Международный Летний театральный фестиваль в Новосибирске – это фактически преемник фестиваля «Ново-Сибирский Транзит», ещё в фазе анонса обозначенный как главное театральное событие лета. Не просто как дембельский аккорд театрального сезона, а именно как одна из главных позиций всего арт-календаря-2025. Первый блин не всегда бывает комом. Некоторые первые блины отличаются отменной геометрией. Доказано фестивалем 2025-го года – начинанием, которому уверенно обещано продолжение.
Он другой
Примечательно, что тема наследничества с «Ново-Сибирским Транзитом» обозначена понятно, но не слишком навязчиво – без упора на этот аспект. Потому что Летний Международный театральный фестиваль с «НСТ» состоит в двоюродном родстве. Он другой. Не во всем, но в существенном.
Во-первых, в осевой идее: это фестиваль в первую очередь актерский. В фокусе внимания конкурсного жюри – актерские работы, тематика конгресс-блока – аспекты актерского мастерства – конкретные проблемы техники, психология ремесла, профессиональная идентичность. А режиссерских фестивалей и так достаточно – если не большинство.
Во-вторых, он резко отличен свой айдентикой, марочной символикой. Вместо «сибтранзитного» арлекина на колесе, который к двадцатым годам уже смотрелся провинциально и старомодно (да, бренды и маскоты тоже стареют – из вод Леты Арлекину машет ладошкой рыжий Городовичок), пришла нефигуративная эстетика – интенсивный алый цвет и белая буква «Л», служащая то стрелками, то птицей (чайкой?), то собирающаяся в солнышко. Красный цвет ненавязчиво обозначает и «материнство» фестиваля – его инициатором и основной (не единственной) площадкой стал театр «Красный факел». Генеральный директор фестиваля – директор «Красного факела» Антонида Гореявчева, президент фестиваля – главный режиссёр «Красного факела» Андрей Прикотенко. То есть фестиваль, по сути, авторский проект «Красного факела». С заметной, но не форсированной марочной тождественностью – деликатной, без эгоцентризма. Для авторской идеи это органично – у яркого проекта должно быть имя, лишняя скромность в таком деле ни к чему.
Магия красного
Композиционная структура фестиваля очень хороша с точки зрения маркетинга, в плане засветки в городском арт-трафике: сначала – театральные мега-бренды из двух столиц (Театр Наций и БДТ имени Товстоногова). И нестоличные, но «выстрелившие» спектакли, уже снабженные лейблом сенсаций.
А вторая половина, конкурсная — спектакли-соискатели, отобранные в шорт-лист из объёма в 103 заявки.
В экспертно-отборочную группу вошли театровед Наталья Каминская (председатель экспертного совета), редактор «Театрального журнала» и преподаватель ГИТИСа Екатерина Кострикова, драматург и театральный менеджер Ольга Никифорова, искусствовед и историк театра Екатерина Рябова, театровед и куратор проекта «Школа театрального блогера» Глеб Ситковский.
Главная оценочная референция — актёрская работа. Режиссёрская миссия вообще не оценивалась – она почиталась по умолчанию выполненной: в шорт-лист попали только спектакли с заведомо высококачественной режиссурой, уже поощренные по этой части. Гранды российского театра, открывавшие фестиваль, работали на обозначение уровня — чтоб город сразу понял, насколько первый блин не комом. Город обозначил понятливость тотальными аншлагами.
Периферии нет
Кстати, театральная география России не конгруэнтна её физической географии. Грани «столица\провинция» у неё нет. Вровень с театрами столиц «шатают публику» театральные коллективы из мест, которые не на каждом глобусе найдёшь. Впрочем, театралам такие топонимы как Нюрба и Нягань известны уверенно. Театр из Нюрбы со спектаклем Юрия Макарова «Якут, превратившийся в злого духа» — один из ярких всплесков «якутской волны». Эта волна – изначально феномен кинематографический, кинопрокатный. Стартовал он как сугубо этнографическая диковина («надо же, у них ещё и кино имеется!»). А потом якутская волна накатила и на театральную сцену. Брызги у волны терпкие – этноколоритный сюр и хтонь, принесённые в туеске якутской сдержанности. Якуты – это такие отечественные, наши собственные южнокорейцы, умеющие удивлять, озадачивать и пугать. Всё на одном блюде и можно без хлеба…
Молодежный театр Нягани, привезший для гостевой, внеконкурсной половины фестиваля спектакль Сойжин Жамбаловой «Калечина-Малечина» (инсценировку знаменитой повести Евгении Некрасовой, адаптированную к сцене самой писательницей), доказал, что театр-кроха на 60 зрителей умеет управляться и со сложным сюжетом, и с многолюдным залом.
Девиз «Классика бессмертна» на фестивале получил небанальную проработку. Два спектакля олицетворяли не просто классику, а, можно сказать, театральный антиквариат – гостевой «Тартюф» от Театра Наций и конкурсный спектакль Драматического театра Кузбасса «Простаковы» — вариация «Недоросля» Фонвизина. Сейчас и Островский-то сложен бывает, а тут практически барокко, мир в кракелюрах… Впрочем, эффективность работы с «антиком» публике была показана во всей красе – и москвичами, и кемеровчанами.
Реанимация барокко с заменой органов
Начнем с «Тартюфа», со старт-шоу фестиваля, принятого на свой сцене театром «Глобус». Перед новосибирцами «Тартюф» предстал в новом переводе от Сергея Самойленко – бывшего новосибирца и арт-обозревателя «Континента Сибирь». Сергей Самойленко и режиссёр Евгений Писарев вдвое уплотнили громоздкое детище барокко и перенесли мольеровский сюжет из эпохи Короля-Солнца во Францию-2025. Отправив ко всем чертям кружева, камзолы, барочную карнавальщину.
Ну да, апологетику монарха-спасителя в финале пришлось оставить, но максимально абстрагированно. Говорят герои современной речью, без кудрявого синтаксиса, вместо условных фигур барочного театра – живые типажи с социальной обусловленностью. Мсьё Оргон (Игорь Гордин) перестал быть величавым идиотом в золоченом камзоле. И родительская тирания у него не потому, что «так полагается», а из соображений отеческой любви. Мол, папа лучше знает, как надо, папа большой.
Каково такое обновление? Пожалуй, стало лучше. Ибо тираны-дураки, которые глупы «по условиям задачи», просто потому что глупы – они не просто зрительской эмпатии не вызывают, они ещё и обесценивают коварство плутов-трикстеров. Мол, велика ли доблесть – дебила обмануть?
К слову, о трикстерах. Тартюф (Сергей Волков) радикально помолодел — он тут ровесник детей мсьё Оргона. Это уже не старый циник-манипулятор, прекрасно осознающий своё продуктивное ханжество, а юноша с довольно искренним токсик-идеализмом. Такой бледный, тонкогубый паренек в штанах, натянутых до подмышек и в рубашке, застегнутой на все пуговицы. Подобные отроки имелись в каждом классе или студенческой группе, портя жизнь простодушным однокашникам.
Этот типаж открыл и лабораторно изучил позднесоветский детский кинематограф, увековечив образами Железной Кнопки (фильм «Чучело») и Руслана Чутко из «Плюмбума». Подросток-праведник был устроен просто, карая и ровесников, и взрослых за их преступную неидеальность. Изменяешь нашей маме? – Сдохни, тварь! Списываешь? – Сдохни, тварь! Фарцуешь? – Сдохни, тварь! Не веришь в идеалы пионерии? – Сдохни, тварь! Курил за школой? – Ну, ты уже сам понял…
Ради абсолютной справедливости праведное дитя было готово сжигать галактики. Советское кино открыло это чудо-чадо, наше отечественное дитя кукурузы, да само так испугалось, что назад закрыло и на сундук всей попой село.
Митрофан нормальный!
«Простаковы» от Театра драмы Кузбасса – еще более радикальный риплэй театральной старины. Фонвизинский «Недоросль» тут был пересобран практически заново: семья Простаковых живет в 2020-х, Митрофанушка – не инфантильный неуч, а вполне адекватный и добрый юноша, отличник юрфака. И главная жертва испепеляющей материнской любви. Олицетворяемой Антониной Ивановной Простаковой – пугающе реалистичной «яжматерью» из поколения 40+. Сюжет – знакомство семьи Простаковых с митрофанушкиной невестой Софией – семейный завтрак, переходящий в обед. Торжество «майонезной кулинарии» в натуралистичных декорациях коттеджа.
Эмоциональный рисунок – почти как в знаменитом романе Павла Санаева: Антонина Ивановна одновременно узнаваемо смешна и узнаваемо страшна – как олицетворение «детобожия», охватившего Россию в годы благополучия.
Просвещенческая комедия с условными типажами-масками превращена в реалистичный трагифарс о детско-родительской сепарации, о попытке вырваться из образа сыночки-корзиночки в большой мир, олицетворяемый личностью Софии. И митрофанушкин крик «Не хочу учиться, хочу жениться» тут меняет свой смысл. Это не про фертильность. Это про свободу.
1 of 5
Булка, не хрусти!
Еще один тренд, обозначенный фестивалем – симбиоз реализма и пост-иронии. Оказывается, пост-ирония вполне уживчива с контекстами классического, «чеховско-горьковского» театра. Как в спектакле того же Театра Наций «Последнее лето» от Даниила Чащина по пьесе Анны Козловой.
Последнее лето — дачное лето 1916-го в Куоккале — в финском предместье Петербурга. Дача – какой чеховско-горьковский архетип! Там, у бурых скал и стальных волн мается в характерной чеховской истоме семья некого барона-полковника. И порхают набоковские бабочки. В руки баронова сына, маленького Ники попадают карты Таро с брошюрой-мануалом. Ребенок брошюру осваивает. И то, что началось как забава смышлёного 10-летнего малыша, скучающего без ровесников в обществе нервных взрослых, постепенно превращается в цепочку страшных и убедительных пророчеств. «Воссияет изумруд, мы умрём и все умрут». И всё это — под сливочной пенкой дачной истомы, под Вертинского. Но без слёз и надрывов. Никакая булка не хрустит, трамвай с рабой любви улетает на другую стрелку. Вместо кровавых слёз эмиграции – созерцательная ирония с прохладой Финского залива.
Недетское
Еще один спектакль о предощущениях — «Биография из леса» от Большого драматического театра Тюмени. По сюжету это вариация «Бэмби». Но ждущие увидеть очеловеченную версию диснеевского хита, будут удивлены, и, вероятно, даже испуганы. Потому что сказка о возмужании милахи оленёнка превращена Владиславом Тутаком в мрачный полукукольный эпос в стиле барокко и с большой дозой Шекспира. Никаких пижам кигуруми с рожками — олени тут выглядят просто людьми, а их оленью сущность олицетворяют полноразмерные куклы, обтянутые синтетическим мехом с принтами из орнаментов стиля барокко. Фоны-проекции — живопись той же эпохи. Саундтрек и вокальные партии — оттуда же. Барокко – такая себе эстетика, далека она от покоя. С коварной пружиной бури, шторма и торнадо, зашитой в парчовую диванную обивку. Впрочем, роман Феликса Зальтена — текст, тоже далекий от пушистой эстетики Диснея. У Диснея — сугубо детская сказка, тренинг эко-эмпатии. У Зальтена — кассандрова галлюцинация Второй Мировой. С рецептурой «кровь-кишки», с жестокими сценами, с мучительной для детей заумью и проблемами фертильности. Как говорится, категорически 16+. Версия истории от тюменского БДТ к книге намного ближе, чем диснеевский фильм. Абсолютно не для детей. Для гурманов-визуалистов и любителей пасхалок. Готовых к тому, что на сцене будут помирать опавшие листья по имени Розенкранц и Гильденстерн. Да, это говорящие листики с дерева. Зовут их так. И они умрут. Дети обрыдаются. Впрочем, детям это идеть и не надо. Детям – Дисней, бабе – цветы. Ну, вы поняли…
Искусство оптимистичного прощания
Закрывался фестиваль в самый длинный вечер лета на Большой сцене театра «Красный факел».
Поскольку фестиваль, напомню, актёрский, то в центре оценочного внимания тут актёр во всех нюансах своей профессии. Потому вне экспертной шкалы оставлены сценография и саунд-дизайн. Выделенной режиссерской номинации тоже нет – вместо неё номинация «Спектакль-событие», которая фактически коллективная – всей команде спектакля-призёра. В конкурсной девятке не было зрелищ с плохой или «умеренно хорошей» режиссурой, ибо массив отбора был гигантским.
21 июня компетентное жюри под председательством заслуженного деятеля искусств Сергея Афанасьева оценило девять спектаклей из восьми городов России — Новосибирска, Красноярска, Тюмени, Кемерова, Новокузнецка, Лысьвы, Березников и Нюрбы. Четыре из восьми премий стали актёрскими и получили имена звезд краснофакельской сцены — народных артистов Анны Покидченко и Владлена Бирюкова.
Еще одна премия — именная премия Веры Редлих — присуждается за вклад артиста или режиссера в развитие российского театрального искусства.
Отдельная награда решением экспертного совета предназначена театральным цехам — работники сцены хотя и невидимы зрителю, состоят с актерами в тонком симбиозе.
В состав судейской коллегии Летнего театрального фестиваля в этом году вошли: режиссер и педагог Сергей Афанасьев (Новосибирск), театральный режиссер Дин Итэн (Пекин, Китай), заслуженный артист РФ Игорь Гордин (Москва), художественный руководитель–директор Театра им. В. Ф. Комиссаржевской Виктор Минков (Санкт-Петербург), помощник руководителя Вахтанговского фестиваля театральных менеджеров Наталия Сергеевская (Санкт-Петербург), писатель, поэт и драматург Дмитрий Данилов (Москва), театровед и театральный критик Наталья Витвицкая (Москва), заместитель министра культуры Новосибирской области Ирина Рудковская (Новосибирск).
Премия имени Анны Покидченко за «Лучшую женскую роль» присуждена Марии Сидоровой за роль Элен Келлер в спектакле «Ва-Ва» Березниковского драматического театра (Березники) и Илоне Литвиненко за роль Елены Модестовны в спектакле «Профессор Сторицын» Новокузнецкого драматического театра (Новокузнецк).
Премия имени Владлена Бирюкова за «Лучшую мужскую роль» присуждена Михаилу Тихомирову за роль Порфирия Владимировича (Иудушка) в спектакле «Господа Головлёвы» Лысьвенского театра драмы им. А. Савина (Лысьва) и Андрею Ковзелю за роль Валентина Николаевича Сторицына в спектакле «Профессор Сторицын Новокузнецкого драматического театра (Новокузнецк).
Премия «За актерский ансамбль» присуждена спектаклю «Котлован» Новосибирского драматического театра «Старый дом» (Новосибирск).
Премией «Спектакль-событие» награжден спектакль «Бесы» Новосибирского академического драматического театра «Красный факел» (режиссер — Андрей Прикотенко).
Премией имени Веры Редлих награждена народная артистка РФ, актриса Томского театра драмы Валентина Бекетова.
Премия «Лучший цех» была передана помощнику режиссера Галине Самозванцевой — за спектакль «Коридор» (Пермский академический Театр-Театр). Галина Самозванцева — единственный дистанционный участник праздника, поскольку в дни фестиваля она работала над новым спектаклем.
Кстати, сама церемония закрытия фестиваля получилась очень качественным примером театральной работы — с выразительным цвето-графическим рядом, со стильными интермедиями между номинациями, с изящной видеографией. И с выверенным таймингом – аккурат по чеховскому афоризму про сестру таланта – полтора часа. Ровно столько, чтобы не утомить, не дать эффект пленума во Дворце Съездов и оставить бодрое послевкусие, эмоцию «Ещё хочу!».
«Ещё» будет через два года – в замысле своём фестиваль обозначен как биеннале.