Сегодня, 25 июля, 45 лет, как умер Владимир Высоцкий. Что бы он сказал о послевоенной Москве, кулачных боях на Цветном бульваре, любимой Самотеке, автосервисе рядом с католическим костелом и засилье автомобилистов в городе?
Я родился…
В роддоме №8 на 3-й Мещанской (ныне — улица Щепкина, сейчас в этом здании располагается Московский областной научно-исследовательский клинический институт им. М. Ф. Владимирского. — «Москвич Mag»). Мама вспоминала, что я должен был появиться на свет еще 12 января 1938 года, но произошло это с опозданием — 25 января. О своем рождении и первых годах я писал в «Балладе о детстве»:
Час зачатья я помню неточно, —
Значит, память моя однобока,
Но зачат я был ночью, порочно,
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе: —
Девять месяцев — это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе:
Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил, —
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился, и жил я, и выжил —
Дом на 1-й Мещанской, в конце.
В Москве жил…
В первые годы — в том самом доме на 1-й Мещанской, 126 (ныне — проспект Мира, дом не сохранился. — «Москвич Mag»), из «Баллады о детстве»:
Там за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой
Соседушка с соседочкой
Баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так —
Система коридорная:
На тридцать восемь комнаток —
Всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она — копеечка…
Это было коммунальное жилье, мама вспоминала, что я считался любимцем соседей и в коридоре коммуналки на 1-й Мещанской «мог запросто зайти в любую из семнадцати комнат, знал, где угостят <… > сдобной булкой, а где побалуют конфетой».
Когда началась Великая Отечественная война, мы с мамой уехали в эвакуацию под Чкалов (ныне — Оренбург), а летом 1943 года вернулись в Москву, опять в коммуналку на 1-ю Мещанскую.
После войны родители развелись, и с 1949 по 1955 год я жил с отцом и мачехой «на Большом Каретном, 15». Здесь прошли юные годы, о которых я много вспоминал и пел про «мои 17 лет», которые прошли в этих краях:
Помнишь ли, товарищ, этот дом?
Нет, не забываешь ты о нем.
Я скажу, что тот полжизни потерял,
Кто в Большом Каретном не бывал.
С этим домом связано много ностальгического, связанного с взрослением, первыми песнями, которые я тут сочинял, с улицей и с друзьями юности, конечно же, и с застольями:
В этом доме большом раньше пьянка была
Много дней, много дней,
Ведь в Каретном ряду первый дом от угла —
Для друзей, для друзей.
В Большом Каретном переулке у моего друга Левы Кочаряна (актера, режиссера и драматурга, на магнитофон которого записывались первые песни Высоцкого. — «Москвич Mag») хорошая компания собиралась, там бывали часто и с нами вместе провели эти годы Вася Шукшин, Тарковский Андрей и многие другие. Тогда выработалась такая манера дружественная, раскованная, непринужденная, я чувствовал себя свободно, потому что это были мои близкие друзья — я знал, что все, что я им буду петь и рассказывать, им интересно. В общем, эти песни, я думаю, стали известны именно из-за того, что у них такой вот дружеский настрой, желание что-то рассказать вот так, друзьям.
В 1955 году я вернулся к маме, ее к тому времени переселили из коммуналки в новый дом на той же 1-й Мещанской, 76, там я жил не только с матерью, но и с первой женой Изой Жуковой, с которой мы быстро разошлись. А в 1963-м нам дали новую квартиру на улице Телевидения (ныне — улица Шверника, 11. — «Москвич Mag»). Там я жил с мамой, второй супругой Людмилой Абрамовой и нашим первенцем Аркадием. Это была двухкомнатная квартира с изолированными комнатами в экспериментальном доме времен Хрущева (его снесли в 1998 году. — «Москвич Mag») в новом районе Черемушки. Обитая здесь, я уже стал играть на Таганке у Любимова.
В 1971 году, когда я женился на Марине Влади, мы снимали комнату в панельном доме на Матвеевской улице, где проходили записи моих песен и диско-спектакль «Алиса в Стране чудес». Здесь бывали Валерий Золотухин, Иван Дыховичный, Эдуард Володарский, Олег Даль и другие мои друзья и знакомые. А рядом, в долине Сетуни, проходили съемки фильма Александра Митты «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», где я играл.
Еще один мой адрес в Москве — это Малая Грузинская, 28, на Пресне. В просторной квартире дома, построенного кооперативом художников, я жил с 1975 до 1980 года. Кого здесь только не было… А на первом этаже была галерея, где выставлялись представители неофициального искусства. В самом доме жили и деятели кино — Никита Михалков и Александр Митта.
На Малой Грузинской, на задворках костела, был автосервис, куда я часто ездил чинить свой «мерседес», а с боковой стороны находился прием стеклотары, а еще неподалеку — винный магазин. Как-то у этого магазина мы ехали с Говорухиным, и тут машина заглохла. Я вышел и попросил мужиков, которые стояли в очереди за алкоголем, помочь докатить машину до дома. Они нас узнали, сначала хотели починить, открыли капот, но ничего не вышло, и в итоге чуть не донесли нас прямо до подъезда.
Люблю гулять…
По тем местам Москвы, которые связаны с личными переживаниями, с жизнью и работой. Само собой, Таганка и Большой Каретный. А еще окрестности дома купца Малюшина (здание снесено, рядом располагается станция метро «Цветной бульвар». — «Москвич Mag»), где я часто бывал в юности. Там, на задворках этого особняка, послевоенные подростки устраивали кулачные бои, вечерами мы пели дворовые песни, которые повлияли на меня, и я написал про это место несколько строк:
С Малюшенки — богатые,
Там — «шпанцири» подснятые,
Там и червонцы мятые,
Там Клещ меня пырнул…
Конечно, сад «Эрмитаж», куда мы с друзьями часто наведывались. С 1948 года там был летний концертный зал, позднее стали показывать кино. Мой друг Аркадий Свидерский вспоминал, что это место было нашей вотчиной и вторым родным домом: «В любое время, есть у нас деньги или нет, хорошее у нас настроение или нет, мы приходили в “Эрмитаж”. Там нас знали все: буфетчицы, продавщицы, контролеры, администрация, потому что мы были, во-первых, веселыми людьми, во-вторых, мы никогда там не хулиганили, а даже помогали поддерживать порядок. Мы просто любили там бывать. Это был наш второй дом, и все собирались там. Можно было приехать откуда угодно, из другого города, например, но прийти в “Эрмитаж” и обязательно встретить наших ребят. Там мы говорили обо всем: о книгах, о театре, о кино».
Могу отдельно сказать и про Бутырку:
— Эй, шофер, вези — Бутырский хутор,
Где тюрьма, — да поскорее мчи!
— А ты, товарищ, опоздал,
ты на два года перепутал —
Разбирают уж тюрьму на кирпичи.
— Очень жаль, а я сегодня спозаранку
По родным решил проехаться местам…
Любимый московский район…
Любимое место в любимом городе? Самотека в Москве. Мое самое любимое место — около нового здания театра кукол (тогда оно было просто кирпичной коробкой) и серого дома рядом. Весной, в первый день, когда чуть-чуть подтаивало и девочки уже начинали играть в классики, но еще не было слякоти, я сюда приходил и просто стоял смотрел на проходящих мимо людей. Еще эстакады не было…
Нелюбимые места…
В Москве, наверное, квартира на Малой Грузинской, где прожил последние годы:
Я все отдам — берите без доплаты
Трехкомнатную камеру мою.
Можно сказать, что и Свердловск-Екатеринбург, где бывал лишь в 1962 году. Тогда я писал в письме своей супруге Людмиле Абрамовой: «Люсик! Уже я в Екатеринбурге, то бишь в Свердловске. Уже на подъезде ощутил я влияние стронция -90, потому что запахло гарью и настроение резко ухудшилось, в самом же городе, как говорят, махровым цветом расцвела радиация, и люди мрут как мухи. За окном — мерзкая мелкая дрянь падает с неба, и все “миниатюрные” артисты бегают по магазинам и ищут противорадиационные шмотки. Поселили в гостинице “Большой Урал” в маленький номер с мизерными удобствами и с новым артистом Рудиным (бывший Зильберштейн). Он — ничего себе — тихий, слушает песни и не пахнет майором. Скоро пойдем на спектакль».
Любимые московские рестораны и бары…
Ресторан «Кама» на Верхней Радищевской улице. Я часто бывал в этом заведении, которое примыкало к театру на Таганке.
В Москве меня можно было встретить кроме дома и работы…
Ты увидел, услышал — как листья дрожат,
Твои тощие, хилые мощи, —
Дело сделал свое я — и тут же назад,
А вещи — теще
в Марьиной роще.
Место, куда давно мечтал съездить, но не получилось…
Хоть я и посещал Америку, была идея поработать в Голливуде, записать там свои песни, а еще сняться в экранизации Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». В 1979 году на учебной телестудии факультета журналистики МГУ я записал видеопрезентацию для режиссера Уоррена Битти с предложением принять участие в съемках фильма «Красные» (картина вышла на экраны в 1981 году, после смерти Высоцкого. — «Москвич Mag»). Но до США пленка не добралась, и в Голливуде записаться и сняться я не успел.
В Москве мне не нравится…
Хоть я и сам автомобилист, в своей «Песне автозавистника» выражал недовольство тем, что в городе стало слишком много машин:
Произошел необъяснимый катаклизм:
Я шел домой по тихой улице своей —
Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм,
Звериный лик свой скрыв под маской «Жигулей»!
Я по подземным переходам не пойду:
Визг тормозов мне — как романс о трех рублях.
За то ль я гиб и мер в семнадцатом году,
Чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»!
Он мне не друг и не родственник —
Он мне заклятый враг,
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «Жигулях»!
Мое отношение к Москве и москвичам со временем менялось…
В своих ранних текстах я более тесно связывал героев с их местом обитания, как правило, в старом городе, где прошло мое детство. А в поздних текстах москвичи живут или действуют уже не в центре, а на окраинах, в бывших деревнях, вошедших в черту города — Мневниках, Химках, Медведково («Медведки»).
В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Лондоне, Париже или Берлине…
Мне всегда нравился Нью-Йорк. В одном из интервью мой друг Михаил Шемякин рассказывал, что я сразу возлюбил этот город, как только появился там, как и вообще полюбил Штаты с первого взгляда.
Что касается Парижа, то в 1977 году я называл его Парижском, имея в виду, что «Париж — это провинция». Но, правда, сказано это было в Нью-Йорке, мое трепетное отношение к которому известно. А ведь после первого посещения столицы Франции я говорил своему приятелю Вадиму Туманову, что «после Парижа Москва — разграбленный город».
Если не Москва, то…
Нью-Йорк. Василий Аксенов не даст соврать, с ним в 1976–1977 годах я обсуждал отъезд и делился планами открыть в Нью-Йорке русский клуб. Возникали идеи и насчет Парижа, где жила Марина Влади. Но, как я писал в письме Ивану Бортнику,
Ах, милый Ваня — мы в Париже
Нужны, как в бане пассатижи!
Фото: Кадр из фильма «Вертикаль», 1957