Скромное начало дипломатического диалога России и США спровоцировало новый этап обсуждения соглашений об ограничении ядерных вооружений. Хотя эти вопросы менее приоритетны, чем решение украинского кризиса, но продвижение в этой области будет, возможно, столь же непростым. Простое возвращение к статус-кво решением не является, поскольку накопившиеся проблемы в этой области с обострением последних лет не связаны.
В новостных материалах, связанных с надеждами на позитивные результаты текущего российско-американского диалога, часто поднимается вопрос о скором завершении срока действия Пражского договора СНВ 2010 г. (по устоявшейся в отечественном дискурсе традиции сокращаемый как СНВ-3, на западе — New START [1]). В первую каденцию Д. Трампа России не удалось договориться с США не только о его замене на новый договор, но даже о продлении истекающего основного срока, что было сделано уже с администрацией Дж. Байдена в начале февраля 2021 г. СНВ-3 был продлен в соответствии с прописанной в нем нормой однократно, на пять лет — до 5 февраля 2026 г., то есть действовать ему осталось уже меньше года.
Однако уже более двух лет, с 28 февраля 2023 г. договор приостановлен по инициативе российской стороны. Основной причиной называют недопустимость возобновления посещения авиабаз российской стратегической авиации американскими инспекторами (взаимные инспекции в рамках СНВ были прерваны в начале 2020 г. из-за пандемии COVID-19) в условиях, когда при американской же разведывательной поддержке они подвергались ударам украинских БПЛА. Кроме того, требуя возобновления инспекции российских объектов, США не могли гарантировать оперативное и беспрепятственное посещение своих (в условиях закрытого авиасообщения). Из малопубличных причин, важных с практической точки зрения — в рамках договора велся постоянный обмен информацией о статусе и дислокации стратегических носителей (по установленным каналам связи в обычное время отправлялось несколько сообщений ежедневно), что в условиях принятия мер по рассредоточению используемых в рамках СВО бомбардировщиков могли счесть неприемлемым.
Фактически приостановка свелась именно к прекращению исполнения «информационных» статей договора — ключевых его положений о сохранении потолков числа развернутых носителей и боезарядов, на которые страны вышли еще в 2017–2018 гг. (после этого как такового сокращения стратегических вооружений не проводилось, а суть договора свелась к ограничению, не наращиванию их количества), было решено продолжать придерживаться. Хотя за пять лет без инспекций взаимные подозрения значительно усилились, но серьезно выйти за лимиты СНВ-3 не могла бы ни одна из сторон — относительно незаметно можно провести только частичное доснаряжение баллистических ракет дополнительными боевыми блоками, что не даст существенного перевеса, а при обнаружении выставит инициатора агрессором и полностью развяжет руки противоположной стороне.
Можно предположить, что в случае значительных успехов в урегулировании украинского конфликта и устранения наиболее острых претензий в области безопасности Москва будет готова возобновить действие договора, однако встает вопрос — имеет ли это какой-то особый смысл? Конечно, кроме символического — можно будет закончить с пражским СНВ «на хорошей ноте», например, отчитавшись 5 февраля 2026 г. о количествах носителей и зарядов, которые подтвердят, что стороны подошли к окончанию его действия с показателями, укладывающимися в его лимиты. Причем сделали это, руководствуясь только своей «ответственностью» и «искренней приверженностью делу ядерного разоружения» (по крайней мере, будет что сказать хорошего неядерным державам на большой Обзорной конференции Договора о нераспространении ядерного оружия, назначенной на 2026 г.).
Необязательно заканчивать с СНВ-3 в феврале следующего года — хотя непосредственно в тексте договора не предусмотрено продление более одного раза и более чем на пять лет, но в тексте нет и той же «приостановки». Это двухстороннее соглашение суверенных акторов, и нет никого, кто мог бы запретить лидерам стран подписать краткое международное соглашение из пары пунктов с содержательной частью «считать СНВ-3 действующим до…» (например, добавив к сроку действия период, когда договор был приостановлен, дабы он мог «доработать положенное»).
Близкий опыт уже есть — после провала ратификации СНВ-2 был наспех заключен договор СНП, который не заменял СНВ-1, а продлевал его действие и устанавливал новые количественные потолки. Такой сценарий ранее казался труднореализуемым, поскольку продление за пределы заранее оговоренного потребовало бы от американского президента ратификации в Конгрессе, который всегда тяжело поддерживал соглашения по контролю над вооружениями. Но сейчас в Капитолии складывается уникальная ситуация — большая часть республиканцев верна курсу президента, а демократы по идеологическим соображениям менее критичны к контролю над вооружениями; так что Д. Трамп, возможно, смог бы «протащить» через Конгресс «СНВ-3.1». Другой вопрос, что, вероятно, это уже неинтересно ни одной из сторон, поскольку СНВ-3 перестает соответствовать формирующемуся соотношению сил.
Прекрасный новый мир
В последние годы все чаще в западном дискурсе звучит термин «Третья атомная эра» применительно текущему историческому этапу. Ей предшествовал этап холодной войны США и СССР и этап эффективного и многократного сокращения ядерных вооружений ведущими державами в 1990–2010-е гг. Американские эксперты выделяют в качестве отличительного признака нового этапа рост ядерных арсеналов Китая и появление новых ядерных держав (в данном случае по понятным причинам выделяют построение КНДР эффективных ядерных сил и пороговое положение Ирана). В результате сокращения ядерных арсеналов Москвы и Вашингтона возросла роль союзников США по НАТО, которые тоже сократили свои запасы, но в меньшей степени.
Оценки американскими официальными лицами китайских арсеналов и прогнозы их роста в последнее время растут ежегодно — и если так было и при прошлой администрации, то при действующей тенденция по меньшей мере сохранится. Согласно последней на сегодняшний день официальной позиции Пентагона, Китай к середине 2024 г. имел более 600 готовых к развертыванию боеголовок и будет иметь более 1 000 к 2030 г. В такой обстановке американские военные уже несколько лет говорят о стоящей перед ними проблеме обеспечения «одновременного, но независимого сдерживания двух близких противников».
Насколько можно понять подобные словесные конструкции — проблема в американском военном планировании в этой области состоит в неопределенности того, насколько тесными будут взаимоотношения России и Китая в будущем, стоит ли перед стратегическими ядерными силами (СЯС) США задача сдерживать совокупные СЯС России и Китая, что при наиболее простом подходе требует иметь если не строго паритетные их сумме силы, то как минимум что-то близкое к этому. При этом, с другой стороны, само выстраивание Соединенными Штатами подобных сил подтолкнет Москву и Пекин к ответным действиям, включая сближение — получается такое «самосбывающееся пророчество». Отсюда, вероятно, и подчеркивание «независимого» сдерживания двух оппонентов.
С российской стороны в ответ на жалобы американцев на «уникальную, никогда не существовавшую проблему» часто можно услышать иронию, поскольку в 1970–1980 гг. американцы сами постарались создать похожую проблему для СССР, выстроив неофициальный блок с Китаем. При определенной схожести — перед Москвой действительно остро стояла проблема обеспечения сдерживания еще и на восточном фланге — ситуации, конечно, значительно отличались. КНР представляла для СССР головную боль в первую очередь в плане конвенционного конфликта. Ядерные арсеналы Пекина в тот период были малы, технически несовершенны и значительно уступали возможностям тех же Великобритании или Франции (потенциалы которых даже совокупно были совершенно ничтожны по сравнению с силами СССР и США [2]). Причем за счет географической близости для сдерживания КНР СССР мог использовать не те же средства, что для сдерживания США (например, примерно треть ракетных комплексов средней дальности «Пионер» разворачивалась за Уралом). Перед США же сейчас встает задача сдерживания в ядерной области одного равного противника и одного «почти равного» (с тенденцией на сокращение отрыва), причем оба расположены на одинаковой межконтинентальной дистанции, то есть затруднено выделение какой-то части сил на сдерживание только одного из них с тем, чтобы второй «не беспокоился» [3].
На этом моменте (если не раньше) читатель может задаться вопросом, почему нас должны волновать американские стратегические проблемы. В конце концов, США создали их себе сами, и сейчас заманчиво просто получать удовольствие от их терзаний и метаний. Однако проблема в том, что наиболее простым и очевидным решением, которое они могут избрать, является значительное количественное наращивание своих потенциалов в течение ближайших десятилетий, чтобы иметь если не суммарный российско-китайский арсенал, то по крайней мере значительно превосходящий каждый из них по отдельности.
Подобные идеи давно высказывали наиболее ястребиные аналитические центры, и это само по себе не было бы важно, но они, похоже, «взяты на вооружение» и официальными лицами Пентагона. Так, на конференции в марте 2025 г. глава Стратегического командования США (US Strategic Command, USSTRATCOM; «надстройка» в вооруженных силах над всеми компонентами ядерной триады, принадлежащими ВВС и ВМС США) генерал Коттон заявил, что необходимо закупить не менее 145 новых стратегических бомбардировщиков B-21 «Raider» (официально в силе план «не менее 100»), увеличить выпуск крылатых ракет с ядерной боевой частью AGM-181 LRSO для вооружения как B-21, так и модернизируемых B-52, а также увеличить серию ракетных субмарин типа «Columbia» (сейчас планируется построить 12 для замены 14 лодок типа «Ohio»). Он не призвал увеличить количество разве что новой шахтной межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) LGM-35 «Sentinel», и, скорее всего, только потому что программа медийно переживает не лучшие времена из-за вскрывшегося резкого роста стоимости проекта. Ранее высокопоставленные американские военные избегали призывов наращивать ядерные арсеналы — возможно, потому что все усилия были сосредоточены на том, чтобы «отстоять» финансирование хотя бы базового количества. А теперь, похоже, они увидели, что в кулуарах Капитолия и Пентагона ситуация изменилась и можно добиться большего.
Как на значительное наращивание американских СЯС отреагируют Россия и Китай?
Для надежного ядерного сдерживания нет необходимости в строгом количественном паритете. Россия даже не использовала полностью потолки СНВ, причем порой с большим запасом (особенно по количеству развернутых носителей — наиболее затратная характеристика в производстве и эксплуатации). Однако в условиях наличия у США союзников с ядерным оружием, значительного и растущего количественно и качественно арсенала неядерного оружия стратегической дальности (способного использоваться в том числе для контрсиловых ударов по СЯС и средствам управления СЯС), нового этапа построения глобальной ПРО, на значительный количественный перевес США в СЯС российское военно-политическое руководство пойти не сможет. Количественное и качественное превосходство в тактическом ядерном оружии «внутриконтинентальной» дальности в данном случае поможет России лишь частично, поскольку оно может только отчасти уравновесить фактор блока НАТО. При этом в Москве не воспринимают отношения с Китаем как твердый военный союз (и трудно представить, чтобы начали воспринимать в будущем), так что власти не могут опираться на китайские СЯС как на фактор, усиливающий российское сдерживание.
Благодаря сохраненной в 1990-е гг. и развитой впоследствии «ядерной» ветви ВПК Россия, конечно, способна наращивать свои СЯС темпами, не уступающими американским (где в результате развала в этой области восстановление крупносерийного выпуска термоядерных зарядов перенесено на середину 2030-х гг.). Однако это будет требовать дополнительных трат как в закупках, так и в эксплуатации одновременно в рамках государственного и военного бюджетов. Не стоит забывать, что вопрос не ставится о противопоставлении «попилили ракеты на кастрюли» — в условиях всегда ограниченного верхним значением предела военных расходов дополнительные стоящие в шахтах ракеты обходятся вооруженным силам в некое количество других, не закупленных, вооружений и военнослужащих, которые соответственно не попадают в другие виды войск. А эти дополнительные эскадрильи самолетов, полки танков, беспилотников и прочего с куда большей вероятностью окажутся в реальных боевых действиях, а от успехов в конвенционном конфликте в том числе зависит необходимость идти выше по лестнице эскалации.
Таким образом, для России сценарий, при котором США идут на значительное наращивание своего стратегического арсенала, выглядит невыгодным и его стоит избегать, в том числе и предлагая американцам альтернативные выходы. О продолжении сокращений ядерных вооружений в резко осложнившейся международной обстановке пока, вероятно, стоит позабыть. Тем более что и для России дальнейшее значительное сокращение без подключения к процессу Великобритании и Франции уже «некомфортно». А в глобальный «ядерный договор» (по меньшей мере, ядерной пятерки, а то и Китай, возможно, потребует подключать к ограничениям Индию, а та — Пакистан) в ближайшем десятилетии и вовсе поверить трудно.
Целью китайского военно-политического руководства в обостряющемся на протяжении последних десятилетий противостоянии с США является, очевидно, выстраивание СЯС, обеспечивающих не минимальное, а надежное, гарантированное ядерное сдерживание. Это не обязательно требует достижения строгого паритета (нужно помнить, что 600… 1000… 1500… китайских боеголовок в американских оценках приводятся с учетом и размещенных на средствах региональной дальности), но десятикратная разница в количестве зарядов, доставляемых на основную территорию оппонента, им более неприемлема. Кроме того, Китай соседствует с рядом американских союзников и американских передовых баз, а многие другие страны региона настроены в разной степени недружественно по отношению к нему (причем по мере обострения противостояния США и КНР количество «нейтралов» будет уменьшаться, и пока существует тенденция их перетекания не в пользу Пекина). Китай, вероятно, способен производить ракеты в больших количествах, но темпы выпуска ядерных зарядов отстают от них из-за того, что отрасль строилась под «минимальное сдерживание». С учетом наличия у США большой «форы», их переход к активному количественному наращиванию арсеналов для Пекина невыгоден еще больше, чем для Москвы.
Балансируя на трехногой табуретке
Решение дилеммы ограничений стратегических вооружений на новом историческом этапе — вопрос сложнейший; не менее, а то и более сложный, чем аналогичный между США и СССР, выработка правил игры в котором заняла не менее половины всего периода холодной войны. Асимметрия воспринимается как сложность и главный недостаток в треугольнике США, России и КНР, но вместо попыток борьбы с ней, жонглируя цифрами лимитов (например, пытаясь повторить Вашингтонское морское соглашение 1922 г.), возможно, стоит использовать ее как инструмент для решения проблемы.
Если рост СЯС Китая — это проблема, которая активно обсуждается годами (еще прошлая американская администрация педалировала ее на переговорах с Россией по вопросу продления СНВ), то в этому году появился новый «возмутитель спокойствия». Речь идет об анонсированном вернувшимся в Белый дом Д. Трампом «Золотом куполе» — построенной на новом уровне и с использованием космического ударного компонента национальной ПРО США [4]. В подписанном 27 января 2025 г. приказе провозглашается, что политика Вашингтона в области достижения «мира через силу» заключается в защите граждан и критической инфраструктуры от ракетной и воздушной атаки, а также в обеспечении гарантированного ответного удара.
Для этого предлагается развернуть космические средства целеуказания, космические средства перехвата баллистических ракет на этапе разгона и дополнительные средства перехвата на промежуточном и конечном участках траектории (в данном случае имеются ввиду, вероятно, противоракеты). В качестве дополнительных средств предлагается изучить «некинетические средства перехвата баллистических, гиперзвуковых и аэродинамических целей», что можно понимать одновременно как благословление на продолжение давних экспериментов с лазерами и как то, что на текущем этапе основным средством перехвата все еще считают противоракеты (но теперь и установленные на спутниках). Важнейшим отличием перспективного «Золотого купола» от современной национальной ПРО США является провозглашение необходимости защиты не только от «стран-изгоев», но и от равных США оппонентов; а также отражения «контрценностных ударов» [5].
За прошедшие три месяца архитектура «Золотого купола» не стала полностью ясна. Собственно, похоже, она пока не вполне понятна и заказчику, поскольку Пентагон все еще собирает предложения от промышленности и вряд ли потратит меньше года на определение облика планируемой системы. Однако попавшие в прессу обрывки информации о предложениях заставляют задуматься, что провозглашенная Д. Трампом амбициозная цель является в первую очередь пропагандисткой, а не реально преследуемой.
В конце марта компания «Booz Allen Hamilton» опубликовала концепт созвездия «Блестящие рои» (Brilliant Swarms) из «до 2 000 спутников», которые одновременно выполняли бы роль средства обнаружения запусков и спутников-перехватчиков. Их предполагается размещать на полярной орбите на высоте от 300 до 600 км. Каждый из спутников «роя» должен весить 40–80 кг, что обеспечит достаточно быстрый вывод созвездия на орбиту. Концепция и даже само название созвездия выглядит оммажем на проект «Блестящих камешков» (Brilliant Pebbles) — один из основных концептов Стратегической оборонной инициативы (Strategic Defense Initiative), который в конце 1980-х гг. был выбран как наиболее простой для практической реализации. Однако серьезность предложения Booz Allen Hamilton вызывает большие сомнения — оно выглядит как данные, взятые из оригинального концепта СОИ и сдобренные современными трендами (ИИ, машинное обучение, связанные в сеть спутниковые мегасозвездия и т.д.).
Оригинальный «камешек» имел приблизительно такую же массу, но примерно 90% из нее приходилось на топливо (по сути, спутник-перехватчик «Brilliant Pebbles» представлял из себя маленькую ракету с инфракрасной головкой самонаведения в «чехле» из контейнера небольшой солнечной батареей). Спутник современного «роя» должен быть оборудован средствами связи внутри созвездия, обзора окружающего пространства (созвездие, по заявлению создателей, обладает еще и противоспутниковыми возможностями), возможностями обнаружения и наведения на ракеты и бортовым компьютером, что уменьшает долю в массе, отведенную на двигатели и топливо, а значит и уменьшается придаваемое ускорение.
Лозунг — «ИИ позволит выбирать наиболее эффективно расположенный спутник для атаки» — выглядит как неудачно сгенерированный нейросетью: у подобного созвездия не будет особой проблемы с выбором спутника для атаки — пытаться перехватить МБР должен каждый спутник, имеющий минимальную возможность. «2 тыс. спутников на полярной орбите» — только на словах звучит много, на самом же деле они будут равномерно распределены над земным шаром — например, над Китаем одновременно будут находиться, согласно математическим моделям, только 4–7 спутников. Так что при минимально плотных пусках будет не до выбора, и будут иметь значения не «мозги» перехватчика, а лучшие динамические возможности. Впрочем, учитывая, что авторы не сотрудники инженерной компании, а специалисты по консалтингу и кибербезопасности, удивляться нечему.
О предложениях специализирующихся на космической технике фирм известно куда меньше. Sierra Nevada, похоже, предлагает более крупные орбитальные станции — «артиллерийские батареи» с многочисленными противоракетами-перехватчиками на каждой, к снабжению и обслуживанию которых можно приспособить челноки «Dream Chaser», создаваемые ей же. Boeingпланирует предложить подключить свои военные мини-челноки X-37B к процессу отработки различных элементов «Золотого купола» и через свои филиалы участвовать в создании спутников целеуказания.
По понятным причинам фаворитами в СМИ называют предложение компании «SpaceX». Если верить утечкам, корпорация Илона Маска предлагает развернуть от 400 до 1 000 спутников обнаружения ракетных пусков и целеуказания собственной разработки (вероятно, на спутниковой платформе «Starshield», родственной спутникам связи «Starlink») и порядка 200 ударных платформ, которые должна создать другая фирма. При таком небольшом количестве последних речь идет, очевидно, о многозарядных платформах, и, вероятно, о возможности атаки ступеней разведения или боевых блоков уже после активного участка траектории ракеты. Однако даже при этом, учитывая упомянутую выше распределенность противоракетного созвездия над всей планетой, подобная система будет способна отражать только очень небольшой удар.
И если она сделана так по требованию заказчика (которые, предположим, И. Маску хорошо известны), это может быть почвой для ряда предположений. Главное из них — осознавая чрезвычайную дороговизну, сложность и опасность (с точки зрения реакции оппонентов), даже пытаясь создать действительно крупномасштабную глобальную ПРО, США вновь производят систему с ограниченным функционалом. Однако в этот раз она имеет смысл и в противостоянии с крупными ракетно-ядерными державами.
Речь не идет о надежном отражении спланированного массированного ракетно-ядерного удара — при залповых пусках из позиционных районов целей не только будет значительно больше, чем будут способны перехватить спутники, но и их прорыв можно будет обеспечить специальными мерами по «пробитию брешей» в космическом щите. Они обсуждались еще в 1980-е гг. — от огня наземных лазерных орудий, подобных российскому «Пересвету», до высотных ядерных взрывов. Благо раз в США предлагают на новом уровне реализовывать идеи того времени, то российская сторона (и однозначно изучавшая тему китайская) смогут вернуться к идеям того же периода. Конечно, имеется угроза для надежности «глубокого» ответного удара (который стартует уже после того, как боеголовки атаковавшего поразят цели, используя выжившие средства), но Россия и КНР дрейфуют в своей ядерной политике к встречному удару (соответственно, со стартом в момент, когда ракеты атакующего еще находятся в космосе), что обусловлено даже не столько ПРО, сколько развитием неядерного высокоточного оружия, в том числе «гиперзвуковых» систем.
«Золотой купол» в совокупности всех своих компонентов на современном уровне технологий, с учетом мер по преодолению ПРО, которые будут активно развивать ведущие ракетные державы, сможет поражать только некую долю в ракетном залпе «равного или близкого к равному» противника США. И тут начинается лукавство в объявленных целях его создания: подобный подход почти бессмысленен для защиты от контрценностных ударов. Мегаполису по большому счету все равно, удар скольких боеголовок он получит — 15 или пяти. Учитывая, что основную проблему будут представлять пожары, разрушения и невозможность обеспечения медицинской помощи пострадавшим, количество жертв не будет пропорционально количеству мегатонн.
А вот для защиты от контрсиловых ударов, в которых прицельными ударами необходимо поражать каждую малоразмерную защищенную цель, добавление «понижающего коэффициента» кратно увеличивает наряд сил для удара и делает его невозможным еще на этапе планирования. Так что, возможно, истинной целью «Золотого купола» является не пункт из указа о «защите населения», а об «обеспечении гарантированного ответного удара». Через эту гарантию, как и десятилетия назад, будет обеспечиваться взаимная безопасность сверхдержав. Кроме того, США перестанут считать себя столь уязвимыми для молодых ракетно-ядерных игроков, но вряд ли настолько защищенными, чтобы решиться на авантюры: даже один пропущенный «мяч» в конфликте с КНДР не может считаться приемлемой ценой.
***
Если США предпочтут решать проблему двух потенциальных противников не через наращивание арсеналов, а через повышение устойчивости своих СЯС [6], это будет более предпочтительным вариантом для России, поскольку ударный потенциал США при этом не будет создавать угрожающего перевеса. Разумеется, это допустимо только в том случае, если Москва будет и дальше уверена в способности российских СЯС при необходимости нанести ответный удар достаточной для обеспечения сдерживания мощи. Для этого потребуется и дальше повышать устойчивость СЯС, в том числе за счет прикрытия отдельных регионов средствами противоракетной и противокосмической обороны.
Если Москва и Пекин сочтут допустимым отнестись с пониманием к усилиям США по обеспечению собственной безопасности, этот шаг должен быть взаимным. США не должны требовать радикального сокращения тактического ядерного оружия (ТЯО) России и КНР (условно говоря, средств «внутриконтинентальной» дальности) как не угрожающего непосредственно Соединенным Штатам. ТЯО является соразмерным средством уравновешивания НАТО (имеющего в составе ядерные Великобританию и Францию), Южной Кореи, Японии (пороговые державы) и американских сил передового развертывания [7]. Более того, учитывая эту практику передового развертывания, американские носители «внутриконтинентальной» дальности для Москвы и Пекина являются непосредственной и стратегической угрозой; и США должны ограничить их в идеале текущими средствами (авиабомбы свободного падения) или крайне малыми количествами новых типов (в случае реализации, например, программы крылатой ракеты подводных лодок SLCM-N), чтобы они годились только в качестве политических средств обеспечения союзных обязательств по «расширенному сдерживанию» или были инструментами для отдельных симметричных сигнальных ударов.
Решение задачи балансирования на трехногой табуретке, да еще с ножками разной длины, не будет простым, однако в случае активного диалога сторон (который уже ведется Россией и Китаем) на это есть надежды. Для этого, вероятно, придется отойти от симметричного — с оговорками — подхода холодной войны СССР и США и учитывать отличающиеся потребности, возможности и затруднения всех участников.
1. START — английское сокращение для Договора СНВ-1 1991 г. START-2 — это, соответственно, не вступивший в силу СНВ-2 1993 г., а START-3 — это обсуждавшиеся во второй половине 1990-х гг. проекты его дальнейшего развития.
2. Для иллюстрации просто отметим, что у СССР в 1980-х гг. было примерно в 150-200 раз больше ядерных зарядов, чем у КНР.
3. Здесь можно еще раз вспомнить уже упомянутый советский ракетный комплекс «Пионер». В свое время его появление американцы встретили спокойно, а «панику», приведшую в итоге к Евроракетному кризису, разогнали европейские члены НАТО.
4. Первоначально — очевидно, под впечатлением от успехов ПРО Израиля в ходе ограниченных обменов ударами с Ираном в конце 2024 г. — американская программа была названа «Железный купол для США», но через месяц переименована. Естественно, планируемая космическая стратегическая ПРО даже отдаленно не имеет ничего общего с израильским тактическим комплексом ПРО малой дальности, предназначенным для поражения неуправляемых реактивных снарядов. См.: Golden Dome replaces Iron Dome: Pentagon renames missile defense initiative // SpaceNews, 28.02.2025. https://spacenews.com/golden-dome-replaces-iron-dome-pentagon-renames-missile-defense-initiative/
5. Одними из распространенных терминов в ядерной стратегии являются понятия «контрценностный» (countervalue) и «контрсиловой» (counterforce) удар. Первые наносятся по наиболее важным инфраструктурным и экономическим объектам (и прочие эвфемизмы, которые за полвека придумали, чтобы не писать «по городам»), вторые — по ядерным силам и средствам управления ими.
6. Этот вопрос интересовал администрацию Д. Трампа и в прошлую каденцию, поскольку считалось возможным создание в США мобильных наземных ракетных комплексов, в том случае если безопасность подводных ракетоносцев будет под угрозой из-за развития беспилотных подводных аппаратов.
7. В условиях «стратегического партнерства» России и КНР не принято об этом говорить, но в том числе и средствами сдерживания друг друга в случае гипотетического возврата отношений атмосфере 1960-1980-х гг. В военном строительстве в этой области, ведущемся на десятилетия вперед, нужно учитывать разные сценарии.