Николай Угожаев — один из самых ярких фигуристов нового поколения. В интервью отделу спорта «Фонтанки» он рассказал о победе на чемпионате России по прыжкам, объяснил, почему не тратит призовые и почему нет смысла учить четверной аксель.
Николай Угожаев — российский фигурист, родился в 2006 году в Новосибирске, сейчас тренируется в Петербурге в команде Тамары Москвиной. Победитель чемпионата России по прыжкам (2025), этапа Гран-при в Красноярске и рекордсмен Мемориала Панина-Коломенкина (303,45 балла). Входит в резерв сборной России на сезон-2025/26.
Новосибирск без хоккея и дед-изобретатель
— Сразу залезу к вам в карман. Сколько у вас осталось от тех 1 250 000 рублей, которые вы заработали за победу на чемпионате России по прыжкам в январе?
— Не хотел бы вдаваться в детали — куда и как. Но скажу так: потратил не всё, бóльшая часть осталась. Точную сумму не назову, это всё-таки личное. Пока просто коплю. Никуда серьёзно не тратил. Да, какая-то часть осталась, и я её берегу.
— Понятно, что вам до футбольных зарплат далеко, но там спортсмены с первых больших денег обычно сразу покупают себе разные дорогие игрушки. Откуда у вас такая бережливость?
— Не знаю, мне кажется, лучше копить на что-то действительно нужное. Ну, на квартиру, на дом. Пока не накоплю — тратить особо не буду. Деньгами стараюсь не разбрасываться. Живу пока с родителями, но своя квартира — это важно. Она нужна.
— А за футболом следите?
— Да, слежу.
— Расстроились из-за поражения «Зенита» в этом сезоне?
— Вот как раз российским футболом, если честно, почти не интересуюсь. Так, отдельные матчи смотрю. Но чтобы прям регулярно — нет. Российский футбол мне как-то не особо. Другое дело европейский. Любимый клуб «Реал» и «Интер».
— То есть вы, получается, глор?
— Не-не, не глор. Я вообще не знаю, как у меня любимые клубы определились. Просто как-то начал интересоваться — понравилось, и всё, выбрал и не меняю уже. ВНовосибирске вообще ни разу не ходил на футбол. К тому же у нас там хоккей больше развит. Все болеют за «Сибирь» из КХЛ. А футбол — не очень. Во всяком случае, я никогда не интересовался. Да и хоккей мне тоже никогда не был интересен.
— Серьёзно? Жили в Новосибирске — и не увлекались хоккеем?
— Вот так вот. Сразу попал в фигурное катание, и всё, до хоккея не дошло. Он мне просто не нравился. Ну не моё это — не знаю почему.
— Значит, вы не настоящий новосибирец.
— Ну… да, получается, не совсем.
— Что еще из детства в Новосибирске запомнили?
— На самом деле не так много, но детство было хорошее. Катался, учился, гулял — всё было нормально. Плохого ничего не помню, только хорошее. Особенно каток, на котором я начинал кататься. Он назывался «Энергия». Он до сих пор работает, фигурное катание там тоже есть. Всё как было.
— А после того как уже сделали себе какое-то имя в фигурном катании, бывали там?
— Пока нет, не получилось. И на мастер-классы туда тоже не звали. Но я обязательно заеду, когда будет возможность. В родные места хочется. Но сейчас совсем не до того — сессия. Вроде бы и отпуск, но никуда не поедешь.
— Друзья в Новосибирске остались?
— Пара школьных знакомых. Я же уехал в третьем классе, так что знакомых там очень мало. Но парочка осталась, поддерживаем общение. Ну и, конечно, семья у меня там.
— У вас же дедушка — учёный-физик, изобретатель двухлучевого интерферометра на кварцевом светоделительном блоке. С трудом даже выговорил. Что это вообще такое?
— Честно? Я сам не до конца понимаю. Никогда в это не вникал. Думаю, штука крутая и полезная, но для меня это всё сложно. Не сказать чтобы мы постоянно с ним говорили о науке. Но если мне что-то непонятно было по физике — он всегда помогал, объяснял так, что всё сразу становилось понятно. А чтобы я прям глубоко в это погружался — такого не было. Пару раз бывал в институте, где он работает, но всё очень поверхностно. В науку я не полез. Он, кстати, до сих пор работает в своем институте, хотя ему уже 85 лет.
— И все-таки. Вы родились в абсолютно хоккейном городе. Дедушка — выдающийся ученый. Как вы в итоге фигуристом стали?
— Смутно помню. Первый раз я встал на коньки в два года — на открытом катке, прямо во дворе. Ну, не то чтобы кто-то поставил — сам захотел, как мама рассказывала. Говорят, как-то шли с мамой мимо спортивного магазина и я в витрине увидел коньки. Сразу ткнул пальцем: «Хочу, хочу!» Вот так и запомнилось. Потом всё твердил: «Коньки, коньки, коньки». Ну, купили самые простые и дешевенькие — и я вышел на лёд. Первое время просто бегал по льду. Почему-то потянуло на лёд, не знаю откуда.
— То есть силой на каток вас никогда не приходилось тащить?
— У меня всё по-другому. Я сам захотел. Никогда никто не заставлял. Всегда было именно моё желание — кататься, заниматься. Родители всегда позитивно относились к этому. Никогда не отговаривали, всегда поддерживали, помогали. Хотя сами особо не были связаны со спортом. Папа только когда-то немного занимался конным спортом, но это всё-таки совсем другая история.
— С коньками под подушкой спали?
— Нет, только с медалями.
— Помните свою первую медаль?
— По-моему, это была то ли серебряная, то ли золотая. Не помню точно. Это был старт по юношам. Там участвовало всего два-три человека, но медаль всё равно была — и она осталась.
Плющенко или Ханю
— Как случился переезд в Петербург и почему сюда, а не в Москву?
— Мы с самого начала понимали, что надо двигаться дальше. И выбрали Петербург. Мне и родителям этот город всегда нравился больше. В Москве что-то не зашло — слишком шумный, суетливый, огромный. Петербург тоже немаленький, второй город России, но по ощущению тут гораздо спокойнее и размереннее. А основная причина переезда — желание расти. Понимали, что есть талант и его надо развивать.
— А кто первым сказал, что у вас есть талант?
— Мой первый тренер Марина Язовцева, она постоянно говорила, что я могу достичь многого. Да и родители замечали, что у меня быстро всё получается. Говорили об этом тренеру, что можно развиваться дальше, расти. Сам я это тоже понимал, что фигурное катание — это дело моей жизни. Может, не так осознанно, как сейчас, конечно, но понимал. Мне всегда нравилось кататься, у меня была цель стать олимпийским чемпионом. С самого начала. Эта цель у меня и сейчас есть. Я к ней и иду. С самого детства знал, что хочу этого.
— А кумиры были? Сейчас вы говорите, что это Нейтан Чен и Юдзуру Ханю. А раньше?
— Да-да, именно они. Но в детстве их, конечно, ещё не было. Ничьи постеры у меня тоже не висели, но когда я уже стал прям постоянно смотреть фигурное катание — лет в семь, когда появился первый телефон, — я сразу зацепился за Юдзуру. И всё, стал настоящим фанатом с 2013 года.
— Ваше поколение, наверное, воспринимает Плющенко и Ягудина уже без такого пиетета, как ребята постарше. Например, в хоккее есть Харламов, Гретцки — великие хоккеисты. Но когда смотришь сейчас их матчи в записи, понимаешь, что это был совсем другой хоккей. Все как будто в замедленной съемке. И непонятно, как бы они играли в сегодняшнем темпе. Вот с Плющенко и Ягудиным та же история?
— Мне так не кажется. Думаю, они бы так же зажигали. Да, тогда всё было по-другому, но если бы у них был доступ к современным технологиям, к нынешним тренировочным методикам — может, они бы были ещё круче. Всё зависит от времени. Они оба в любое время были бы великими спортсменами. Я в этом уверен.
— Вернёмся к переезду. Было страшно уезжать?
— Немного. Волнение, конечно, было. Сначала со мной была только мама. А потом уже потихоньку все остальные подтянулись.
— У кого сначала тренировались в Петербурге?
— Сразу попал к Веронике Анатольевне Дайнеко. Долгое время у неё занимался. Она тогда еще в «Звёздном льде» у Алексея Мишина работала. А потом, в 2017 году, мы всей группой переехали сюда, к Тамаре Москвиной.
— Контакт с ней сразу получился или был период притирки?
— Ну, первое время, понятно, было тяжеловато. Но потом, когда я начал прогрессировать, всё пошло в гору. Контакт, в принципе, сразу был, просто потом сработались лучше, ближе стали.
— Сразу почувствовали разницу с Новосибирском?
— Конечно. При всём уважении к Новосибирску — здесь уровень намного выше. Требования очень высокие. Но я бы не сказал, что было давление — это скорее мотивировало, подстёгивало. Помогло и то, что сразу пошёл прогресс. Не было ощущения застоя. И желания уехать назад — тоже не было. Я чувствовал, что развиваюсь.
— Если все шло хорошо, почему решили перейти к другому специалисту?
— Не хотел бы вдаваться в подробности. Ничего плохого не произошло, просто… момент такой. Личный, скажем так. Переход прошел спокойно. Никаких обид, претензий. Просто перешёл — и всё. А с Дмитрием Хроминым мы давно знакомы. Он ведь тоже какое-то время работал в Новосибирске, когда я там ещё катался. Правда, он тогда был в другой школе — тренировал моего главного соперника.
— Ну и получается, что вы с Дайнеко все равно на одном льду занимаетесь. Наверное, первое время было неловко?
— Не, у нас всё нормально. Всегда здороваемся, поздравляем друг друга — с днём рождения, с праздниками. У нас с Вероникой Анатольевной остались хорошие отношения.
— Довольно редкий случай, всегда у кого-то остается обида.
— Ну вот у меня всё как раз прошло спокойно. Без конфликтов, без негатива. Всё по‑доброму, по-человечески.
Выучить прыжок за полгода и сломать ногу
— Второе место на первенстве России в 2022 году с отставанием в несколько сотых балла от первой строчки вы восприняли как поражение или всё-таки как медаль, как достижение?
— Не могу сказать, что это было поражение. Тут важен контекст: на тот момент я вообще ни разу не был сильнейшим юниором в стране — даже близко. Для меня тогда попасть в топ-6 уже было очень хорошо, если объективно смотреть на свои силы. Конечно, немного расстроился, но всё равно — второе место, я был доволен. Если бы я изначально был намного сильнее всех — тогда, наверное, сильно расстроился бы. А так — я не был фаворитом. И второе место стало скорее приятной неожиданностью. В моменте — вроде радуешься, а потом думаешь: «Эх, всего пара сотых…» Но я это внутри уже проработал. Всё равно воспринимаю это как успех, а не как неудачу.
— Помните свои эмоции, когда впервые сделали тройной аксель?
— Конечно! Это было в 11 лет. Я тогда просто безумно обрадовался. Реально очень, очень рад был. Хотя времени на это ушло немного. Сейчас, конечно, многие начинают осваивать сложные элементы ещё раньше, а тогда это была не такая частая история. У меня ушло где-то полгода — и это, на самом деле, очень быстро, особенно для 11 лет.
— Но потом ведь случился казус, да?
— Да, через пять дней после того, как сделал, на том же акселе сломал ногу. Просто неудачно приземлился, подвернул ногу — и всё. Перелом медиальной лодыжки. Самый обычный, без смещения. В гипсе полежал где-то месяца два. Сломал в феврале, в апреле гипс сняли, в мае начал понемногу тренироваться, а к октябрю уже полностью восстановил элемент. Восстановление прошло довольно быстро.
— Не было психологических последствий? Часто бывает, что после травм становишься осторожнее.
— У меня такого не было. Конечно, поначалу было чуть страшновато, но как только понял, что ничего не болит, что всё в порядке, страх прошёл. Не было вот этого сильного внутреннего барьера, типа «не могу приземлиться» или «не могу ногу нагрузить». Еще бывает, что из-за страха техника меняется — например, перекат не работает, корпус уходит назад… Но у меня такого не было. Просто первое время было тяжело, стопа болела, непривычно — конёк давил. Но я через это прошёл — и потом уже стало легче. Сейчас вообще не беспокоит.
— Это ваша самая серьёзная травма на сегодня?
— Да, самая серьёзная. Больше таких не было. Ну, бывает, спина болит, мышцы, что-то где-то тянет — но это нормально. У всех что-то болит.
— Ну понятно, что профессиональный спорт и здоровье — несовместимые вещи.
— Ну… в целом здоровье у меня хорошее. Но, конечно, и спина, бывает, побаливает, и стопы, и колени иногда. Это у всех так. Главное — правильно восстанавливаться.
— Вас уже можно назвать ветераном мемориала Панина-Коломенкина.
— Ну, прям ветераном, наверное, рановато, но да — часто там выступаю. Это ведь старт сезона, первый серьёзный всероссийский турнир. Очень удобно — можно сразу проверить форму, понять, насколько готов к сезону. И у меня там, кстати, всегда довольно удачно получалось. И в этом году тоже буду участвовать.
— Как всегда, будете настраиваться на победу?
— Для меня главное — показать максимум. Чисто откатать программу. А места… ну, понятно, что стремиться к первому надо, но если зациклиться только на месте, можно не выложиться. А когда сосредотачиваешься на прокате — и результат приходит.
— Ну, вы, фигуристы, всегда так говорите.
— Да, но это правда работает. Мне кажется, не только в фигурке — в том же хоккее или футболе тоже. Лучше думать не о кубке, а просто чётко и методично выигрывать матч за матчем. Тогда всё получится. Главное — не впадать в панику, как некоторые.
— Это вы сейчас про кого-то конкретного?
— (Улыбается) Ну… допустим, про одного известного футболиста. Когда у Винисиуса начинает «бомбить», сразу видно — всем видом показывает, что ему плохо, все виноваты, все мешают. Он такой — эмоции бьют через край. Он, конечно, заряжается от негатива, начинает доказывать всем подряд, но иногда это мешает. Вот был матч с «Валенсией» — ударил вратаря, получил красную, подвёл всю команду. Так не должно быть.
— Получается, вы с Александром Галлямовым — два главных футбольных фаната в фигурном катании?
— Да не, много кто футбол смотрит. Просто Саша и поигрывает ещё, он вообще сильно увлечён. Наверное, даже больше, чем я.
— А вы сами не играете?
— Так, совсем чуть-чуть. Редко. Не на серьёзном уровне. Стараюсь беречь себя. И вообще — энергозатратно. Я потом полдня лежу (улыбается).
— Галлямов звал вас поиграть?
— Звал как-то раз, но я не смог. Больше не подходил.
Слушать «тяжеляк», кататься под Лазарева
— Почему выбрали Linkin Park для программы? Это ваше решение или тренерское?
— Мы всегда советуемся с тренером. Вообще, сначала это была идея просто поставить что-то под эту музыку, такой показательный номер. Но потом посмотрели: а ведь может получиться полноценная программа. Переделали — и правда получилось круто. И смотрится хорошо, и необычно — вроде никто раньше такого не делал. Мне самому понравилось. И как катается, и как выглядит.
— Сами Linkin Park любите?
— Да, нравится. Вообще я не особо слушаю музыку, но Linkin Park — прям нравится.
— Тогда назовите трёх своих любимых исполнителей. КромеLinkin Park…и Сергея Лазарева, под песню которого у вас есть показательный номер.
— (Смеётся) Лазарев точно не в числе моих любимых музыкантов. А кроме Linkin Park… даже не знаю, с ходу не скажу. Наверное, всё-таки они — единственные любимые.
— А Лазарева зачем тогда взяли? Я просто как ценитель Linkin Park с легким осуждением смотрю на этот ваш выбор.
— (Улыбается) Нам нужно было сделать показательный номер. Что-то красивое. Желательно под русскую музыку. Выбрали Лазарева — посмотрели, вроде хорошо ложится, решили делать. Получилось удачно. Может, и не на один сезон. Бывает, что делают показательные на один раз — и всё. Но тут вышло хорошо, и катаем его не первый раз. Всё-таки такие номера не так часто показываются, максимум несколько раз за сезон.
— Инициатива была от тренера?
— Да, но мы вместе выбирали. Много слушали, перебирали треки — то не то, это не то. Потом — бах, вот оно. Попробовали, подошло. И всё, взяли.
— Какой у вас любимый лирический образ?
— Прям определённого — нет. Я считаю, что всегда нужно пробовать что-то новое. Но иногда полезно и классику покатать, что-то «базовое», так скажем. Это тоже непросто. В целом, если хочешь развиваться, надо искать новое. Иначе будет застой, а это никому не нужно.
— А актёрские курсы проходили когда-нибудь?
— У нас несколько лет назад было актёрское мастерство здесь на катке. Вел Сан Саныч из Вагановки. К сожалению, он уже умер. Классные у него были занятия. И правда помогали. Отыгрывали с ним эмоции. Это ведь важно — в программе всё должно быть живым.
— Сейчас не хватает таких занятий?
— Да, чуть-чуть не хватает. Но всё равно я с разными хореографами работаю. Постоянно кто-то помогает. С возрастом уже сам начинаешь лучше понимать, какие эмоции нужны, как их показать.
Самый нелюбимый прыжок
— А классической хореографией занимаетесь?
— Конечно. Это у всех фигуристов — основа. Всегда занимались и продолжаем заниматься с Валерией Николаевной Чистяковой. Без этого никуда.
— У того же Плющенко всегда выделяли работу руками — это была его фишка. Вы над чем-то таким отдельно работаете?
— Конечно. Когда ставим программу, сначала идут заходы, движения — и уже потом на них накладывается вся хореография. Отдельно тренируем всё в зале: под музыку, дотягиваем, отрабатываем хореографические элементы. Верхняя часть тела — руки, пластика. Нижняя — скольжение, прыжки, вращения. Всё прорабатывается.
— Какие элементы даются вам тяжелее всего?
— Четверной сальхов. Это мой самый «нелюбимый» прыжок. Хотя считается, что самый простой — это тулуп или сальхов, но мне они почему-то всегда давались тяжелее остальных. Особенно сальхов — до сих пор не до конца его понимаю. Вообще он один из первых, которые начинают учить. Его легче всего освоить, поэтому и считают простым. Но каждому — своё. Для кого-то сальхов простой, а кто-то начинает с акселя или риттбергера.
— Ваше становление как фигуриста пришлось на тот момент, когда в женском катании начался настоящий взрыв — девочки начали прыгать четверные в таком режиме, о котором многие мальчики могли только мечтать.
— Ну, во-первых, с ними мы не соревнуемся. Так что для меня это не стало чем-то шокирующим. Мне главное — как я сам катаюсь. Кто-то там прыгает или нет — неважно. Главное, чтобы я делал свою работу хорошо.
— Как идёт работа над четверным акселем?
— Никак. Смело заявляю: пока что я над ним вообще не работаю. Слишком это тяжело — и на данный момент просто не вижу в этом смысла. Потому что усилия, которые нужно вложить, несоразмерны награде. За него дают всего на один балл больше, чем за четверной лутц. Это немного смешно. Он гораздо сложнее технически — а разница в баллах минимальная. Так не должно быть. На мой взгляд, разрыв в стоимости должен быть гораздо больше, чтобы появлялся реальный смысл его учить и вставлять в программу.
— То есть всё упирается в систему оценки?
— Думаю, да. И я не один так считаю. Многие говорят, что аксель просто «недооценён» по баллам.
— Если бы в будущем повысили цену за этот прыжок — это стало бы стимулом?
— Думаю, да. Но в ближайшее время этого точно не будет. На следующий сезон уже всё утверждено, стоимость элементов осталась прежней. И четверной аксель, если появится, всё так же будет стоить всего на балл дороже четверного риттбергера.
— А сальто назад не пробовали?
— Нет, пока нет. И не тянет.
— Это все еще элемент шоу или он может когда-то войти в обязательную программу?
— Думаю, в обязательную — вряд ли. Это, скорее, эффектная шоу-фишка. Но клёвая. Смотрится красиво, вызывает овации, особенно если его вставляют в хореографическую дорожку — судьи тоже это отмечают. Визуально, по сложности, по подаче — это всегда плюс. Кто умеет — тому в плюс.
— Что сложнее в работе над сложными прыжками — физика или психология?
— Сначала, наверное, психология. Страшно. Но как только чувствуешь, что можешь, — всё, страх уходит. У меня так было: сначала было жутко, а потом — щёлкнуло в голове, и пошло. Уже не страшно.
— Но если физики не хватает, это ведь тоже барьер?
— Конечно. Если не хватает прыгучести, если слишком низко отталкиваешься — хоть как крутись, всё равно не докрутишь. То есть психология важна, но физика — тоже критична.
— И как вы в итоге освоили сальхов?
— Просто в какой-то момент решил: надо. Думал: ну я уже все четверные сделал — остался только он. Надо добить. Для себя. Начал прыгать, пробовать, пытаться. И в какой-то момент получилось. Не было какой-то особой техники или волшебного метода. Просто я чувствовал, что могу. Был уверен, что сделаю — пусть не сразу, но сделаю. Ну и сделал.
— Вы ещё растёте?
— Уже, слава богу, нет. Вверх точно нет.
— Вширь?
— Ну, надеюсь, тоже не особо! (Улыбается) Стопа у меня уже года четыре не растёт. Остановился на 45-м. Зато устойчивость лучше. Есть плюсы.
— Рост не мешает?
— Ну, не то чтобы мешает, но, конечно, с точки зрения физики и антропометрии — это сложнее. Длина конечностей, масса тела — всё это влияет. У высоких техника немного другая. Всё чуть медленнее, чем у более низких фигуристов. Но к этому привыкаешь. Сейчас уже все адаптировались. Сейчас и высокие, и низкие, и средние прыгают. Это же тоже прогресс. Главное — приспособиться. Зато когда ты высокий, статный — это красиво. И прыжки визуально кажутся мощнее. А вообще каждый может найти свою фишку. Главное — её найти и показывать. Тогда будет круто.
— Вы свою фишку нашли?
— Пока не до конца. Может, в том, что я высокий и скромный (улыбается).
Не быть как Винисиус
— Вы ещё говорили, что ваши сильные стороны — стойкость и стрессоустойчивость. Это врождённое или пришлось поработать над этим?
— Сложно сказать. Думаю, отчасти есть это во мне изначально. Но, конечно, иногда подводит. Бывает, и это моя проблема, над которой надо работать. Раньше, когда был младше, уровень осознанности был другим — и старты воспринимал иначе. Сейчас стараюсь прорабатывать это, справляться.
— Психануть можете?
— Ну, могу… но редко. Только если совсем всё плохо. Но вообще нельзя себе этого позволять. Нужно держать себя в руках. Ну вот как в футболе — с «Валенсией» один не сдержался, вратаря толкнул. Да, просто не справился с эмоциями. Или Беллингем — наговорил лишнего на судью, получил красную, и до свидания.
— Еще у «Реала» есть Рюдигер…
— О, да. Он вообще зверь. Такой характер, такая подача… Все его боятся. С ним тяжело играть — у него свой стиль, своя энергия.
— Как справляетесь с неудачами? Например, после пятого места на этапе Гран-при в Магнитогорске?
— Мы тогда с тренерами просто разобрали, в чём была причина. Проработали, чтобы такого больше не повторялось. Я тогда сильно переволновался — это ведь был мой первый этап взрослого Гран-при. Большая арена, много зрителей — всё непривычно. И стресс, конечно, сказывался. С самого начала начал катать как-то неуверенно, движения были не такие, как обычно. Немного торопился, ошибался — и в итоге не получилось.
— В такие моменты вам больше помогает побыть наедине с собой или проговорить с кем-то?
— Сначала надо немного побыть одному. Подумать, переосмыслить. Может, чуть-чуть погрустить — но ненадолго. А потом уже не зацикливаться, проработать и идти дальше.
— А с кем проговариваете? С тренерами или родными?
— И с тренерами, и с родителями обязательно. Если есть занятие с психологом — с ним тоже разбираем. Всегда стараемся не оставлять это в себе.
— Но потом в Красноярске вы стали первым — обошли и Гуменника, и Самсонова. Почувствовали, что это был ваш триумф?
— Чувствовал, что сделал всё, на что способен. Почти идеальный прокат. Это был один из лучших стартов в сезоне. Я очень доволен тем выступлением. Ну и первое место — приятный бонус.
— Гуменника подкалывали после этого?
— Нет, я вообще не из тех, кто подшучивает или подкалывает. Это не моё.
— Но он вас поздравил? У вас какие отношения?
— Да, поздравил. И когда он выиграл финал, я тоже его поздравил. У нас хорошие, спокойные отношения. Просто коллеги. Без конфликтов, без напряжения. Кто хорошо выступил — того и поздравляем. Всё по-человечески.
— Вы сами как-то говорили, что он — один из тех, на кого вы равнялись. А потом вы его обыграли. Какие были ощущения?
— У меня никогда не было цели обыграть именно его. Цель — показывать свой максимум. Конечно, приятно, когда получается, но он потом ещё не раз выигрывал у меня. Так что это был просто один успешный старт. Дальше — снова работа, развитие.
— Многие спортсмены, когда выигрывают, потом вспоминают, с какой ноги встали в тот день, какие носки надевали…
— (Улыбается) Ну да, у кого-то так. Есть такие истории.
— На том турнире в Красноярске вы пытались как-то проанализировать, что сработало?
— Да, в первую очередь — настрой. Я вышел с абсолютно холодной головой, с уверенностью, что всё могу сделать хорошо. Не торопиться, но и не медлить. Просто ехать в полную силу, без экономии.
— То есть ключевой момент — настрой на старте?
— Да. Это главное. Спокойствие, уверенность, хладнокровие — вот это важно. Ну а всё остальное вроде «счастливых носков», разминки — это уже мелочи, суеверия.
— А счастливые носки есть?
— Были. В 2024 году друг подарил на Новый год синие носки с красным дракончиком. Я в них весь сезон катался.
— До дыр?
— Не до дыр, но подзатерты были, да. Сейчас уже всё — другие ношу. Надо будет другу снова намекнуть на подарок (улыбается).
Интервью с Загитовой и запечатанные бутылки
— Почувствовали разницу во внимании и интересе после перехода во взрослый спорт?
— Да, разница есть. Больше ответственности, больше конкуренции, больше внимания. Но мне это нравится — подстёгивает развиваться. Почувствовал, что взрослый спорт мне ближе, чем юниорский. Во взрослых нет ограничений. В юниорах, например, нельзя было делать четверные в короткой программе — а это сильно ограничивает. Хотелось уже катать, как взрослый: полноценные программы, со всеми элементами.
— Даже вращения ограничивали?
— Да, в юниорах есть конкретный список: что делать, в какой последовательности. Например, обязательно «волчок со сменой». А во взрослых ты сам выбираешь. Хочешь — делай либелу со сменой, хочешь — наоборот. У тебя есть структура, но в ней ты уже свободнее. Это приятно.
— А как вам формат, когда после прокатов интервью берут сами фигуристы?
— (Улыбается) Ну, забавно. Зависит от того, кто спрашивает. Но в целом у них больше вопросов именно по старту, по выступлению. Меньше про личную жизнь.
— А Загитова вам попадалась?
— Да, было. В Красноярске, на этапе Гран-при. В основном она спрашивала про сами соревнования. Вроде нормальное интервью получилось. Всё спокойно. Хорошая атмосфера была.
— Некоторые фигуристы от неё с фейспалмом уходят.
— Ну, у меня такого не было. Мне нормально. Общение — живое. Не унылое, без пафоса, с лёгкими шутками. Ну и просто повеселее, поэнергичнее — чтобы зрителю было интереснее смотреть.
— Галлямов очень деликатно сказал, что там, где Загитова, — там всегда шоу.
— Ну, не сказать, что прям шоу. Но атмосфера лёгкая. Не сухое интервью, а с эмоцией. Это хорошо.
— Вообще, как относитесь к тому, что в последние годы в фигурном катании появилось больше шоу-элементов — турниры по прыжкам, всякие форматы? Такого ведь раньше не было.
— Мне кажется, это круто. Каждый турнир стал по‑своему уникальным. Такого в мире мало — мы первыми начали такие форматы делать. Может, потом и в других странах появится что-то похожее. Главное — чтобы это было интересно зрителям. Вот прыжковый турнир, например, — он зрелищный. Или шоу-программа с реквизитом, со светом, спецэффектами — это всё привлекает, это смотрят.
— Ну и миллион выиграть — тоже приятно.
— Ну, это уже другой вопрос (улыбается). Главное, чтобы зритель получил удовольствие. Когда придумывают что-то новое, нестандартное — это всегда цепляет. Мне кажется, это правильный путь.
— А сами спортсмены серьёзно относятся к таким нестандартным турнирам?
— Да, вполне серьёзно. Все к ним готовятся как к настоящим стартам. Это не просто показательные выступления — это полноценные турниры. Так что отношение соответствующее.
— В прошлом сезоне вы были одним из тех, кого дважды тестировали на допинг. Было тревожно?
— Ну… немного, потому что это была моя первая такая процедура. Первый раз — на чемпионате России, второй — на чемпионате России по прыжкам. Немного волновался, потому что всё это в новинку. Раньше меня на допинг не проверяли. Но на деле ничего страшного. Бумажки заполнил, расписался, указал лекарства, сдал материал, разлил по баночкам — всё. Обычная процедура.
— Неловко было?
— Чуть-чуть, конечно. Но надо понимать: это их работа. И наша ответственность — тоже. Поэтому всё нормально. Вообще нас всегда информируют о допинге и держат в курсе последних новостей об этом. Я сейчас стою в пуле тестирования — это значит, что в любой день, в указанный интервал, ко мне могут приехать. Один раз уже приезжали.
— Это было дома?
— Да, обычный несоревновательный контроль. Приехали домой — та же процедура, что и на турнире. В специальной системе ставится «окно доступности» — например, с шести до семи утра, когда ты гарантированно дома. Вот они приехали — в шесть утра был звонок в дверь. Пришли знакомые люди — мы уже виделись раньше на соревнованиях по прыжкам. Поздоровались, пообщались, всё оформили — и за полчаса всё было готово. Потом лёг спать дальше. В общем, ничего страшного.
— Вас специально готовят к таким проверкам?
— Да. Мы проходим семинары по антидопингу, нам всё объясняют: и правила, и изменения, и как работает система ADAMS. Это важно. Такие занятия проводят не только для взрослых, но и для младших. И правильно делают — это нужно знать с самого начала: что можно, что нельзя, как проходит контроль. Это реально важно.
— Насколько вы контролируете то, что едите и принимаете?
— Конечно, контролирую. Витамины пью — те, что нам выдают. Если принимаю лекарства, всегда консультируюсь со спортивным врачом, проверяю состав — нет ли в препарате запрещённых веществ. Это обязательно. Всё проверяю.
— Пьете только из запечатанных бутылок?
— Да, стараюсь соблюдать меры предосторожности. На всякий случай. Особенно на стартах: взял бутылку, попил — лучше потом взять новую, чем ставить куда-то и потом рисковать.
— Проблемы с весом бывают?
— Нет. Я держу тот вес, который для себя выбрал. Следить — не значит жёстко контролировать. Плюс-минус килограмм — не страшно. Один-два — на результат сильно не влияет. А вот если запустить — да, тогда всё может измениться.
Машина мечты
— Мы поняли, что вы фанат автогонок. А у вас самого уже есть автомобиль?
— Пока нет. Да и не нужен сейчас. Всё рядом, на метро удобно. Так что смысла в машине пока не вижу.
— В метро бывает опасно, Дикиджи не даст соврать.
— Ну, у меня никогда не было проблем. Всё зависит от ситуации, да и от людей вокруг. Если спокойно себя вести — ничего страшного.
— А если будет неограниченный бюджет, какую машину купите?
— Mercedes AMG Project One. Конечно, я понимаю, что никогда такую не куплю. Но мне она нравится — там технологии из «Формулы‑1», всё на высшем уровне. Уникальная машина.
— С питерскими гонщиками — Шварцманом или Квятом — когда-нибудь пересекались?
— Нет, не пересекались. Но смотрю, слежу, болею. Шварцман сейчас в IndyCar, Квят, насколько знаю, в творческом отпуске.
— Поездка на Эльбрус. Что вы там делали?
— Просто отдыхал. Хотелось немного развеяться, сменить картинку. Поехал с мамой на майские праздники. Я вообще очень люблю горы. Там воздух особенный, виды потрясающие. Очень понравилось. На лыжах не катались, просто поднимались на подъёмнике. Но я бы хотел вернуться туда уже именно покататься — с лыжами, со всем. Потому что там, правда, космос. Таких видов я пока больше нигде не видел. Ну, может, только в Альпах.
— Чего хотите добиться в следующем сезоне?
— Стабильности. Чтобы не было этих «качелей» в результатах, чтобы я всегда показывал свой максимум. Независимо от условий — погода, самочувствие, настроение. Чтобы был ровный, стабильный сезон. Ну и конечно, попасть в сборную России.
— Хореограф Николай Морошкин рассказал, что у вас уже готова программа.
— Да, мы уже сделали. Но я пока не хочу всё раскрывать. По короткой программе был тизер — выкладывали, но там музыка не слышна. Интересный выбор получился, для меня — что-то новое. Такого у меня ещё не было. Произвольная — тоже будет сюрпризом. Немного неожиданная.
— А за международным сезоном следите?
— Конечно. Я очень люблю свой вид спорта и слежу за ним постоянно. Знаю, кто где выступал, какие результаты. Смотрю, когда есть возможность. Если прокаты ночью — ну, не встаю в три утра, но потом обязательно смотрю протоколы, распечатки, пересматриваю выступления, если интересно.
Цель — на Олимпиаду-2030
— Многие опасались, что российское фигурное катание выпало из международной повестки и мы теперь как бы варимся в собственном соку. Вот вы смотрите чемпионаты мира, Европы? Иностранные фигуристы сильно ушли вперёд?
— Нет, я считаю, мы держим очень высокий уровень. Особенно в мужском катании — тут у нас прям скачок произошёл. Думаю, когда нас снова допустят, мы точно будем бороться за медали, за тройку, за победу. Если неидеально всё будет, то всё равно конкуренция у нас очень сильная. Прогресс есть, это видно.
— Вы попали в резерв сборной России на сезон-2025/26. Это вас разочаровало или, наоборот, мотивировало?
— Скорее мотивировало. Хочется вернуться в основной состав. Это был мой первый взрослый сезон, так что, думаю, нормально. Конечно, всегда можно лучше, но я не расстроился. Пойдет.
— Рассчитываете выступить на Олимпиаде в 2030 году?
— Ну да, уже даже меньше пяти лет остаётся. Ориентир есть. Очень хочется. Надежда всегда есть. Работаю с прицелом именно на тридцатый год.
— Евгения Медведева назвала ваш прокат самым любимым в сезоне. Видели это?
— Да, слышал. Конечно, очень приятно. Евгения — крутая спортсменка, уважаемая, двукратная чемпионка мира. Даже несмотря на то что не взяла олимпийское золото, она всё равно остаётся одной из самых сильных наших фигуристок. Такие слова — это правда очень приятно.
— Сейчас многие фигуристы активно идут в блогинг, в медиа. Вы себя в какой роли видите после спорта — журналист, ведущий, блогер?
— Честно, пока не думаю ни о чём, кроме спорта. Это всё блогерство — активное — вообще не моё. Телеграм-канал у меня есть, да, но я им не сильно занимаюсь. Разве что фотки со стартов выкладываю, иногда видео с прыжками. Но прям рассказывать про каждый день, какие-то розыгрыши делать, развлекать подписчиков — это не ко мне. Не люблю это.
— Вы как-то говорили, что хотели бы стать тренером. Это желание ещё осталось?
— Да, осталось. Мне всё ещё интересно попробовать. Думаю, у меня может получиться. Пусть и опыта пока немного, но был случай — когда спину повредил и сам не мог много кататься, помогал Дмитрию Владимировичу. Даже одному мальчику помог доделать дубль. Так что потихоньку втягивался. Интересно было. Как раз учусь на тренера в Лесгафта. Второй курс уже закрыл, всё успешно.
— По-честному учитесь?
— По-честному! Сдаю сам, работы выполняю. Понятно, что не всегда в срок, но стараюсь. У нас группа большая, почти 50 человек. Кто не в спорте — ходят на пары регулярно. Ну и мы кооперируемся иногда — вдвоём, втроём сдаём. Нормально, учимся.
Беседовал Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»