Эрик Земмур: "Гражданская война во Франции уже началась"
© AP Photo / Jean-Francois Badias
Гражданская война во Франции уже началась, заявил лидер партии "Реконкиста!" Эрик Земмур в интервью Valeurs actuelles. Причем она особая, считает политик: жертвы связаны по рукам и ногам, поскольку власти сознательно смешивают "франкоцид" с рядовыми преступлениями.
Марк Эйно, Микаэль Фонтон, Себастьен Линье, Тюгдюаль Дени (Marc Eynaud, Mickaël Fonton, Sébastien Lignier, Tugdual Denis)
Насилие, ставшее частью повседневной жизни, утрата цивилизационных основ на фоне миграционного потока, политическая трусость, судебное пособничество… Эрик Земмур в интервью Valeurs actuelles дает беспощадный диагноз Франции, стоящей на краю пропасти.
— Мелани, погибшая при нападении ученика с ножом, Бенуа, убитый в Даксе, убийство Элиаса (перечисляются привлекшие внимание прессы убийства, совершенные за последнее время несовершеннолетними, – прим. ИноСМИ), массовые волнения после победы ПСЖ, масштабные беспорядки в 2023 году… Что происходит во Франции?
— Писатель Пьер Дриё Ла-Рошель в конце своей книги "Блуждающий огонек" пишет: "Настал час последствий и непоправимого". Это написано в 1930-е годы. Мы знаем, что было дальше. Все ошибки, трусость и слепота французских руководителей в межвоенный период дорого обошлись стране — разгромом 1940 года.
Все ошибки, трусость и слепота наших руководителей за последние пятьдесят лет теперь оборачиваются тяжелыми последствиями. Франция все больше напоминает мир, описанный Томасом Гоббсом — мир до возникновения государства, мир "войны всех против всех".
— Рассказали ли СМИ обо всем, что случилось после победы ПСЖ?
— [Радио] France Inter уделило этому три минуты, CNews и Europe 1 — по несколько часов. Вот почему так важна медиагруппа, созданная Венсаном Боллоре (владелец медиагруппы Vivendi, в которую входят, в частности, CNews и Europe 1, – прим. ИноСМИ). Она не обеспечивает идеологическую победу правых, но служит противовесом тотальной гегемонии левого нарратива. Именно поэтому левые ее ненавидят. Эти поборники демократии терпеть не могут возражений.
Я усмехаюсь, видя на парижских билбордах рекламу France Info: "Информация – это не мнение". На самом деле информация – всегда чье-то мнение. Суть демократии – не в отрицании этого факта и не в навязывании своей позиции путем демонизации иной точки зрения.
Левые претендуют на монополию в сфере информации, отбрасывая правых в область "мнений". Это привычное высокомерие "лагеря добра". Эти люди не дискутируют, не аргументируют – они как священники, которые проповедуют и отлучают от церкви.
— Какую роль играет иммиграция в насилии, охватившем наше общество?
— Мой привычный тезис: иммиграция не является первопричиной проблем, но усугубляет все. Систему образования разрушили [проводимые с середины 70-х годов] реформы и псевдопедагогические эксперименты. Но массовая иммиграция выходцев из арабо-мусульманских стран, чьи семьи в большинстве своем имеют скудный культурный багаж и отличаются скрытой враждебностью к французской культуре, катастрофически ускорила падение уровня и рост насилия.
Что касается медицины: 35-часовая рабочая неделя и бюрократия дезорганизовали больницы, но неограниченный бесплатный доступ для всей Африки затопил и потопил французскую систему здравоохранения, еще 25 лет назад считавшуюся лучшей в мире.
С насилием ситуация еще тревожнее. Для понимания происходящего нам необходим концепт "процесса цивилизации" Норберта Элиаса (о нем, кстати, несколько месяцев назад упоминал Эммануэль Макрон, но в том случае, на мой взгляд, это было неуместно). Что говорит великий немецкий социолог? Что Франция, ее Церковь и короли веками превращали мародерствующих и распутных феодалов в утонченных придворных через самоконтроль страстей, импульсов и эмоций.
Со временем буржуазия переняла манеры аристократии, а народ – привычки буржуазии. И вся Европа последовала за французами. Европа – но не весь мир.
По ту сторону Средиземного моря в арабо-мусульманской цивилизации этот описанный Элиасом процесс никогда не происходил. Здесь контроль над аффектами, импульсами и эмоциональными проявлениями осуществлялся через систему крайне жестких репрессивных мер.
Получается, что народ, научившийся самоконтролю, оказывается на одной земле с теми, кто привык ожидать жестоких карательных мер – которых здесь никогда не следует. Для последних такая территория превращается в "дикую пустошь", где прошедшие элиасовский процесс цивилизации люди становятся дичью, против которой позволено все.
— [Глава МВД Франции, председатель партии "Республиканцы"] Брюно Ретайо использует термин "варвары". Какое определение предложили бы вы?
— "Варвары" — да, ибо они не прошли описанного мной процесса цивилизации. Но в значении "барбарийцев", как говорили в XVII веке о пиратах из Алжира и Туниса, опустошавших французские побережья и уводивших заложников, награбленное добро и рабов. Именно к этому отсылает знаменитая реплика из пьесы Мольера: "Какой черт занес его на эту галеру!" Но тогда, по крайней мере, барбарийцы возвращались к себе домой после своих злодеяний.
Сегодня их дом – это наш дом, поскольку наши элиты умудрились разрушить границы, отделявшие нас от этой чуждой и враждебной цивилизации. Тем самым они фактически подставили под удар собственных граждан. Ибо чем занимаются эти молодые арабо-мусульмане, грабя, разоряя, разрушая, насилуя при любой возможности, как не возрождением нравов своих предков? "Мертвые правят живыми", как говорил Огюст Конт.
— Часть нашего общества проявляет, по меткому выражению эссеистки Терезы Дельпеш, "дикое равнодушие" к чужой смерти – как можно объяснить это явление?
— Меня крайне интересуют научные исследования, раскрывающие психологические последствия для молодого поколения потребительства, экранной зависимости и компульсивной нетерпеливости "детей-королей", которым никогда не говорили "нет". Я заметил, что Эммануэль Макрон питает слабость к подобным анализам. Мне хорошо знакома точная формулировка Ханны Арендт: "Каждое поколение детей подобно варварскому нашествию, которое взрослые должны цивилизовать".
Я не отрицаю существования зла в человеке – вне зависимости от эпохи, происхождения или страны. Каждая эпоха и каждая цивилизация пытались объяснить природу зла, будь то первородный грех или социальная нищета.
Сегодня винят потребительство, видеоигры или психическое здоровье. Однако проблема этих изощренных теорий в том, что существуют страны – Япония, Южная Корея, Польша, Венгрия – где технологические и экономические условия, даже американизация нравов, нанесли не меньший урон, но где улицы безопасны, а тюрьмы полупусты. В науке, как известно, единственного контрпримера достаточно для опровержения гипотезы. Все эти страны объединяет этническая и культурная однородность населения.
Повторю, даже рискуя наскучить: это "равнодушие" к смерти ближнего наблюдается преимущественно (при всех исключениях, подтверждающих правило) среди молодежи арабо-мусульманского происхождения – к изумлению детских психиатров, особенно когда жертвами становятся "гверы" (как они говорят), то есть французы. <…>
— Теряем ли мы, или уже потеряли, контроль над ситуацией в сфере безопасности?
— Мы уже давным-давно утратили контроль. И причина проста. Она умещается в одно слово: правосудие. С 1970-х две роковые тенденции сделали судебную систему неспособной защищать французов.
Первая – идеология, продвигаемая Синдикатом магистратуры (профсоюзом судей, – прим. ИноСМИ), которая, выйдя далеко за рамки его членов, проникла в сознание судейского сообщества. Она превращает правонарушителя, преступника (особенно если он выходец из иммигрантской среды) в жертву, подлежащую защите вне зависимости от его преступлений. В этом смысл заявления прокурора Кассационного суда, который после беспорядков в день матча ПСЖ и общественного возмущения мягкостью приговоров заявил: "Есть разрыв между тем, что показывают по телевизору, и реальностью". Он хотел сказать, что молодые погромщики не виновны, поскольку они являются жертвами системного расизма французов и бедности.
Другой прокурор на той же неделе заявил в СМИ о "своей уголовной политике". А мы, наивные люди, полагали, что судьи вершат правосудие от имени французского народа, что прокуроры подчиняются министру юстиции.
Судебная власть, которая по конституции является лишь одной из ветвей власти, стала верховной властью, подчинившей себе две другие. Политики сами полезли в пасть к судебному волку, ратифицировав множество международных конвенций. Теперь судьи могут интерпретировать весьма изощренные формулировки текстов законов, чтобы навязывать свою правозащитную идеологию защиты меньшинств народу и его беспомощным политическим представителям. Это и есть тот самый "судебный переворот", о котором я писал почти тридцать лет назад.
Необходимо восстановить баланс властей за счет судебной системы, захватившей слишком много полномочий. Иначе мы окажемся под тиранией судей, которой опасался сам Монтескье. Предвидя это пагубное развитие, генерал де Голль отказался ратифицировать Европейскую конвенцию по правам человека. Его преемники не проявили такой мудрой осторожности.
Чтобы вернуть контроль над безопасностью, нужно вернуть контроль над правосудием. Для этого следует заставить судей отказаться от этой слезливой социальной демагогии путем введения реальных минимальных сроков, упразднения должности судьи, контролирующего исполнение наказаний, и, главное, изменения системы отбора и подготовки магистратов. Судьи должны вновь стать "устами закона", как говорил Монтескье.
Нам необходимо пересмотреть статью 55 конституции, устанавливающую "приоритет международных договоров над законами", добавив исключение для "последующих законов". То есть народ или его представители через референдум или парламент смогут принимать законы, противоречащие международным договорам. Короче говоря, народ должен вновь стать сувереном. Наша цивилизация основана на забвении собственных антропологических истин. Мы постепенно возвращаемся к ним.
— Перенесемся на пять-десять лет вперед. Кажется ли вам вероятным сценарий гражданской войны? На что это могло бы быть похоже (раздел территории, прямые столкновения между сформировавшимися группировками)?
— Гражданская война уже началась. Тома, Филиппин, Лола, Элиас, отец Амель, учителя Самуэль Пати и Доминик Бернар (перечисляются жертвы привлекших внимание прессы нападений со смертельным исходом, – прим. ИноСМИ), журналисты "Шарли Эбдо", жертвы "Батаклана" и теракта в Ницце, а также многие другие наши соотечественники стали ее первыми жертвами. Они пали на поле боя цивилизационной войны, которая разворачивается у нас на глазах.
Но это особая гражданская война, где жертвы связаны по рукам и ногам, поскольку те, кто должен ими руководить, сознательно смешивают систематические убийства французов ("франкоцид") с рядовыми преступлениями, выдавая врагов за друзей. Государство больше не защищает французов. Вспоминаются слова немецкого генерала о французских солдатах во время войны 1870 года: "львы, ведомые ослами". Франсуа Олланд в редкий момент ясности признался журналистам: "Все это закончится разделом страны". Но он ничего не сделал в этот редкий проблеск осознания.
— Существует ли табу вокруг этих слов — "гражданская война"? И почему?
— Мы – страна гражданских войн. Вся наша история ими сотрясалась, и это было кошмаром всех наших правительств на протяжении веков. Когда читаешь "Идентичность Франции" великого историка Фернана Броделя, понимаешь, почему: единство Франции ставится под угрозу из-за чрезмерного разнообразия. Различия в языках, регионах, семейных укладах, религиях и так далее. "Франция 343 сыров", как говорил де Голль, — забавная аллегория этой экзистенциальной тревоги.
Франция – это та страна, — говорит Бродель, — где всякий раз, когда на нас нападает и вторгается чужеземец, кто бы он ни был, находятся французы, готовые встать на его сторону против других французов. Это епископ Кошон, предающий Жанну д'Арк англичанам; протестанты и католики, зовущие на помощь немецких рейтаров, англичан и испанцев. В каждом веке свои конфликты – вплоть до Второй мировой с коллаборационистами и Сопротивлением или войны в Алжире с "носильщиками чемоданов" (французы, нелегально помогавшие Фронту национального освобождения во время Алжирской войны, – прим. ИноСМИ) и ОАS (Organisation de l'armée secrète – подпольная боевая организация противников независимости Алжира в годы Алжирской войны, – прим. ИноСМИ).
В каждом веке – своя "партия иностранцев". [Основатель партии "Непокоренная Франция" Жан-Люк] Меланшон, вставший на сторону исламско-левого лагеря, — лишь ее новейшее воплощение. От Кошона до Меланшона — это все та же повторяющаяся французская история.
Все наши короли, императоры, республики делали все возможное, чтобы уменьшить это разнообразие и избежать риска гражданской войны. Лишь наши безответственные элиты последние пятьдесят лет воспевают разнообразие. Они не только не боролись с ним, но возвели его в ранг главной ценности. Это невежды и преступные безумцы.
— На фоне политической, правоохранительной и судебной беспомощности опасаетесь ли вы возникновения групп самообороны или народных ополчений?
— Я уже говорил, что мы все глубже погружаемся в мир, описанный Гоббсом. Напомню, что для этого английского философа легитимность государства как раз и заключается в его способности гарантировать безопасность каждого. Именно в обмен на эту защиту люди отказываются от самозащиты. Немецкий писатель Эрнст Юнгер, со своей стороны, утверждает: "Принято считать, что безопасность и свободу обеспечивают правовые нормы. Это ложь. Их гарант — вооруженный отец семейства на пороге своего дома". Наша цивилизация основана на отрицании этих антропологических истин. Но теперь мы к ним постепенно возвращаемся.
— Считаете ли вы французское население апатичным? Верите ли в возможный порыв к действию, как это неоднократно случалось в истории (Жанна д’Арк, Бонапарт, де Голль), или нынешние условия слишком отличаются?
— "Старая Франция, отягощенная историей, израненная войнами и революциями, неуклонно движущаяся от величия к упадку, но вновь поднимающаяся из века в век благодаря гению обновления". Это заключительная фраза из "Военных мемуаров" Шарля де Голля.
— Следует ли задействовать армию для обеспечения безопасности страны?
— Все специалисты, с которыми я консультируюсь, говорят мне две вещи: полиция имеет все средства для восстановления порядка, если есть политическая воля. Французская армия не предназначена для городских партизанских боев. Но она может оказывать поддержку, обеспечивая тыловое прикрытие полицейских операций.
— Вы поддерживаете расширение права на ношение оружия?
— В этом нет необходимости. Во время президентской кампании я предлагал ввести презумпцию необходимой обороны для полиции — чтобы судьи больше не могли сажать за убийство офицера, который стреляет в хулигана, направляющего на него машину во время проверки документов, как в случае с тем молодым правонарушителем Наэлем (27 июня 2023 года полицейским был застрелен 17-летний водитель Наэль Мерзук, который, по версии полиции, направил машину на патруль ДПС; этот инцидент вызвал беспорядки во многих городах Франции, – прим. ИноСМИ). Кроме того, я предлагал внедрить в судебную систему принцип "допустимой самообороны" по швейцарскому образцу, чтобы защитить граждан, вынужденных обороняться самостоятельно.
— Выиграла бы Франция, организовав дебаты о смертной казни — последствиях ее отмены для системы наказаний, возможном восстановлении для особо тяжких преступлений? И как объяснить, что мера, поддерживаемая большинством населения, не предлагается ни "Реконкистой!", ни другими партиями?
— Отмена смертной казни, на мой взгляд, была ошибкой. Ошибкой левых и Робера Бадентера (министр юстиции в 1981–1986 гг., – прим. ИноСМИ). Она дестабилизировала иерархию наказаний. И это решение было принято вопреки воле большинства народа; более того, Бадентер этим даже гордился. Хотя надо признать, что до отмены смертные приговоры выносились крайне редко. Не думаю, что восстановление смертной казни уместно в нашей современной действительности.
Ответ должен быть постепенным. Во-первых, необходимо вернуть тюрьму в центр уголовной системы. Чтобы заключение снова стало правилом, а не исключением. Что касается несовершеннолетних – лишить их родителей всех пособий и выселить из социального жилья.
Всех иностранцев (составляющих 25% заключенных во французских тюрьмах) – депортировать в их страны. Для лиц с двойным гражданством – лишать французского гражданства за широкий спектр преступлений и проступков с последующей депортацией. Именно такой смысл я вкладываю в концепцию ремиграции, которую поддерживаю в отношении преступников, правонарушителей и хронических безработных. Им не место в нашей стране.