В братьев-близнецов Владимира и Юрия Торсуевых, исполнителей главных ролей в культовом фильме «Приключения Эдектроника» (Одесская киностудия, 1980 г.), были влюблены, кажется, все девочки того времени. Им подражали, на них равнялись, о них мечтали. Электроник и Сыроежкин были подлинными героями позднесоветского детства.
Иван Шилов
ИА Регнум
С тех пор прошла большая жизнь. Но фильм по-прежнему смотрят, песни — поют, а братьев Торсуевых, давно утративших белокурость и мечтательный взгляд, узнают на улицах.
Сегодня братья в прекрасной форме — как в артистической, так и в казачьей. Владимир и Юрий рассказали главному редактору ИА РегнумМарине Ахмедовой о том, зачем они ездят на войну, что значит быть фронтовым артистом и почему воспитание в номенклатурной семье так и не сделало их «золотой молодежью».
И, конечно, о том, что такое братство — одно из ключевых понятий сегодняшних дней.
Русские бегут не от пожара, а на пожар
Марина Ахмедова: Друзья, добрый день. Сегодня у нас в гостях братья Юрий и Владимир Торсуевы, сыгравшие главные роли в известном советском фильме «Приключения Электроника». А сейчас они генералы в казачьем войске в зоне СВО.
Часто бываете на фронте?
Юрий Торсуев: Да, в зоне СВО бываем достаточно часто. Впервые на Донбасс мы попали в 2014 году, в декабре. Поехали поддержать ополченцев вместе с командой артистов, каскадеров, скажем так — и поздравить ребят с Новым годом. Повезли туда подарки для детишек.
Ну и увидели, что там на самом деле происходит. Поэтому всё стало понятно с 2014 года.
М. А. А почему вы не побоялись в 2014 году поддерживать ополчение? Их же называли сепаратистами, не считали, в общем-то, за людей. И лишь малая часть вашей творческой братии вообще обратила на это внимание.
Ю. Т. Был Майдан, события в Одессе, а Одесса для нас очень близкий, дорогой город.
Владимир Торсуев. И тот же Донецк опять же. Наш дедушка Торсуев Владимир Васильевич работал тоже в Донецке, на Донбассе.
Ю. Т. И когда сказали: хороший русский – мертвый русский, для нас вопросов больше не осталось.
В. Т. Мы поехали не только посмотреть своими глазами, но и еще поздравить детишек с наступающим Новым годом. Проехали и по детским домам, и по школам, и даже там по спортивным центрам. И когда мы приехали, уже было понятно, что начинается большая война. Фактически каждый луганчанин говорил: спасибо, что вы с нами, что вы нас не бросили.
М. А. А по каким признакам вы понимали тогда, что будет большая война? Ведь наша власть — она делала всё, чтобы эта война не случилась. Минские соглашения, пытались договариваться.
– Было понятно, что это противостояние мирными переговорами не закончится.
М. А. То есть уже ощущалась ненависть…
В. Т. Ненависти со стороны наших ребят, что тогда, что сейчас – нет. К украинскому народу нет ненависти. Есть ненависть к наемникам. Есть понимание, что на сегодняшний день повторяется история Второй мировой войны.
Я часто вспоминаю, как Георгий Константинович Жуков в 1945 году сказал: мы освободили Европу от фашизма, и они нам никогда этого не простят. Это то, что, в общем-то, сейчас видно, понимаете? Сейчас даже больше стран воюют против России, чем во Второй мировой.
Мы тут недавно мы участвовали в выставке «Уникальная Россия» в Гостином дворе, там было очень много интересных работ и художников. Но всё равно думаешь, в чём Россия уникальна? И пришла мне в голову такая мысль. Вы знаете, когда Америка горела сейчас – все от пожара бегут. А у нас, когда кричат «Пожар!», все бегут на пожар.
М. А: Разве все? Извините, внесу свою ложку дегтя. Вы же помните, что было в 22-м году, когда началась СВО, и потом, когда объявили частичную мобилизацию.
Ю. Т. Ну, побежала же какая-то часть людей. Туда им и дорога.
В. Т. А кто побежал-то? Барчуки побежали. А с другой стороны, какие очереди в военкомате стояли!
Ю. Т. Да, хотя была мобилизация, а сколько добровольцев. А сколько ополченцев тогда было! Представляете, еще в 2014-м году, мы были в Первомайске, 60 казачков фактически остановили две тысячи украинцев.
М. А.: Итак, к ополченцам в четырнадцатом году приезжают Сыроежкин и Электроник. Как они на это реагировали?
Ю. Т. Да отлично реагировали! Во-первых, мы были тогда в Луганске. Понятно, что это и комендантский час, понятно, что ночью это отключается полностью энергия. Но всё равно город-то продолжал жить, потому что, повторяюсь, работали там и спортшколы, и детские дома. И у нас были там несколько концертов.
И сейчас происходит то же самое. Наше оружие — это микрофон. Когда приезжаешь к бойцам и поддерживаешь их песней, шуткой, для них это очень важно. Потому что, ну, представьте, в этой рутине на войне, любой артист — отдушина. И это событие — это очень важно для них.
М. А. Вас воспринимали как своего рода символ Советского Союза?
Ю. Т. Нет, не Советского Союза. Мы все-таки скорее как символ России. Знаете, вот мы с братиком в какой-то кризисной ситуации всегда можем встать спина к спине, отбиваться. Я надеюсь, что после наших поездок тогда у ребят тоже появлялось ощущение, что за спиной у них стоит брат, братский народ.
Оружие — микрофон
М. А. Как вы хорошо говорите: «с братиком». Брат — что это за человек? Ведь на войне именно братство выходит на первый план.
Ю. Т. Друг, защитник, товарищ. И на войне, да, все становятся друг другу братьями. Да, большая семья. И началось это давно, действительно давно. И вот наше казачество российское – братья.
М. А.: Достоевский говорил, что Царствие небесное открывается человеку, только когда он начинает относиться к другим как к братьям. И в общем-то задача человечества — создать на земле это братство. Вот вы, Владимир, могли бы относиться к какому-то чужому по сути человеку так же, как к Юрию?
В. Т. У нас есть старшая сестра, девять лет разницы. Наша братская сестра.
Ю. Т. Есть семья, с которой мы фактически дружим всю жизнь. Мы с шести лет пошли в детский сад, потом закончили школу. Наша жизнь всё время была вместе, все праздники, все мероприятия. Проблемы были какие-то — тоже общие, даже бизнес какой-то мы делали вместе. И он тоже брат, на самом деле. И это ощущение в сердце, в душе, я думаю, прежде всего.
Семья и братство – это должно быть в сердце.
М. А. А на войне чувство братства с другими людьми усиливается?
В. Т. Вот у вас там пять-семь человек в одном блиндаже, и так семь месяцев. У вас одни задания, вы команда, вы семья. Потому что действительно говорят: один в поле не воин. Даже тренировки идут сейчас в основном тройками.
Ю. Т. Сам погибай, а товарищей выручай. Это тоже, наверное, о чём-то говорит. И сколько таких примеров, когда ребята собой закрывают бойцов, командиры закрывают своих подопечных. Война — она оголяет человека, она показывает его настоящее отношение к миру, к жизни, к семье, к стране. Всё меняется.
В. Т. Братик верно сказал сейчас, что наше оружие сейчас микрофон. И каждый должен заниматься своим делом, которое больше приносит пользы в данной ситуации. Нам уже, скажем, по 59 лет уже. И если ты в разгрузке там с автоматом спрыгнул с борта, согнулся, уже разогнуться не можешь. Ты уже не боец, а обуза.
Ю. Т. Хотя, ну честно, мы достаточно неплохо спортивно подготовлены, владеем оружием, техникой. Но однозначно: та радость, которую мы бойцам даем в подразделениях непосредственно перед боем, важна для них. Да, они с другим настроением в бой идут.
Настроение – это самое главное. Знаете, как-то приезжаем в госпиталь, начальник госпиталя спрашивает, какой у вас репертуар. Я говорю, не переживай, будем петь про любовь из фильмов, из мультфильмов. Он говорит: а то приезжает тут один коллектив, и у меня только-только госпиталь заполнился, – а утром на всю территорию: «Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж». Ну это зачем?
Патриотические песни нужны, конечно. Но все, кто там находится, лучше всех многих знают, что такое долг и что такое любовь к Родине.
М. А. А что поете?
В. Т. У нас свой репертуар, и достаточно широкий. Для нас друзья пишут и тексты, и музыку. И, понятное дело, мы перепели почти все песни из «Приключений Электроника».
Ю. Т. «Крылатые качели» – без них вообще никуда. У нас обычно все концерты, не только в зоне СВО, но и здесь, в Москве, заканчиваются «Крылатыми качелями». Это визитная карта, классика, можем так сказать. И всегда очень приятно, что эту песню, как правило, поет весь зал. Все эту песню знают. А кто не знает, тот узнает.
В. Т. Мы сделали нашу версию, она, как вы понимаете, другая. Не Большой детский хор, не Шуенкова (Елена Шуенкова — исполнительница четырех песен в фильме «Приключения Электроника», солистка детского хора Большого театра. — Прим. ред.) И аранжировка совершенно другая. Но Евгений Павлович Крылатов, композитор, когда это услышал, сказал: ребята, работайте.
В нашем кругу подонков нет
М. А. Кто-то от вас отвернулся из-за вашей помощи фронту?
В. Т. Ну, таких подонков в нашем кругу нет.
Ю. Т. У нас есть родственники на Украине, в 2014 году мы сначала еще общались по телефону, потом это общение прекратилось. Мы попали на сайт «Миротворец» – мы там с пятнадцатого года, и мы за них переживаем. И недавно я сказал в одном интервью: когда мы придем в Киев – найдем их и обнимем. Да, я уверен, что они нас ждут.
М. А. Вы уверены, что они тоже захотят вас обнять?
В. Т. Вот что касается наших родственников – уверен. Хотя у нас было несколько, так сказать, товарищей, с которыми мы разошлись абсолютно во мнениях. У отца был очень хороший друг и генерал, у него два сына. Значит, они кадровые офицеры, в Киеве.
И когда мы встретились после 2014-го года, мы друг друга не поняли. Абсолютно не поняли и прекратили общение. Ну, наверное, это единственный случай. Еще был интересный момент. Достаточно известный музыкант тоже как-то приехал, и мы с ним поссорились. Как так, да что ты там делаешь… Но потом пошел он на СВО.
М. А. Да?
Ю. Т. Да. И сейчас награды имеет. Я думаю, что, может быть, я сумел его в чем-то переубедить.
В. Т. Я еще вспомнил – не буду называть фамилию – тоже известный достаточно актер, музыкант. И он как-то тоже в нашей сначала спокойной беседе говорит: я давал присягу той стране, которой уже нет. Я ему говорю, ты кому давал, государству? А я убежден, что присягу дают предкам, детям, родителям, Отечеству. А как оно называется, СССР, или Российская империя, или Российская Федерация, это не так важно. Присягу русский человек дает Отечеству.
М. А. Как вам кажется, какое чувство сохранили ваши родственники в течение вот этих трех лет, которые позволит им вас обнять?
В. Т. Я не знаю, какое они чувство сохранили, потому что они всю жизнь прожили на Украине. Хотя у нас украинские корни, у нас мама и папа из Днепропетровска, и сестра родилась на Украине. А мы родились уже в Москве. Но мы близко дружили с нашими тогда двоюродными братьями, они все старше нас были. С 1991 года, когда мы ушли из Украины, сразу появились америкосы. Четыре поколения уже выросли, которым внушали: хороший русский — мертвый русский.
Так что несложно представить сейчас, что у кого в мозгах. Хотя, знаете, Юра снялся в фильме по «Ополченскому романсу» Прилепина, и там есть одна совершенно великолепная фраза…
Ю. Т. Там новоприбывший командир отдал телефон одной бабушке, чтобы она дочке в Москву позвонила. А дочка оказалась, как это говорится, ждуном, засланным казачком, и сдала их по этому телефону. И командир спрашивает своего бойца, умудренного такого дядьку с позывным Калибр (я его играю): неужели она нас обманула?
И этот персонаж отвечает: плохо ты знаешь наш народ. Хохол никогда не обманывает. Он просто может передумать. Вот вчера он был в одной ситуации — и с чистой совестью делал одно. А сейчас ситуация изменилась, и он абсолютно не понимает, в чём он виноват. Это эмоционально. К сожалению, так вот…
Вот вы помните, откуда вообще жовто-блакитный флаг?
В. Т. Когда Мазепа перешел на сторону шведов, со своими тогда украинцами, а не казачками. Потому что у шведов синий с жёлтым крестом. И украинские полки им сделали вот такую жовто-блакитную историю.
М. А. А вы не думаете, что это не национальное качество, а человеческое?
В. Т. Давайте совсем уже честно. Если говорить о национальных качествах… Бабушка наша по папе – елецкая, чисто русская. Мы – родовые казаки по дедушке папиному, ростовские. Мама у нашей мамы – украинка чистая, а дедушка белорус. Вот какое национальное качество из этих главное?
Ю. Т. Есть еще интересный момент. У мамы были три сестры. И после войны, когда настало время получать паспорта, одна записалась русской, одна белоруской, третья украинкой. Это и была наша мама.
М. А. А как вы думаете, она одобрила бы сейчас вашу помощь?
В. Т. Мама жива, к счастью. Ей сейчас 96 лет. Слава Богу.
Ю. Т. Я думаю, она гордится.
В. Т. Папа наш, русский и казак, умер в 2003 году. И когда мы вернулись, мама сказала, что папа тобой гордился бы. И сейчас у мамы совершенно конкретная позиция, и она очень довольна тем, что мы казачьи генералы.
Ю. Т. Она, конечно, переживает, но так любая мать. Ну, понятно, когда ты «за ленточку» выезжаешь, там разные ситуации бывают.
М. А. А были очень опасные ситуации?
Ю. Т. Ну, наверное, в 14-м. Многое изменилось. Сейчас, если выступаешь, только под землей.
В. Т. Конечно, нас прячут, и для нашей безопасности, и для безопасности окружающих. Там всё равно никуда не денешься. Есть ждуны. Допустим, мы едем с конвоем, везем гуманитарку. Нам категорически запрещено остановиться, купить бутылку воды.
М А. Вы потеряли папу в 2003 году, и он еще не успел увидеть, что будет в 2014-м, что будет в 2022-м. А как думаете, почему бы он вас поддержал?
Ю. Т. Он был очень мудрым человеком, философом, хорошо знал историю, много лет прожил на Украине. Давайте вспомним историю: против Красной армии в немецких формированиях активнее всех (из всех народов СССР) воевали украинцы. Не только западные.
М. А. Вы же тоже украинцы.
Ю. Т. На 70 процентов мы как бы русские.
М. А. Простите за такой вопрос, я просто искренне считаю украинцев русскими.
Ю. Т. Я тоже так считаю. То, что там они придумали, ну, всё это, конечно, смешно. Ложками выкопали Чёрное море… Александр Македонский тоже украинец, слышали?
Никогда не были золотой молодежью
М. А. Вы в начале сказали, что барчуки уехали. Но ваш папа был секретарем ЦК ВЛКСМ. Вы тоже в детстве были барчуками, выходит?
В. Т. Нет. Во-первых, мы не были. Для нашего папы самое главное были, как он говорил, чистая рубашка и чистая совесть. Мы точно так же, как вы понимаете, были и октябрятами, и пионерами, и комсомольцами, и даже членами КПСС одно время. Золотой молодежью вот — не были. Папина философия осталась: чистая рубашка и чистая совесть.
Ю. Т. У нас в детстве никогда не было машин, дач, домов. Для папы всегда была семья на втором плане. Для него всегда была семья – это его рабочий коллектив, это его дело.
М. А. Ревновали?
Ю. Т: Нет, мы себя хорошо чувствовали. Нас же двое. А потом, у нас друзья — какая ревность? Нам с Вовкой повезло уже в двенадцать лет, мы из Одессы, со съемок приехали уже такими оперившимися ребятами. И в наши тринадцать все думали, что нам семнадцать.
М. А. И выбрали вас случайно?
Ю. Т. Абсолютно. Это его величество случай. Ну как, опять же, если мы начинаем о родителях говорить, я неустанно говорю спасибо родителям. За то, что в шесть лет они отдали нас в музыкальную школу.
В. Т. И за то, что мы близнецы, начнем с этого.
Ю. Т. В семь лет мы встали на коньки, сели на велосипеды. В Советском Союзе много было всяких разных возможностей: спорт, музыка… В общем-то, дети занимались… Мы были достаточно активные. И когда мы пришли на пробы, спорт, гитара, мотоцикл – всё это, в комплексе всё это повлияло на выбор режиссера.
В. Т. Не говоря уже о том, что опять же благодаря маме и папе, что греха таить, мы были симпатичными детьми.
М. А. Вы и сейчас прекрасны. А как вы определились или назначили, кто Сыроежкин, а кто Электроник?
Ю. Т. Конечно, это выбор режиссера. Но я хотел быть Электроником, а он Сыроежкиным.
М. А. А почему вы хотели быть Электроником?
Ю. Т. Ну как? Ну кто такой Сыроежкин — просто человек! А Электроник?
М. А. Супермальчик.
Ю. Т. Супермальчик, да. Это сейчас я уже понимаю, что фильм должен был называться «Приключения Сыроежкина».
В. Т. Кстати! В этом же году у нас юбилейная дата. Премьера была 2 мая 1980 года, по первому каналу, в 13:30. Фактически три недели назад мы отметили сорок пять лет фильму.
М. А. А представьте, какой живучий фильм. Дети ж его до сих пор смотрят.
В. Т. Не только дети, к счастью. Мне всё время звонят мои друзья, помоложе меня. Сейчас, говорят, «Электроник» идёт, сидим с семьёй смотрим. Правильные родители правильным детям показывают правильный фильм. Также еще совокупность вот этих удач на совершенно великолепный сценарий. Кстати, книжка Евгения Серафимовича Велтистова «Электроник — мальчик из чемодана» была написана еще в 1968 году.
Шикарный режиссер был у нас. А какая актерская команда! Если посмотреть титры, то там же звезда на звезде, талант на таланте. Ну кроме нас, детей. Все очень известные, великолепные актеры. Нам повезло и здесь.
М. А. Сейчас столько всего поменялось. Искусственный интеллект, биороботы. Чтобы произведение, будь то литература, кино, запомнилось поколениям, в него должна быть заложена какая-то очень сильная идея, которая перешагивает через века. Какая идея в фильме?
Ю. Т., В. Т.(хором): Что значит быть человеком?
М. А. А что значит быть человеком?
Ю. Т. Быть полезным для других, конечно. Помогать людям.
М. А. То есть опять мы возвращаемся к той же идее братства. То есть быть другому братом?
Ю. Т. Быть полезным людям. Своей стране, своему народу, своей семье.
В. Т. У любого человека есть, как ни крути, эгоистические соображения. Хочешь жить хорошо, хорошо есть, хорошо одеваться. Хорошо хотеть, плохо не хотеть. Это нормально. Но если ты эгоист, ты за счет других добываешь эти блага. Наш папа, кстати, говорил, что для него важны две вещи: его трудовой коллектив и всеобщее счастье человечества.
Ю. Т. Да, он очень серьезно к этому относился.
В. Т. И поэтому, когда ты думаешь не только о себе, а… Вот пример, возможно, неожиданный пример. За последние годы преобразилась Москва, да? Дороги, шикарные дома, подсветки, метро.
М. А. Это невозможно не признать. Но есть минусы. Несутся электросамокаты там, где ходят пешеходы с детьми.
Ю. А. Скоро будет закон. Отдельные дорожки какие-то сделают. Номера ввели на самокаты.
В. Т. Так вот: ни одного коррупционного скандала вообще с Собяниным не припомню.
М. А.(зрителям): Это не реклама Собянина!
В. Т. И посмотрите, когда началась точечная застройка, при всем уважении к Юрию Михайловичу Лужкову и его супруге, — какое тогда было обогащение…
М. А. Нет, я люблю Москву, я с вами согласна. Я считаю, что это один из самых комфортных городов для жизни. Я же вижу, как наши релоканты после 2022 г., имея какие-то фантазии большие о Европе, приехали туда и понимают, что они не могут в течение двух минут вызвать такси, что у них не столь доступен Wi-Fi, что кафе не работают круглосуточно…
Ю. Т. На самом деле, чем больше я ездил по миру, а так получилось, что много где побывал, тем больше я люблю свою Родину. Мне много раз предлагали где-то остаться. Я говорю, да вы что! Мысли не было.
В. Т. Мы с братом действительно объехали всю страну. От Калининграда до Владивостока.
Ю. Т. До Сахалина.
В. Т. Ну и до Сахалина и так далее. И иной раз слышишь, да что вы? Я в Сибири долго работал: в Новосибирске, в Красноярске. Работал и в Питере. И иной раз злые языки говорят: отъедьте сто километров от Москвы, там разруха. Мне всегда хочется плюнуть им в физиономию. Я вам скажу, эти города на севере города шикарные. Да, не без минусов. Но без минусов не бывает плюсов. Едешь в Сибири, на Дальнем Востоке, на Севере, видишь, как растут и преображаются города.
Мы не сиамские близнецы
М. А. А вы, я не могу не спросить, а вы всегда вместе?
В. Т. Нет, нет.
Ю. Т. Мы же не сиамские близнецы. Когда с кем-то встречаешься, спрашивают: а где брат? Хочется сказать, ну какое твое дело? Если спросил «как брат?» — другое дело. Жив-здоров, слава Богу. А почему он, типа, не рядом? Ну, потому что… мы не сиамские.
В. Т. У нас был период жизни вообще, мы в разных странах жили достаточно долго, в разных городах.
Ю. Т. Я достаточно рано женился, мы разошлись по семьям. Но мы всегда на связи. Мы всегда вместе.
М. А. И вы вместе поддержали ополчение в 2014 году, что для москвичей достаточно редко. Я тоже находилась там в это время, четыре года провела в Донецке, почти не уезжая в Москву. И я очень благодарна нашему ополчению, которое выдержало этот натиск. И вот представьте, насколько вы были бы несчастными людьми, если бы вы поддержали, а ваш брат нет. Сколько такого происходит в семьях.
Ю. Т. Значит, это неправильная семья. Мы срочную службу служили в 1984-86 гг., вместе были в одном подразделении, вместе давали присягу. Это то, о чём Володя говорил: есть вещи, которые, может, тебе нравятся или не нравятся, но это твой долг и обязанность.
М. А. Конечно. Но ведь есть масса семей, по которым прошел разлом. И даже саму войну между Россией и Украиной многие справедливо воспринимают как гражданскую.
Ю. Т. Я вам скажу честно, не представляю. Вы знаете, я хочу вспомнить один фильм, который снимался в 94-м. Фильм называется «Русские братья». Вообще, это один из, можно сказать, первых фильмов, где цензура не вырезала слова «красная сволочь». И вот там нет такого разделения. Два брата-близнеца, один красный, другой белый, один преступник, другой омоновец такой жесткий. Но суть в том, что всё равно они потом вместе оказались. Они оказались в экстремальной ситуации, когда одного ранили, тогда брат его, второй вытащил. Несмотря на их политические убеждения. Случилась беда, они вместе всё равно. Это опять же про братство.
М. А. Я все-таки вернусь к теме братства. Причина того, что вы думаете одинаково, вовсе не в том, что вы близнецы. Подозреваю, что причина в вашем отце, который в вас какие-то ценности одинаковые заложил. Но не у всех были такие отцы и не все родители имели возможность заниматься воспитанием детей. Особенно в сложных 90-х.
В. Т. Отец не очень занимался нашим воспитанием. Я говорю, что мы разные люди. Нам нравятся разные одежды, разные женщины, разные машины, разные мотоциклы, разная музыка, разные страны, в конце концов. Вове нравится, допустим, Красноярск, а мне Южно-Сахалинск. Ну, например.
М. А. Но вы едины в стержневых вопросах. А почему? Ведь не во всех семьях это есть.
В. Т. Мы все-таки, тем не менее, мы росли в одном доме. Мы учились в одном классе на разных рядах, играли в одних командах. Мы никогда не играли против друг друга. У нас нет духа конкуренции. Нету духа конкуренции. Мне никогда не хотелось быть лучше, чем Юра.
Ю. Т. Мне тоже.
В. Т. Я и так знаю, что, допустим, есть какие-то вещи, которые он в любом случае делает лучше, чем я. А есть вещи, которые я делаю лучше, чем он. Поэтому, если надо действительно пожарить вкусное мясо, я знаю, что он сделает лучше.
Ю. Т. На самом деле мы бывали на различных фестивалях близнецов, это очень прикольный народ. Я вообще считаю, что это в чем-то золотой фонд нации.
Когда ты заходишь, и там, предположим, пятьдесят пар близнецов, и ты понимаешь, что ты попал, я не знаю, не то что в свою национальность, но в свою общность. И ты прекрасно понимаешь, что мы все знаем что-то то, чего не знают все остальные.
М. А. Скажите вот и нам. Из чего зародилась ваша общность? Одно вот отношение к таким стержневым вопросам, как защита Отечества.
В. Т. Когда мама была в положении, еще не было УЗИ. И уже до самых родов мама не знала, что нас двое.
Ю. Т. Никто меня вообще не ждал.
В. Т. Нас не слышали, потому что наши сердца бились настолько в унисон. Такая фильдеперсовая была клиника, но не услышали два сердца.
Ю. Т. Я уже был настолько воспитанным тогда, что предложил выйти ему первым.
В. Т. А может быть, ты был настолько уже хитёр, что подумал: там неизвестность, а здесь хорошо и уютно.
М. А. Всё-таки биологическими причинами объясняете?
В. Т. И биологическими тоже. Но и социальными. Мы вместе росли, вместе поступили в один институт. После школы вместе, но на разные факультеты. В армии вместе. После армии немного разошлись, жили уже не вместе.
Всегда мечтал служить в театре
М. А. А я могу спросить, кем вы работали?
В. Т. У меня что-то порядка шести профессий. Мне хотелось всё знать и всё уметь. Это не значит, что всё брал и бросал. Я профессиональный водитель первого класса. Печатник высокой печати. При том я все-таки юрист, у меня юридическая академия. Я даже одно время, сейчас похвастаюсь, работал советником первого заместителя губернатора Красноярского края по таможенному вопросу.
М. А. Чиновником были?
В. Т. Да, чиновником. У меня была специализация «внешнеэкономическая деятельность, логистика и таможенное право». Сейчас… мы всё-таки сейчас актеры, музыканты, я еще и строитель.
Ю. Т. Ну, у меня всё более как бы приземленно. Я даже работал шезлонгером, топчанщиком на пляже, спасателем.
В. Т. Вместе с Василием Скромным, который играл Гусева в «Электронике».
Ю. Т. Была и жизнь в такси. Перед армией мы хлеб возили на грузовых машинах. Перегонщиком был. Было много бизнеса очень – начиная от ларьков, кончая большими базами, ночными клубами, ресторанами. Я этим руководил.
Были разные сервисы, тюнинговые центры, автомотобюро большие – всё, что связано с автомобилями. У меня тоже достаточно широкий круг интересов был. Знаете, как я обычно говорю: мы не бывшие миллионеры, мы будущие. А куда деваться-то?
М. Т. Вы уже богатые люди. Вас любят и зрители, и бойцы…
Ю. Т. На самом деле, вот я тоже считаю, что вот это самое большое богатство. Идешь по улице, и тебе навстречу человек, улыбается, протягивает руку, говорит спасибо. Спасибо за детство, спасибо за хорошее кино! Или заходишь куда-то, там даже на концерт, и зал встаёт.
В. Т. Наш первый большой концерт мы сделали в 2011-м году
Ю. Т. И вот энергия, которая идет из зала – зрительское уважение и любовь — да, это самое крутое, самое дорогое.
М. А. Можно же, как современные актеры, сериальные, сняться в десятках каких-нибудь дешевых фильмов. А можно сняться в одном. И 45 лет спустя его будут смотреть и тебя будут узнавать.
Ю. Т. Конечно, для нас это, ну… подарок Господа Бога. Жизнь перевернулась. Конечно, если бы не было «Электроника…», наверное, всё было бы иначе.
В. Т. Юра абсолютно прав. Сейчас уже получается так, что когда идёшь по улице, раньше, ещё до интернета, тебя узнает один из двадцати. Я как-то два года ездил каждый день на поезде на таможню. И люди не знали, что я Электроник. Я же не стоял с этим.
М. А. Вы просто без брата были, извините.
В. Т. На самом деле да. А сейчас, это я не хвастаюсь, наоборот, нас узнают девять из десяти. Люди улыбаются. А еще я очень надеюсь, что скоро сбудется моя мечта. У меня сейчас идут репетиции в театре, премьеры еще пока не было. Но я надеюсь, что в очень скором времени я смогу сказать, что я служу в театре. Вот это моя мечта. Я всегда хотел сказать, что я служу. Но пока не буду опережать события.
М. А. Хорошо, надеюсь, вскоре смогу вас поздравить. Да. Не могу не спросить, меня лично это очень интересует. А вы сильно расстроились, когда вам пришлось Сыроежкина, а не Электроника играть?
Ю. Т. Нет, конечно. Наоборот, я говорю, я достаточно быстро понял, что… А потом, знаете, в чём я был расстраиваться? Мне режиссер в первый сегодняшний день сказал, Юра, тебе играть ничего не надо. Я говорю, в смысле? Ну, должен быть такой, как все. Вот какой ты есть, такой и должен быть. Такой хулиганистый, бесшабашный, веселый, хитренький.
В. Т. Просто представьте: два тринадцатилетних парня приезжают вместо школы на Одесскую киностудию, которая была в абсолютном тогда расцвете. И «Три мушкетёра», и «Место встречи изменить нельзя», и «Цыган», те картины, которые до сих пор живут. И попадают в этот сказочный мир кино. И у них начинаются вот эти репетиции, подготовка. Каждый день съемка. Солнце. Одесса. В школу не нужно идти.
Ю. Т. Настоящая работа. Вокруг звезды. Ты член одной большой команды.
В. Т. Каждый съемочный день для нас был праздником. И всё это не рутина какая-то, а каждый день новый что-то и приносит. И знания, и, простите, небольшие, но всё же деньги. Ни разу за весь съем очный период — восемь месяцев — не было повода расстраиваться.
М. А. А как вы думаете, что вы дали такого зрителям, чтобы они спустя сорок пять лет встречали вас с улыбкой?
Ю. Т. Все помнят момент, когда всё у нас в стране начало рушиться. Кино вообще рухнуло. Мы начали смотреть сразу всякое американское. Есть, конечно, и потрясающее кино в Голливуде, и великие мастера, но тогда начали покупать тот ширпотреб, где много стреляли, много секса, много всякой дряни.
И вот настал момент все-таки, когда нажрались колбасы, насмотрелись на голые задницы — и люди начали вспоминать наше советское кино, русское кино.
Его светлое, духовное начало. Давайте назовем это нашей национальной чертой. Ну вот, наверное, в «Электронике», опять же, всё это было: много юмора, музыки, смеха. Идея замечательная. Глазу приятно. Вот, наверное, что мы отдали.
И мне с братиком очень почетно, что нам посчастливилось поучаствовать в формировании нескольких поколений. Повторяю, что нас сейчас узнают гораздо больше. Так получилось.
Дровни, сено, снег, спина Гагарина
М. А. Вы сказали, что ваш папа верил во всеобщее счастье. Это прямо как по братьям Стругацким, когда бежит там сталкер и перед смертью кричит: я желаю счастья всем и побольше и для всего человечества.
Ю. Т. Он искренне верил, действительно. Верил, что прямо для всего человечества может наступить счастье.
В. Т. Он был где-то идеалист, конечно. И многие друзья были у него идеалисты. Вот он не случайно об этом, кто знает, он дружил опять же с Юрием Гагариным. А я убежден, что Гагарин тоже был идеалистом по-своему.
М. А. И вы Гагарина тоже видели?
В. Т. Когда он погиб, нам было два года. Но я помню силуэт. Он нас катал в санатории, в Переделкине, на дровнях, на санях таких.
Ю. Т. Были сани, много сена, и перед нами сидел мужик в лётной куртке.
М. А. Гагарин, вы думаете, тоже был идеалистом?
В. Т. Я убеждён. Ну когда человек так улыбается, наверное, он в большей степени идеалист и оптимист, нежели… Таким же был и Николай Николаевич Добронравов, царство ему небесное, он тоже идеалист, тоже папин друг. Тут достаточно почитать его стихи…
Ю. Т. Развала СССР, папа, конечно, не принял, для него это был удар. Но так как он был все-таки философ, кандидат философских наук, помимо всего, и был книгоиздателем, директором издательства «Прогресс».
Это одно из самых крупных издательств тогда в Советском Союзе, единственное, которое выпускало наши книги на иностранных языках. В 1977 году была тогда первая в Москве Международная книжная выставка-ярмарка, папа это организовал. Потом он был директором научно-производственного объединения «Книжная палата». То есть, ну, папа, он всегда же мудрый.
В. Т. Это знания, это библиотеки… Мы, кстати, родились 22 апреля, в день рождения Ленина. Мне часто говорят, что ты, наверное, в честь Ленина. Я, даже будучи пионером, никогда не хотелось быть названным в честь Ленина. Папа у нас Юрий Владимирович, и я всегда говорил, что я в честь дедушки. А Юрию всегда говорили, ну, ты, наверное, в честь папы Юрий Юрьевич?
Ю. Т. В какой нашей семье? Я думаю, что папа назвал меня в честь Гагарина, а мама — в честь папы. Так что давай не будем это самое. Так вот, возвращаясь к папе. Уже после развала Советского Союза он плотно начал изучать Библию, Коран.
М. А. Он поверил в Бога?
Ю. Т. Думаю, нет. Но он, наверное, признавал Создателя. Мы с братиком православные люди, так случилось, и наш способ разговора нашего с Создателем — это православие. Я думаю, что, конечно, что Бог всех о нас заботится. И за всеми присматривает. Просто надо верить – и помнить о заповедях. Тогда всё будет хорошо.
М. А. Спасибо!