиняна не обеспечивает долгосрочного видения страны.
— Недавно Пашинян заявил о намерении Армении стать членом ШОС. Насколько это реально и полезно?
— Хотелось бы сказать для начала, что Ереван испытывает давление со стороны западных партнеров, стремящихся оказать давление на внешнюю политику страны. К примеру, на Пашиняна оказывалось серьезное политическое давление со стороны некоторых представителей ЕС, однако несмотря на это он участвовал в Параде на Красной площади, посвященного 80-летию победы в Великой Отечественной войне. Чего не скажешь о президенте Азербайджана.
Далее, ШОС претерпел эволюцию: из организации по безопасности превратился в преимущественно экономический проект с двумя центрами — Россией и Китаем. Пекин скептически относится к расширению, учитывая внутренние споры между Индией и Пакистаном, а также экономические приоритеты.
Россия может видеть в этом канал влияния, но есть различия в нюансировках.
— Какова роль Турции в формировании новой геополитической конфигурации в Закавказье и Средней Азии (ЦА)?
— Турция активно действует на постсоветском пространстве. В 2020 году она сыграла ключевую роль в изменении статус-кво, поддерживая Азербайджан военной и дипломатической помощью.
После 2020 года Турция и Азербайджан подписали стратегическую декларацию, укрепив сотрудничество. Турция — главный экономический партнёр Грузии, особенно в Аджарии, где сильно еще и исламское культурное влияние в самом широком смысле этого слова.
Процесс суннитизации в Азербайджане — инструмент турецкого влияния. Однако после дрейфа Турции в сторону «мягкого ислама» Азербайджан сбавил восторги по турецкой модели.
Турция навязывает Армении свою повестку, требуя мирного договора с Азербайджаном. В целом, роль Турции на Кавказе и в Центральной Азии растёт, но страны региона ценят суверенитет и не всегда готовы к полной интеграции под эгидой Анкары.
— Какие сценарии развития событий в Закавказье вы видите на ближайшие 5–10 лет?
— Регион усложняется, интересы множества игроков — России, Запада, Турции, Ирана, Китая — пересекаются и конкурируют. Если СВО затянется, то попытки выдавливания Москвы из региона усилятся.
Однако процесс не линейный, возможны возвраты и изменения. Конфликты могут обостряться, но предсказать точные сценарии сложно.
— Что бы вы посоветовали России и Китаю для укрепления позиций в Закавказье?
— Главное — не рассматривать постсоветское пространство как что-то однородное и статичное. Нужно учитывать сложность региональных процессов, интересы всех сторон и стремиться к инклюзивной политике, а не к эксклюзивной.
— Спасибо, Сергей Мирославович, за подробный и содержательный разговор!
— Спасибо вам! Буду рад продолжить диалог.